Меж трех времен - Финней Джек (читать книги без сокращений TXT) 📗
- Какие у Данцигера были инициалы?
- Е.Е.
- Точно! Точно - Е.Е.Данцигер...
- Майор, давайте уйдем отсюда. А то хозяин начинает прислушиваться. Заплатите ему за - как он, называет свою бурду? - кажется, кофе...
Они вышли на улицу и подошли к одинокой скамейке в скверике.
- Данцигер утверждал, что если прошлое действительно существует - а Эйнштейн ведь не сомневался, что это так и есть, - то должен существовать и способ до него добраться. Это заняло два года, но Данцигеру удалось получить деньги на свой Проект. От федерального правительства.
- От кого же еще?
- Можно подумать, что вам, майор, платит не правительство, а кто-то другой...
Рюб ответил усмешкой.
- Сколько ему дали? Наверное, несколько миллионов. Денег хватило не только на покупку здания - их было достаточно, чтобы купить этот городок. Да-да, весь городок. Надо думать, за него не так уж дорого и запросили - взгляните сами на эту мусорную кучу. Вокруг ничего, кроме истощенных полей, зарастающих кустарником. И тут никого, кроме пропойц, наркоманов и неудачников. Нигде у них ни черта не вышло, вот они и потянулись сюда, получают пособие и пьют. Или выращивают марихуану на земле, которая им не принадлежит. Отбросы общества. Голь перекатная...
- Вы и себя относите к их числу?
- А чем я лучше? Но когда городок перешел в собственность Проекта, его реставрировали и сделали таким, каким он был в двадцатых годах.
Рюб демонстративно огляделся: городишко явно пришел в упадок, глазу отдохнуть не на чем.
Макнотон ухмыльнулся:
- Понимаю, что сейчас этого не видно. Тут какая-то тайна, майор, но давайте обо всем по порядку. Пока что поверьте мне на слово, местечко было полностью реставрировано и стало «калиткой в прошлое» - так это называл доктор Данцигер. «Калитки» облегчают переход от симуляции на «Большой арене» к настоящему путешествию во времени. Мне это удалось. Удалось перейти в подлинный Уинфилд двадцатых годов. Надо сказать, что добиться этого удавалось немногим. Вам, майор, не удалось. Вы пробовали - и не сумели. А кое-кто все-таки сумел, и я среди них. И черт возьми, майор, - я очутился именно там, где мечтал очутиться всю жизнь. Видели бы вы этот городишко в двадцатые годы! Он был прекрасен, просто прекрасен! Тихие проселочные дороги и деревья, деревья повсюду. А в аптеке...
- Избавьте меня от ностальгии!..
- Терпеть не могу это словечко. Знаете, кто пользуется им чаще всего? Завзятые патриоты. Те, кто живет в лучшей стране на свете. Как же ей не быть лучшей, если они здесь живут? И ясное дело, они живут в лучшем из всех возможных времен - еще бы, ведь это их время! А если вы хотя бы намекнете, что бывали времена и получше, они тут же завопят: «Ностальгия, ностальгия!..» Даже не удосужившись разобраться, что значит это слово. А означает оно, по-моему, излишнюю сентиментальность, и больше ничего.
- Да черт с ними, с патриотами, Джон!
- Ну поглядите на эту улицу сегодня - с души воротит. Но видели бы вы ее, о Господи, видели бы вы ее в двадцатые годы! Скажем, летом, в субботу вечером. На Мейн-стрит яблоку негде упасть - и горожане, и окрестные фермеры. И все знают друг друга, останавливаются поболтать. Потом подойдет еще кто-нибудь, и вот на тротуаре уже толпа. Не то что в нынешних проклятущих торговых центрах. Зайди в один и тот же центр хоть сто раз, и все равно не встретишь никого или почти никого, одни незнакомцы, которых ты никогда не видел и никогда больше не увидишь. В двадцатые годы этот чахлый, погибающий скверик был великолепен: деревья, трава, кусты, тропинки, зеленые скамейки - и люди, люди! Некоторые фермеры приезжали в колясках или в фургонах. Вдоль тротуаров были коновязи, а не счетчики для парковки. Хотя машины уже были. По большей части «форды» модели «Т» [первый массовый американский автомобиль, выпущенный в 1908-1927 годах в количестве 15 миллионов штук]. А я работал механиком в гараже для лимузинов «пирс-арроу».
- Удивительно, что вы возились с автомобилями, Джон. И вас не раздражала вонь выхлопных газов?..
- Может, и раздражала. Может, лет за двадцать - тридцать до того Уинфилд был еще лучше. Был бы рад увидеть и сравнить. Майор, я должен вернуться туда - должен, и все тут!
