Книга странных новых вещей - Фейбер Мишель (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗

— Испытываете ли вы раздражение до первой чашки кофе по утрам?

— Я не пью кофе.

— Чай?

— Иногда.

— Вы когда-нибудь раздражаетесь?

— Меня не так легко вывести из равновесия.

Чистая правда — что доказывали эти же вот допросы. Он обожал споры и сейчас чувствовал, что его скорее испытывают, чем оценивают. Блицопрос был вдохновляющей переменой после церковных служб, где от него ожидали ораторства на час, пока остальные сидели тихо. Он хотел получить эту работу, очень хотел, но решение было в руках Божьих, и беспокойство помогло бы мало, как и нечестные ответы или попытка улестить вопрошающих. Он будет самим собой в надежде, что этого хватит.

— Как вы относитесь к ношению сандалий?

— Что, мне придется их носить?

— Может быть. — Это произнес человек в дорогих черных кожаных туфлях, таких сияющих, что в них отражалось лицо Питера.

— А как вы себя чувствуете, если у вас целый день нет доступа к социальным сетям?

— Я не пользуюсь социальными сетями. По крайней мере, я так думаю. И что это вообще такое, «социальные сети»?

— Ладно… — Каждый раз, когда вопрос повисал в воздухе, они меняли тему.

— Какого политика вы больше всего ненавидите?

— Я ни к кому не испытываю ненависти. И вообще не слежу за политикой.

— Представим, что сейчас девять часов вечера и нет электричества. Что вы будете делать?

— Попробую найти поломку, если смогу.

— Но как вы будете проводить время, если не сможете?

— Побеседую с женой, если она будет дома в это время.

— Как она отнесется к тому, если какое-то время вас не будет дома?

— Она независимая и самостоятельная женщина.

— Можете ли вы сказать, что вы сами — независимый и самостоятельный человек?

— Надеюсь.

— Когда вы напивались последний раз?

— Семь или восемь лет назад.

— Хотите ли вы выпить сейчас?

— Я бы выпил еще персикового сока.

— Со льдом?

— Да, спасибо.

— Представим вот что, — сказала женщина. — Вы приехали в другую страну, и ваши хозяева приглашают вас в ресторан. В ресторане легкая, непринужденная обстановка. И там есть просторный прозрачный загон, где милые беленькие утята резвятся вокруг утки-матери. Каждые несколько минут повар хватает одного утенка и бросает в чан с кипящим маслом. Когда утенок поджарен, его подают гостям, и все счастливы и расслаблены. Ваши друзья заказывают утят и предлагают вам попробовать, утверждая, что это потрясающе. Как вы поступите?

— А в меню есть еще что-нибудь?

— Конечно, много чего.

— Тогда я закажу что-нибудь еще.

— И вы будете сидеть там и есть?

— Зависит от того, что я вообще делаю в компании этих людей.

— Что, если они вас разочаруют?

— Я попробую повернуть разговор к тому, что меня разочаровало, и буду честен там, где, я полагаю, они не правы.

— А проблема с утятами вас не заботит?

— Люди едят всяких животных. Они убивают свиней, которые значительно разумней птиц.

— Значит, если животное глупо, то его можно убивать?

— Я не мясник. И не повар. Я избрал другое занятие в жизни. И если хотите, то это выбор, дающий возможность не убивать.

— А как же утята?

— В каком смысле?

— Вам не хотелось бы встать на их защиту? Например, могли бы вы подумать, что стоит разбить стеклянную перегородку и дать им возможность сбежать?

— Инстинктивно — может быть. Но скорее всего, лучше от этого утятам не стало бы. Если бы меня действительно терзало то, что я увидел в ресторане, возможно, я бы посвятил жизнь перевоспитанию людей в этом обществе, уча их убивать утят более гуманно. Но лучше я посвящу жизнь чему-нибудь, что может убедить людей гуманнее относиться друг к другу. Потому что люди страдают больше, чем утки.

— Вы бы так не думали, будь вы уткой.

— Будь я уткой, я бы вообще, наверно, никак не думал. Именно высшее сознание и есть причина всех наших горестей и страдания, не правда ли?

— А сверчка вы раздавите? — вмешался один из задающих вопросы.

— Нет.

— А таракана?

— Может быть.

— Тогда вы не буддист.

