Сингомэйкеры - Никитин Юрий Александрович (лучшие книги txt) 📗
— А ее интересы?
— К вам?
— Ну, каждый из нас в центре мира, — объяснил я, ерничая от неловкости.
Он усмехнулся.
— Вы в самом деле выглядите некоторым курьезом. Как будто действительно выиграли сто миллионов долларов, но еще не знаете, с чего начинать их тратить. Так что ее интерес обоснован. Тем более что вы не из тех, кто покупает лотерейные билетики, я с нею полностью согласен.
— Значит, мне достаточно просто надувать щеки и делать вид, что я некто значительное?
— Хороший ход, — похвалил он. — Так она сразу потеряет к вам интерес.
Я пробормотал уязвленно:
— Ну, спасибо. Так уж мне хочется, чтобы красивая женщина потеряла ко мне интерес! Я похож на самоубийцу?
— Нет-нет, — сказал он успокаивающе, — отдыхайте, развлекайтесь. Но если вдруг начнет проявлять к вам интерес выше допустимого, мы просто велим отозвать ее. Или прекратить с вами контакты.
Я прошептал:
— Господи… Вы можете даже там вмешиваться? Молчу-молчу…
Он посмотрел немигающе и сказал ровным голосом:
— Отдыхайте, наслаждайтесь.
Экран погас, я поднялся и начал готовиться к завтраку, потом постараюсь на пляже снова ее отыскать. Интересно, будет ли все такой же неприступной или же позволит начать сближение и на людях? Папарацци на этот курорт не допускаются, а в руках миллиардеров я еще ни разу не видел фотоаппарата.
Да и вообще, мелькнула ироническая мысль, с джеймсамибондами в век цифровых технологий покончено раз и навсегда. После первого же задания попадает в списки всех контрразведок мира, так что второе выполнить уже просто не дадут. Потому сейчас шпионские задания выполняют непрофессионалы.
Все знают человека с детства, могут проследить его жизнь от яслей и до университета, далее — чем занимался и как занимался, словом, обычный клерк… и вдруг именно он закладывает бомбу, выкрадывает секретные документы или же в нужный момент предоставляет свою машину тем, кто совершил теракт, и убегает от полиции.
Будь Ингрид агентом-профи, ее давно бы знали как агента во всех службах, а так она в самом деле работает в кино, занимает высшие строчки в рейтингах, в деньгах не нуждается, а своей стране помогает, видимо, из чувства патриотизма.
Глава 3
Макгрегор окинул меня оценивающим взглядом.
— Хорошо, хорошо… Загорели, взгляд изменился. И целых семь дней сумели продержаться!
Вульф, Штейн и Гадес весело заржали. Мы обменивались рукопожатиями, меня хлопали по плечам, нахваливали за плотный загар, интересовались, не слишком ли истощил себя на таком курорте в окружении красоток, там один персонал чего стоит, предлагали сходить на курс восстанавливающих уколов.
Подошел Кольвиц, оглядел критически.
— Целых семь дней? Из какого-то вшивого месяца?
Во взгляде его было брезгливое презрение, что за идиот, не воспользовался возможностью целый месяц наслаждаться всеми доступными человеку благами на самом наимоднейшем курорте? Все оплачено, в соседях и за столом самые богатые люди планеты, все кинозвезды, все знаменитости.
Макгрегор коротко усмехнулся.
— Кольвиц, вы свободны.
Тот исчез, я облегченно вздохнул, остальные посмеивались, еще раз поздравили меня с возвращением и удалились.
Макгрегор спросил:
— Ну как сам отдых?
— В задницу, — ответил я сварливо. — Я спал с кинозвездой, но последние две ночи снилось, что совокупляюсь с Голубым Джином. Вообще-то он во сне был Голубой Джиной. И сейчас у меня пальцы чешутся от жажды пощупать клаву, словно это вот такие сиськи!
— Но отдых был необходим, — сказал он полувопросительно.
Я отмахнулся.
— Да понял я, понял!.. Это чтоб у меня не возникали мысли, что хорошо бы в отпуск. Да не было у меня таких мыслей, не было!
Он спокойно кивнул:
— Да, теперь уж точно не будет. Вы увидели самый роскошный курорт в мире. И… заскучали.
— И что, — спросил я все еще раздраженно, — что это значит, по-вашему?
