Струна (=Полоса невезения) - Каплан Виталий Маркович (книги без регистрации .TXT) 📗
— Понимаешь, — наконец выдохнула она, — это же совсем другое. То работа, служение… а то жизнь. Струна дает нам силу не для того, чтобы ее на свои цели тратить. Неужели Кузьмич тебе об этом лекцию не читал?
Я молча кивнул. Читал, еще как читал. Бескорыстие, чистые руки, холодная лысина… Всё правильно, но не доводить же до абсурда! Я честно попытался представить смиренного Женю, трепещущего перед автобусным хамом. Не получилось. Струной бы, конечно, не махал, но уж остальное… Есть у него изящное выражение «выписать в дыню». И выписал бы… в десяти экземплярах. Это нетрудно, когда тело твое натренировано в спортзале «Струны», когда возможные милицейские разборки мгновенно снимутся звонком, когда, в конце концов, ты ощущаешь себя не просто каким-то там Васей, Женей, Костей, а человеком Струны, Хранителем. У тебя светлая миссия, а тут какое-то пьяное отродье настройку сбивает…
— Как это ты себе представлял? — снова заговорила Лена. — Что я бью этого дядечку пяткой в лоб? Интеллигентная дама, в присутствии народа? Или обложить его на подзаборной фене? И потом мыть рот с мылом? Ну противно это, пойми! Нет, ну всякие есть штучки у нас, со стороны незаметные, но эффективные. Энергии Струны много чего могут… только вот не для того они даны. Вот если бы этот кретин при нас ребенка обидел…
Или мне показалось, или и впрямь в ее голосе проскользнули мечтательные нотки. Да, за ребенка Елена Ивановна горло порвет только так. Ребенок — это карт-бланш, это неограниченный доступ. Можно разрешить себе и некоторую избыточную жестокость…
— А самое главное — я элементарно растерялась, — продолжала Лена. — Я, наверное, тебе этакой крутой девахой казалась, да? Феминистка-пофигистка? Бой-баба? Да маска это, Косточка ты мой, маска! Профессиональный инструмент. Удобная маска, между прочим. При нашей-то специфике… А в жизни я не такая. Я даже тараканов боюсь, — призналась она. — И еще много кого. А сегодня тем более… Я же давно сама на силовые акции не ездила… немножко потеряла форму.
— Это ты-то? — присвистнул я, озадаченный в равной степени и ее словами, и обращением «Косточка». — Я сегодня смотрел на тебя и восхищался! Прямо боевая машина!
Комплимент, однако, вышел сомнительным. Вот так у меня всегда — хочу как лучше…
— Ну да, боевая машина, — вздохнула Лена. — Но это ведь только одна программа. А отработала она — и ты как бы нажимаешь кнопку и переключаешься на себя настоящую. Только потом такой отходняк бывает… словно мешки с картошкой целый день таскала… Чего так смотришь? Мне однажды пришлось… А когда еще и давление скачет, и вегетодистония… Хорошо, что ты со мной поехал. А то я просто не знаю, что было бы… разревелась бы как девчонка. Кстати, мы пришли уже.
И впрямь — невдалеке громоздилась пятиэтажное бетонное строение. Не будь там нормального размера окон — легко примешь за тюрьму. Но здесь это называется отель «Коломбина».
То есть бывший Дом Колхозника.
Внутри всё тоже продолжало традиции соцреализма. Тусклого окраса стены, матовые плафоны под потолком, пальма в деревянной кадке. А возле лестницы — большое, в человеческий рост, зеркало. Наверное, считается шиком. «Ах, вестибюль мой, вестибюль, окруженный декоративной решеткой»… то есть на языке оригинала сени новые, кленовые. Эти сени уж во всяком случае новыми не были. Равно как и суровая тетка, сидевшая за стойкой дежурной, возле доски с ключами.
Оторвавшись от газеты с кроссвордом, она окинула нас оценивающим взглядом. Похоже, мы оба ей не понравились. Поджав и без того тонкие, вымазанные лиловой косметикой губы, она вдруг выдала неожиданно хриплым голосом:
— Гражданочка!
Лена, снимавшая с гвоздика ключ, недоуменно повернулась в ее сторону.
— Я к вам обращаюсь, гражданочка из двести восемнадцатого! У нас тут распорядок! Чтобы после одиннадцати никаких мне тут гостей! Сама поднимусь, проверю! А то милицию…
Господи! Ну прямо заповедник социализма! Я даже чуть умилился. Словно машина времени перебросила меня на десять лет назад, в счастливое прошлое. Никаких инфляций, Дальнегорсков, никакой Заводской площади… И никаких «Струн», ясное дело. Как мы тогда, молодые щенята, спешили жить! Как издевались над издыхающим режимом, как верили в полярное сияние миражей…
А потом, случайно посмотревшись в зеркало, я поймал в нем отражение Лены. Та очень спокойно повернулась к дежурной и всего-то лишь спросила:
— Вы что-то сказали? — и посмотрела на тетку.
