Сингомэйкеры - Никитин Юрий Александрович (лучшие книги txt) 📗
Конечно, космос тоже будет осваиваться. Так же, как сейчас осваиваются Луна и Марс, так же будут осваивать Юпитер, Сатурн и более отдаленные планеты.
Очень немногие могут спокойно говорить и думать о третьем уровне, где бессмертие, искусственный интеллект, сеттлеретика, киборгизация человеческого тела, космические путешествия уже не между планетами, а прыжки между звездами, перестройка Галактики.
Но есть и четвертый уровень, о нем с содроганием, но все же говорят единицы то ли очень продвинутых, то ли в самом деле готовых к таким потрясениям, когда, по сути, на планете уже не останется человека, а будет нечто иное, что уклончиво называют постчеловеком.
Изменения будут идти даже не по экспоненте, а по «ускоряющемуся ускорению», из технологий главной будет сингулярность, сознание бывшего человека будет перестроено полностью, так что человеческого не останется абсолютно ничего, отдельные разумы сольются в Единый разум…
Я чувствовал дрожь в теле, голова начала кружиться, поспешно встал и пошел по комнате, топая и прислушиваясь к ощущениям под подошвами. Не помогло, с силой ударил кулаком в стену, рассадив кожу на костяшках. Боль отрезвила, переключила внимание, я пососал рассеченное место, как зализывающая рану собака, оглянулся на экран.
По игривому голубому полотну прыгают смайлики. Когда-то я принял их появление с восторгом, а сейчас с тревогой понимаю, что эта веселая херня на самом деле грозный предвестник полного отказа от букв и перехода на импы. Уже сейчас пацаны, отправляя эсэмэски, пользуются смайликами и разными значками чаще, чем словами.
Я вспоминал слова Гадеса, он собирался голосовать против сокращения численности человечества, но сейчас я с ужасом понимаю, что гуманностью здесь и не пахнет. Просто, по его скрупулезным подсчетам, человечество успеет приблизиться к сингулярности в приемлемые сроки с грузом в сто миллионов безнадежно больных, триста миллионов наркоманов, четыреста миллионов откровенных бездельников, несмотря на забастовки, демонстрации протеста, мелкие конфликты на почве религиозной, расовой, национальной или принадлежности к другим футбольным клубам.
А там с ними пусть разбирается то здоровое, но тупое быдло, что не удостоилось счастья быть взятыми на борт Ноева ковчега.
Кронберг поднял голову, недовольный взгляд смягчился, сказал почти ласково:
— Садитесь, Юджин. Я вижу, вас что-то тревожит?
— Честно говоря, — ответил я осторожно, — осталась одна заноза.
— Выкладывайте. Возможно, совместными усилиями выдернем быстрее.
Я вздохнул.
— Вы как-то говорили, что с последним апом я узнаю все тайны. Я в самом деле узнал невероятно много. Это просто потрясающе. Но осталась…
— Заноза, вы сказали.
— Да-да, простите, что-то меня колбасит! Сам не понимаю, что я сейчас чувствую и на какой я стороне забора. Чаще я готов попросту уничтожить всю эту тупую массу, что только жрет и срет, но иногда чувствую, что это как-то вроде бы и в чем-то нехорошо… словно общечеловек какой сраный!
Он слушал серьезно, хотя я натужно старался то схохмить, то ерничать, показывая, что все это вроде бы и не совсем серьезно, это я так, дурью маюсь, сам понимаю…
— Это хорошие сомнения, — произнес он сочувствующе. — Я удивился бы, если бы вы повели себя не так… ну, не по-человечески! При всем своем гневе на дураков и лодырей у кого из нас рука поднимется причинить им зло? Мало ли что говорим со зла… И вообще, почему вы решили, что мы старое человечество именно уничтожим? Не забывайте, еще за три шага до сингулярности люди будут избавлены от болезней! Все люди, заметьте. И от всех болезней. Ну разве что некие религиозные секты откажутся. За два шага — дадим всем возможность менять в известных пределах форму тела. Пусть мальчишки становятся Шварценеггерами или Тони Бэнгами, а девочки — Анями Межелайтис. За шаг до сингулярности все желающие обретут бессмертие… правда, в тех телах, которые у них есть, но вы же понимаете, что простые люди другого и не захотят!
