Зарубежная фантастическая проза прошлых веков (сборник) - Семибратова Ирина Всеволодовна

— Бумаги, бумаги! — исступленно крикнул король. — Пуды бумаги, вагоны бумаги! Постойте, я должен скинуть сюртук! — С какой-то неестественной стремительностью он сорвал с себя сюртук и игриво швырнул его в голову редактора. Потом подошел к зеркалу и начал разглядывать себя. — Без сюртука и в шляпе, — пробормотал он. — Совсем как настоящий выпускающий. Ей-богу, в этом вся сущность выпускающего. Ну-с! — внезапно набросился он на Хоскинса. — Где же бумага?

Палладиум почтительно высвободился из-под обвившего его королевского одеяния и промолвил с ноткой удивления в голосе:

— Боюсь, ваше величество…

— Ах, у вас нет ни на грош предприимчивости! — перебил его Оберон. — Что это за сверток там в углу? Обои? Украшение вашего семейного очага? Интимное искусство, Палли? Давайте их сюда — я напишу на их оборотной стороне такие телеграммы, что, оклеивая вашу гостиную, вы повернете их рисунком к стене. — Король бросил сверток обоев на пол и развернул его. — Ножницы! — скомандовал он и сам схватил их, прежде чем Хоскинс успел шевельнуться.

Он разрезал бумагу на пять кусков, каждый величиной с дверь; потом схватил большой синий карандаш, опустился на колени и пополз по пыльному линолеуму, выводя огромными буквами.

Эта работа, по-видимому, нисколько не умерила его пыла, ибо через несколько минут он вбежал в редакцию с радостным воплем:

— Есть! А теперь передовицу!

Он поднял с пола широкую полосу обоев, положил ее на письменный стол, извлек вечное перо и начал лихорадочно писать, читая про себя отдельные слова и фразы и, словно вино, смакуя их на языке, чтобы удостовериться, имеется ли в них настоящий газетный букет.

— Ну вот! А теперь — рассказ очевидца, — сказал король, поднимая с пола четвертый кусок обоев. Но в этот момент в редакцию вбежал Бэк; голова его была забинтована.

— Мне говорили, что ваше величество здесь, — сказал он с обычной своей грубой вежливостью.

— Какая удача! — восторженно воскликнул король. — Вот вам и очевидец! Но, увы! Очевидец с одним только оком. Вы можете написать для нас специальный отчет, Бэк? Достаточно ли изыскан ваш стиль?

Бэк не обратил ни малейшего внимания на идиотскую резвость короля.

— Ваше величество, — сказал он с самообладанием, граничившим с вежливостью, — я взял на себя смелость пригласить сюда м-ра Баркера.

И действительно, в ту же секунду в редакцию с обычным своим озабоченным видом вошел Баркер.

— Как дела? — облегченно вздыхая, спросил его Бэк.

— Сражение все еще продолжается, — ответил Баркер. — Четыреста западных кенсингтонцев получили ночью основательную трепку. Их теперь калачом туда не заманишь. А бейзуотерцы бедняги Вилсона оказались молодцами. Они дерутся, как львы. Один раз даже взяли Пэмп-стрит. Что за дикие вещи творятся на этом свете! Подумать только, что из всех нас один малютка Вилсон вел себя как следует!

Король отметил на обоях:

— Да, — сказал Бэк, — тут поневоле задумаешься над относительностью всего земного.

Король внезапно смял свою бумагу и сунул ее в карман.

— Идея! — воскликнул он. — Я сам буду очевидцем! Я буду посылать вам такие письма с фронта, что факты лопнут от зависти. Дайте мне мой сюртук, Палли! Я вошел в эту комнату английским королем. Я покидаю ее специальным военным корреспондентом «Судебной газеты». Бесполезно останавливать меня, Палли! Тщетно цепляетесь вы за мои колени, Бэк! Не надо рыдать у меня на плече, Баркер! Когда призывает долг, личные чувства молчат. Вы получите мою первую статью сегодня вечером с восьмичасовой почтой!

И, выбежав из редакции, он вскочил в синий бейзуотерский омнибус, медленно плывший вверх по улице.

— Так, — мрачно сказал Баркер, — так.

— Баркер, — воскликнул Бэк, — быть может, купцы и не стоят политиков, но, ей-богу, война имеет гораздо больше общего с коммерцией, чем с политикой! Вам, политикам, демагогия до такой степени въелась в кровь и плоть, что даже при деспотическом режиме вы только и думаете, что об общественном мнении. Вы лавируете, изворачиваетесь и боитесь малейшего ветерка. А мы упираемся лбом в стену и пробиваем ее. Мы учимся на собственных ошибках. Знайте же! Сейчас, в тот самый момент, что мы с вами разговариваем, Вэйн разбит наголову!

— Вэйн разбит? — повторил Баркер.

— Разумеется, разбит! — воскликнул Бэк, простирая к нему руки. — Слушайте меня! Вчера вечером я утверждал, что мы справимся с ним, заняв девять подступов. Так вот, я ошибался! Мы справились бы с ним, если бы не случилось одного непредвиденного события — если бы не потухли фонари. В остальном мы играли наверняка. Подумали ли вы о том, дражайший Баркер, что с того времени кое-что изменилось?

— Что ж именно? — спросил Баркер.

— По удивительному стечению обстоятельств взошло солнце! — сдерживая бурлящее в нем волнение, ответил Бэк. — Какой дьявол мешает нам занять эти подступы теперь — теперь двинуться на Пэмп-стрит? Мы должны были сделать это на заре, но проклятый доктор не позволил мне выйти на улицу. Вы будете командовать.

Баркер хмуро усмехнулся.

— Я рад сообщить вам, дорогой мой Бэк, что мы предвосхитили ваш план. С первыми лучами солнца мы заняли все девять переулков. К сожалению, пока мы убивали друг друга, словно пьяные грузчики, м-р Вэйн со своими людьми не терял даром времени. В трехстах ярдах от Пэмп-стрит, в начале каждого из девяти переулков, возведена баррикада вышиной в дом. Когда мы подошли, они как раз заканчивали последнюю баррикаду, у Пем-бридж-роуд. Наши ошибки! — внезапно крикнул он, желчно бросая недокуренную папиросу на пол. — Кто угодно учится на них, только не мы сами!