Нет, ее взгляд я бы не назвал испепеляющим. Не было в нем ни ярости, ни бешеного напора энергии. Но вот заживо заморозить таким взглядом можно запросто. Так смотрят на подыхающую мышь, прежде чем освободить пружину мышеловки. Человек, попавший под этот взор, сразу понимает: он не то что ноль, он еще меньше. На числовой прямой ему вообще нет места… ни в мире чисел, ни в мире людей. Он вычеркнут изо всех списков, стерт легким движением курсора. Ему даже не обязательно растворяться в душном воздухе вестибюля, он всё равно ничего уже не значит.
А ведь я поймал лишь отражение… словно Персей со своим идеально надраенным щитом… с поправкой на запыленность здешнего зеркала. Основная доза досталась администраторше.
Увяла тетенька. Как-то вдруг разом посерела, сплющилась… согнулась над своим кроссвордом, словно единственное ее спасение — это срочно отыскать слово из восьми букв.
— Пойдем, Костя.
Я перевел взгляд на Лену — всё такую же бледную, усталую, что и на улице. Веснушки хоть и спрятались, но не до конца. В глазах — детская растерянность. Словно кто-то совсем другой еще секунду назад сидел в ее теле. «Энергии Струны много что могут». И ведь пускай не звон, а лишь тень звона какое-то мгновение дрожала в воздухе… Впрочем, наверное, это у меня в ушах звенело.
На лестнице Лена, идущая чуть впереди, вдруг пошатнулась, и мне пришлось выставить руку, поддержать за тонкое и теплое плечо.
— Спасибо! — обернулась она. — Шатает чего-то. Ерунда, это давление и нервы. Скоро пройдет…
Не так уж и плох оказался номер. Да, не евростандарт, но чистенько. Кровать застелена белым покрывалом, на столе в вазочке — засохшие гвоздики, и даже окно тщательно вымыто.
— Не обольщайся, — без труда прочла мои мысли Лена. — Сама тут всё драила. Свинарник же был… А я так не могу. На здешних горничных надеяться — это всё равно что на доброго Президента… Присаживайся, я сейчас.
Налила из графина воды, из сумочки достала упаковку таблеток.
— Повышает давление, — пояснила она. — У меня оно вообще по жизни низкое, вегетодистония и прочие радости. Но жить можно, и это главное. Ты чай будешь?
Я кивнул. Не то чтобы ужасно хотелось чая, но просто приятно было смотреть, как тонкие, в синих жилках руки наливают воду в электрический чайник, достают из тумбочки заварку, сахар, сушки и леденцы.
— Только этим и питаешься? — мне захотелось разрушить набухшую паузу.
— Тут в двух шагах неплохая столовая есть, — возразила Лена. — Только иногда ну так ломает туда тащиться… Да мне не особо и надо, желудок как у котенка, с наперсток.
— И дома, в Столице, тоже самое?
— Нет, в офисе у нас неплохой буфет. — Она напряженно смотрела на чайник, будто от ее пристального взгляда тот быстрее закипит. — А дома… по-всякому.
Тускло как-то прозвучал ее голос — точно расстроенная гитара, которую долго и безжалостно терзали неумелые пальцы.
— А что… — я помедлил. — Дома за твоим питанием следить некому?
Лена, казалось, не услышала вопроса. Глядела на шумный чайник, молча, неподвижно. Как вырезанная из слоновой кости статуэтка.
— Некому, — вдруг ответила она. — Совсем некому.
И снова закаменела. Что скрывалось в ее неподвижности — готовность взорваться или, напротив, тихо погаснуть? Кажется, я попал ей в болевую точку.
— Извини, — глотая звуки, пробормотал я. — Не надо было спрашивать… всё язык мой дурной.
Лена глухо рассмеялась. Точно костяные шарики, стукаясь друг о друга, покатились россыпью.
— Ты-то здесь при чем, Косточка? Ну спросил и спросил. Нормально. А я ответила… то есть нет, конечно. Разве это ответ… Тут надо уж всё рассказывать, а это так долго… и так страшно… Может, потом. А сейчас не надо, ладно? Снова туда возвращаться… в этот дым, в этот ад… Короче, пять лет уже. Потому я и в «Струну» пошла… Чтобы не напрасно всё… чтобы хотя бы других вытянуть…
