Жизнь после жизни - Аткинсон Кейт (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
Опустив поднос на кровать, миссис Гловер отдернула шторы. В комнату хлынул невероятный свет; летучей мыши как не бывало.
– Глаза слепит, – выговорила Сильви, загораживаясь ладонью.
– Снегу-то навалило.
Миссис Гловер покачала головой, то ли с изумлением, то ли с брезгливостью. Подчас ее трудно было понять.
– Где доктор Феллоуз? – спросила Сильви.
– Отбыл по срочному вызову. Где-то фермера бык помял.
– Какой ужас.
– Из деревни люди прибежали, хотели его автомобиль откопать, но не тут-то было. В конце концов мой Джордж вызвался его подвезти.
– Ах вот оно что. – Сильви как будто разгадала некую старую загадку.
– А еще говорят: лошадиная тяга, – фыркнула миссис Гловер, сама похожая на быка. – Вот и доверяй этим новомодным тарахтелкам.
– Мм… – Сильви не хотела оспаривать такие твердые убеждения.
Ее удивило, что доктор Феллоуз перед отъездом не осмотрел ни ее, ни ребенка.
– Он к вам заглянул. Да вы спали, – сообщила миссис Гловер.
Временами Сильви подозревала у нее телепатические способности. Кошмарная мысль.
– Сперва, конечно, позавтракал, – единым духом одобрила и осудила доктора миссис Гловер. – Аппетит у него – что надо, это уж точно.
– Я бы и сама целую лошадь съела, – посмеялась Сильви.
Она, конечно, хватила: ей тут же вспомнился Тиффин. Взявшись за столовое серебро, тяжелое, как оружие, она приготовилась разделаться с рублеными почками, приготовленными миссис Гловер.
– Изумительно, – сказала она (неужели?), но все внимание миссис Гловер было уже обращено на лежащую в колыбели малышку («пухленькая, что молочный поросенок»). Сильви лениво подумала: неужели миссис Хэддок до сих пор не может выбраться из Челфонт-Сент-Питера?
– Я слыхала, девчушка чуть не померла, – сказала миссис Гловер.
– Ну… – протянула Сильви.
Линия между жизнью и смертью очень тонка. Однажды вечером ее отец, светский портретист, выпив лучшего коньяку, поскользнулся на исфаханском ковре, устилавшем площадку второго этажа. Наутро его нашли мертвым у подножья лестницы. Никто не слышал ни крика, ни грохота. А незадолго до этого отец взялся писать портрет графа Бальфура. Так и оставшийся незаконченным. Естественно.
Очень скоро выяснилось, что при жизни Льюэллин распоряжался деньгами более свободно, чем предполагали его жена и дочь. Заядлый картежник, он наделал долгов по всему городу. Никаких распоряжений на случай скоропостижной смерти он не оставил, и вскоре зажиточный дом в Мэйфере наводнили кредиторы. Не дом, а, как оказалось, карточный домик. Тиффина пришлось продать. У Сильви разрывалось сердце – сильнее, чем от потери отца.
– Я думала, у него была только одна пагубная страсть – женщины, – произнесла ее мать, присев на чемодан и будто позируя для «Пьеты».
Их затянула интеллигентная, благопристойная нищета. Мать Сильви сделалась бледной и невзрачной, жаворонки разлетелись, а она угасала от чахотки. В семнадцать лет Сильви была спасена от участи натурщицы одним человеком, с которым познакомилась на почте. Это был Хью. Восходящая звезда сытого банковского мира. Воплощение буржуазной респектабельности. О чем еще могла мечтать хорошенькая девушка без гроша в кармане?
Лотти умерла спокойнее, чем можно было ожидать, и Хью без лишней шумихи женился на Сильви в день ее восемнадцатилетия. («По крайней мере, – сказал Хью, – тебе не составит труда запомнить годовщину нашей свадьбы».) Медовый месяц – восхитительный quinzaine [14] – они провели во французском городке Довиль, а затем обрели полупасторальное блаженство неподалеку от Биконсфилда, купив дом почти в стиле Лаченса. Там было все, чего только можно желать: просторная кухня, гостиная с застекленными дверями, выходящими на лужайку, прелестная утренняя столовая и несколько спален, ожидающих пополнения в семье. В задней части дома имелся закуток, где Хью оборудовал себе кабинет. «Да, моя роптальня», – усмехался он.