Его губы дрогнули, я с изумлением увидел, что могущественный шеф в самом деле улыбается. Это было так непривычно, как если бы улыбнулась акула.
— Это многое значит, — ответил он с непонятным мне подтекстом, — но пока скажу одно: вы работаете там, где должны.
Вульф и Штейн переглянулись, я с облегчением перевел дух.
— Спасибо, шеф.
— Тут почти все такие, — заметил он. Я удивленно раскрыл рот, он засмеялся: — Что, думали, вы один такой уникальный?
— Нет, я думал, что урод, — ответил я.
— Почему?
— Не умею наслаждаться жизнью. Не умею ей радоваться!
Он покачал головой.
— А вы разве не радуетесь?
— Еще как! — вырвалось у меня. — Но только не бабам. Бабы — это все-таки…
Я замолчал, подбирая слово, он сказал благожелательно:
— Просто. Это слишком просто. А вам уже требуется что-то особенное. Люди простые, что тоже ищут что-то еще, уходят во всякие там перверсии, те на том же этаже, а творческим людям доступны радости классом выше… Что вы и доказали. Ладно, идете проверьте свой кабинет, ничего ли там не сперли…
Я кивнул, Макгрегор повернулся, чтобы уйти, я сказал просительно:
— У меня там одна мыслишка появилась…
Он оглянулся, в суровых глазах насмешка.
— Одна?
Вульф захохотал, но посмотрел на часы, затем на шефа. Штейн показал мне взглядом, чтобы заканчивал, Макгрегор им самим нужен.
— Честно говоря, — продолжил я тоном ниже, — их вагон и две тележки, я могу их все сразу…
— Упаси господи! — сказал Макгрегор с иронией.
— Тогда вот пока одна, — заговорил я торопливо, — понимаю, почему с такой неприличной поспешностью приняли в Европейский союз скопом, не глядя, целую кучу стран, что раньше были в орбите Советского Союза!.. Ну зачем богатой и сытой Европе эти нищие Болгария, Польша, Чехия, Словакия, Румыния и прибалтийские республики?..
Макгрегор усмехнулся.
— Говорят о расширении демократии.
— Говорят, — сказал я раздраженно. — Мы тоже говорим одно, думаем другое, а делаем третье! Европой движет панический страх перед исламом и нашествием негров из Африки, для нас это не секрет. Размножаются в слаборазвитых, как мыши, так что скоро вся Европа повторит судьбу Косова. Единственное спасение, да и то не спасение, а отсрочка гибели — поскорее влить в Европу страны бывшего социализма, где негров нет вообще… Как и мусульман почти нет.
Вульф и Штейн поглядывали на меня нетерпеливо и с осуждением, как на нарушителя корпоративной этики. Я чувствовал себя как на иголках, задерживаю шефа, но раз уж начал говорить — надо успеть закончить, другого шанса повторять сначала не будет.
Макгрегор кивнул.
— Верное понимание ситуации. Юджин, вы хорошо видите суть за красивыми лозунгами о демократии и политкорректности. Но все-таки вы тревогу поднимаете зря.
— Я разве поднимаю?
Он усмехнулся шире.
— Намереваетесь, разве не так?
— Так, — признался я. — А разве не правда то, что я сказал?
Вульф и Штейн уже смотрели на меня с любопытством, как на говорящего пингвина. Макгрегор оглянулся на них, кивнул, мол, сейчас освобожусь, повернулся ко мне.
— Правда, — сказал он ровным голосом. — Ну и что?
— Как?.. Но я полагал… что наша организация… мне казалось, что если мы в состоянии предотвращать войны, то что-то сделали бы и с наплывом эмигрантов в Европу? Ведь это грозит…
Я запнулся еще и потому, что они все смотрят не только с превеликим интересом, но и с иронией.
— Ну-ну, — спросил Макгрегор, — чем грозит?
— Остановкой прогресса, — выпалил я. — Дело в том, что фундаментальные науки развивали только страны… ну, побоюсь сказать насчет цвета кожи, а то пришьют расизм, но… с христианской ориентацией! А все остальные страны, где ислам, буддизм или синтоизм, — либо копировали готовое, либо в лучшем случае слегка модернизировали, видоизменяли, совершенствовали. Сейчас эти страны обеспечивают массовость продукта, будь это компьютеры или автомобили, но завтра…