- Какого же черта вы там не усидели?
- Не поверите: помешало то самое любопытство, которое кошку сгубило. Я вернулся в настоящее - думал, всего на день-другой, поглядеть, что стало с Проектом. Знаете, как только Проект оказался успешным, его возглавили вы. Вместе с Эстергази. Вышвырнули Данцигера вон. На ваш вкус, он был чересчур осторожен, все беспокоился, как бы не изменить что-нибудь в прошлом. Потому что, как он говорил, никому не известно, как перемена повлияет на настоящее. Опасно, повторял он, очень опасно! А вы с Эстергази потирали себе руки. Вам не терпелось доподлинно выяснить, что может случиться. Но я, майор, возвращаюсь к тому, что уже фактически сказал. «Калитка» исчезла. Я не могу вырваться из этой мерзости!
- Джон, все это весьма и весьма интересно. И вы так хорошо рассказываете! Только я побывал там, где размещался ваш Проект. Не далее как вчера. Там контора братьев Бийки и склад. И всегда был склад, и ничего больше - видно с первого взгляда...
- Верно. В определенном смысле совершенно верно.
- И чтобы этот городишко превратился в то, что он есть, нужно с полсотни лет, никак не меньше. Его никогда не реставрировали!
- Опять верно. В определенном смысле.
- В каком же?
Макнотон несколько раз кивнул Рюбу и самому себе, потом сказал:
- Видите ли, майор, месяц назад или чуть раньше я отправился автобусом в Монтпилиер, столицу штата. Зашел в библиотеку, и там мне разыскали здешнюю газетенку «Уинфилд мессенджер». У них она за все годы, с 1851-го до 1950-го, - самую капельку не хватило до векового юбилея. Я взял подшивку с 1920-го по 1926-й год и, признаться, кое-что спер оттуда, вырезал на память. И постоянно держу эти вырезки при себе. Потому что они - единственное, что у меня осталось...
Из внутреннего кармана он извлек аккуратную плотную папку и передал Рюбу Прайену. Открыв папку, Рюб обнаружил вклеенный кусок газеты шириной в три колонки. Сверху часть заголовка - «...ессенджер», потом, меж двух линеек, дата: 1 июня 1923 года. А еще ниже «шапка» над фотографией - Рюб прочитал ее вслух: «Толпа преградила путь шествию». - Рюб склонился над фотографией, вглядываясь в детали: колонна марширующих юношей с винтовками на плече, все в плоских стальных касках и мундирчиках со стоячими воротниками. Во главе колонны двое одетых точно так же парней несут американский флаг и транспарант. Рюб снова начал читать вслух - то, что было написано на транспаранте: - «Американский легион треб...»
- Да не обращайте внимания на шествие, смотрите на зрителей!
Как же он сразу не заметил! На обочине меж стволами старых деревьев выстроились мужчины, женщины, дети, собаки. И среди них высокий человек в плоской соломенной шляпе с черной лентой. Человек заметил фотокамеру и улыбается. А под жесткими полями шляпы - ясно, резко, вне всякого сомнения - лицо сидящего рядом на скамейке!
Поняв, что его узнали, Макнотон потянулся за своей папкой.
- Вот именно. Это я. Здесь, в Уинфилде. На этой самой улице. Наблюдаю за шествием в День поминовения весной 1923 года. Да, майор, сегодня Проекта нет, не существует. Но он существовал. Несомненно существовал.
- Допустим. Но почему я ничего о нем не помню? А вы, в отличие от меня, помните?
- Что-то произошло, майор. В прошлом случилось что-то такое, что изменило настоящее.
- Что, например?
- Понятия не имею. Все, что угодно. Но когда это случилось, я сам был в прошлом, и меня изменение не коснулось. Я сохранил свою память в полном объеме, свозил ее в Нью-Йорк и обратно. Только реальности она больше не соответствует. Я вернулся, но не в реставрированный Уинфилд, а в эту кучу дерьма, которую никто никогда не трогал. И сошел с ума. Бросился опять в Нью-Йорк, к зданию Проекта, последний квартал бегом бежал. И увидел фирму братьев Бийки в ее первозданном виде - и ничего больше. Хуже того, - он придвинулся к Рюбу и понизил голос, - хуже того, оказалось, что Данцигера больше не существует. Его нет в телефонной книге. Я взял в библиотеке старые телефонные справочники вплоть до 1939 года - и не нашел Е.Е.Данцигера ни в одном из них. Ни в одном! В ратуше нет записи о его рождении. И в Гарварде о нем никто никогда не слышал. Его нет!