Соседские дома располагались на почтительном расстоянии. За ними начинались луга, рощица и голубой от колокольчиков лес, прорезанный речкой. Благодаря наличию железнодорожной станции, точнее одного перрона, Хью добирался до своего банка менее чем за час.
– Сонное царство, – посмеялся Хью, галантно поднимая Сильви на руки, чтобы перенести через порог.
Жилище (в сравнении с Мэйфером) было довольно скромным, но все же слегка превышало их возможности, и это финансовое безрассудство удивило обоих.
– Нужно дать нашему дому имя, – сказал Хью. – «Лавры», или «Сосны», или «Вязы».
– Но у нас в саду ничего такого не растет, – возразила Сильви.
Стоя у застекленной двери, они разглядывали запущенную лужайку.
– Придется нанять садовника, – сказал Хью.
Дом встретил их гулкой пустотой. Они еще не приобрели ни ковры Войси, ни ткани Морриса – ничего, что привнесло бы в интерьеры эстетический комфорт двадцатого века. Сильви охотнее согласилась бы жить в универмаге «Либерти», чем в этом семейном доме, у которого даже не было имени.
– «Зеленые акры», «Милый вид», «Солнечный луг»? – предлагал Хью, обнимая молодую жену.
– Нет.
Прежний владелец, продав свой безымянный дом, перебрался в Италию.
– Подумать только, – мечтательно произнесла Сильви.
В ранней юности она побывала в Италии – отец возил ее в «гранд-тур», когда мать отправилась в Истборн подлечить легкие.
– Там же одни итальянцы, – пренебрежительно бросил Хью.
– Совершенно верно. В том-то и смысл, – сказала Сильви, высвобождаясь из его объятий.
– «Конек»? «Усадьба»?
– Остановись, прошу тебя, – взмолилась Сильви.
Вдруг из кустов выскочила лисица и потрусила через лужайку.
– Ой, смотри! – оживилась Сильви. – На вид совсем непуганая, привыкла, наверное, что в доме никто не живет.
– Надеюсь, за ней не гонятся местные охотники, – сказал Хью. – Зверушка совсем отощала.
– Это самка. Детенышей кормит – видишь, как соски отвисли.
Заслышав такие беззастенчивые речи из уст своей еще недавно невинной (хотелось бы верить; хотелось бы надеяться) молодой жены, Хью сощурился.
– Смотри, – шепнула Сильви; на траве кувыркались двое маленьких лисят. – До чего же милые создания!
– Говорят, от них один вред.
– А они, наверное, думают, что это от нас один вред, – возразила Сильви. – «Лисья Поляна» – вот как будет называться этот дом. Ни у кого нет дома с таким названием, а ведь это самое главное, правда?
– Ты серьезно? – недоверчиво переспросил Хью. – В этом есть какая-то странность, ты не находишь? Похоже на детскую сказку: «Дом на Лисьей Поляне», «Дом на Пуховой Опушке».
– Небольшая странность – это не беда.
– Строго говоря, – продолжал Хью, – может ли дом быть поляной? Дом может быть на поляне.
Начинается семейная жизнь, подумала Сильви.
В дверь осторожно заглянули двое детишек.
– Наконец-то, – заулыбалась Сильви. – Морис, Памела, входите, поздоровайтесь со своей сестренкой.
Они с опаской приблизились к колыбели, будто не зная, что обнаружится внутри. Сильви вспомнила, как испытала нечто похожее, когда во время прощания с отцом подошла к элегантному, с медными накладками, дубовому гробу (любезно оплаченному членами Королевской академии художеств). Впрочем, детей, вполне возможно, смущало лишь присутствие миссис Гловер.
– Опять девчонка, – мрачно изрек Морис.
Пяти лет от роду, на два года старше Памелы, он стал главой семьи, когда уехал Хью.
– В командировку, – сообщала Сильви знакомым, хотя на самом деле он спешным порядком пересек Ла-Манш только для того, чтобы вырвать свою беспутную младшую сестрицу из лап женатого мужчины, с которым та сбежала в Париж.
Морис ткнул пальцем в младенческую щечку; новорожденная проснулась и в испуге запищала. Миссис Гловер схватила Мориса за ухо. Сильви содрогнулась, но Морис героически выдержал боль. Сильви решила, как только наберется сил, непременно поговорить с миссис Гловер.