— Я никогда не утверждал, что я буддист.

— Вы не считаете, что всякая жизнь священна?

— Это красивая концепция, но каждый раз, когда я умываюсь, я убиваю микроскопические создания, которые надеялись жить на мне.

— Так где же проходит черта для вас? — присоединилась женщина. — Собаки, лошади. Что, если в ресторане начнут поджаривать котят?

— Позвольте и мне задать вопрос, — сказал он. — Вы отправляете меня туда, где люди делают ужасные вещи, жестокие по отношению к другим существам?

— Конечно нет.

— Тогда к чему все эти вопросы?

— Хорошо, тогда вот такой. Ваш корабль утонул, и вот вы застряли на плоту с крайне вспыльчивым человеком, который оказался гомосексуалистом…

И так продолжалось долго. День за днем. Би уже потеряла терпение и начала подумывать, не следует ли ему сказать СШИК, что его время слишком драгоценно и нечего тратить его попусту на эти шарады.

— Нет, я им нужен, — убедил он ее. — Я уверен.

И вот теперь получивший одобрение корпорации Питер вдыхал целительный воздух Флориды. Он повернулся к шоферу и задал вопрос, на который за все эти месяцы так и не получил прямого ответа.

— Что такое СШИК на самом деле?

Водитель пожал плечами:

— В наши дни чем больше компания, тем сложнее догадаться, чем она занимается. Было время, когда автомобильные компании производили автомобили, а компании по добыче угля копали шахты. Теперь иначе. Если вы спросите СШИК, на чем они специализируются, они скажут что-то этакое… Снабжение. Кадры. Внедрение крупномасштабных проектов.

Водитель втянул остаток сока через соломинку, раздался неприятный булькающий звук.

— Но деньги откуда берутся? — спросил Питер. — Ведь государство их не субсидирует.

Водитель нахмурился, отвлекаясь. Ему надо было удостовериться, что машина в правильном ряду.

— Инвестиции.

— Инвестиции во что?

— Да во многое.

Питер прикрыл глаза рукой, от солнечного блеска болела голова. Он вспомнил, что задавал этот вопрос своим дознавателям из СШИК на одном из первых собеседований, еще с участием Беатрис.

— Мы вкладываемся в людей, — ответила элегантная женщина, тряхнув искусно уложенной гривой и положив сухие тонкие руки на стол.

— Все корпорации говорят это, — заметила Беатрис (чуть резковато, подумал он).

— Что ж… Но так оно и есть, — вмешалась женщина постарше. Ее серые глаза смотрели искренне, в них светился ум. — Ничего нельзя достичь без людей. Личности, уникальные личности с очень специфическими навыками. — Она повернулась к Питеру. — Вот почему мы беседуем с вами.

Питер улыбнулся хитроумности фразы, которая могла бы восприниматься как лесть — мол, они обратились к нему потому, что он один из этих особенных людей, — или же была преамбулой к отказу — у них высокие мерки и он недотягивает до этих высот. Но в одном он был уверен: все намеки, его и Би, что они прекрасно будут работать в команде, если их послать вместе, рассыпались, как крошки печенья, и исчезли в ковре.

— Один из нас должен остаться и присматривать за Джошуа, так или иначе, — сказала Би, когда они после обсуждали все это. — Было бы жестоко оставить его надолго. И потом, церковь. И дом, и выплаты. Я должна продолжать работать. — (Соображения звучали разумно — только вот предоплата от СШИК, даже малая часть всей суммы, покроет огромное количество кошачьего корма, счетов за отопление и соседских визитов.) — Просто было бы приятно, если б и меня пригласили.

Да, это было бы приятно. Но они же не слепые — Питеру очень повезло. Его выбрали, отсеяв многих.

— Итак, — спросил он водителя, — как вы попали в СШИК?

— Банк забрал наш дом.

— Сочувствую.

— Банк забрал почти все эти чертовы дома в Гэри. Завладел ими, но не мог продать и дал им развалиться и сгнить. Но СШИК предложил нам сделку. Они взяли на себя наши долги, позволили нам сохранить дом, а взамен мы должны были работать, ну как, за мелочовку. Кое-кто из моих старых приятелей назвал это рабством. Я называю это… гуманитарной помощью. И эти мои давние приятели теперь прозябают в вагончиках. А я вот здесь и веду лимузин.