Я слушал, кивал, но когда он умолк, выложив такие козыри, я сказал жалким голосом:
— Я все понимаю. И со всем согласен! Человечество иного не заслуживает, и так ему даем очень много.
— Так в чем же проблема?
Мой голос дрогнул:
— У меня есть люди, которые не относятся к человечеству. Это моя мама, моя бабушка, пара друзей… Несколько девушек. И хотя я такой хреновый сын, что даже с любимой бабушкой почти не вижусь, а с родителями так вообще расстался однажды, после… словом, предпочитаем не видеться, но все же я хочу, чтобы у них было все хорошо…
Я сбился и умолк, сейчас сам увидел, что выгляжу глупо. Мои родители, моя любимая бабушка — обретут бессмертие, а бабушка наверняка захочет вернуть себе молодость, она была очень красивой и грациозной, танцевала в пермском балете. Все люди и так будут счастливы с такими подарками…
Кронберг смотрел так, словно видит насквозь, голос его стал удивительно мягким.
— Юджин, я вас прекрасно понимаю. Думаете, у меня нет родителей? Правда, они умерли, хотя я делал все, чтобы продлить им жизнь, но они есть, потому что я крионировал обоих. Да-да, в ожидании сингулярности, когда смогу возродить. Увы, взять с собой в сингулярность не могу, слишком консервативны и не примут тот мир, но обеспечу счастливую жизнь в этом, где останутся все.
Я пробормотал ошалело:
— Простите, я не догадывался… о таком повороте.
Он кивнул.
— Поверьте, у всех у нас есть близкие, которые «не относятся к человечеству». И для которых мы приготовим что-то особенное. Все они для нас дороги, и всем им жаждем что-то дать свыше того, что получат… остальные. Я еще не знаю, что для них сделаем… Возможно, скопируем по атому всю планету и запустим на эту же орбиту с той стороны Солнца, а всех наших сделаем королями, императорами, султанами… Для сингуляров такое сделать — раз плюнуть. Нас самих такие игрушки не заинтересуют, мы ринемся в невероятный и жуткий мир и… боюсь, даже не станем возвращаться, чтобы посмотреть, как тут наши близкие. Потому в наших планах сразу же дать им все-все и побольше. Это на случай, если в нас не останется ничего человеческого. Даже любви.
Я прошептал:
— Надеюсь, любовь останется.
Он ответил серьезно и несколько печально:
— Гусеница тоже надеется стать большой, как дерево, и толстой, как гора. Но между нею и бабочкой намного больше общего, чем между человеком и сингуляром.
— Н-ну, да…
— Для вас, Юджин, будет большим сюрпризом узнать, что Макгрегор, помимо всего прочего, лично занимается проблемой оживления наших предков. Нет-нет, само оживление не будет проблемой, но трудности ожидаются с адаптацией… Не хотелось бы, чтобы, скажем, Декарт испытал психологический шок, оказавшись в двадцать первом веке! Тем более Архимед или Аристотель. Вот Макгрегор и прорабатывает разные сценарии. Мы ведь сможем, как вы понимаете, для каждого создать свой мир. К примеру, собрать по атому всю Землю времен войны Рима с Сиракузами, наделить Архимеда бессмертием и… пусть он идет по векам, пока не доберется до двадцать первого!
— А потом? — спросил я осторожно.
Он ухмыльнулся.
— Почему-то мне кажется, что у Архимеда, Ньютона или Паскаля больше шансов войти в сингулярность, чем у нынешних фанатов футбола.
Я сказал ошеломленно:
— Господи, я о таких дальних перспективах даже не думал!
Он сказал невесело:
— Дорогой Юджин, сил у вас на целый полк, но и они, увы, исчерпаемы. И мозг у вас великолепный, однако… как бы вам это сказать помягче… у нас собраны лучшие умы планеты, так вот все чаще эти умы жалуются на сверхсложность задач. Такую сложность, перед которой мозг пасует. Все интенсивные и экстенсивные методы практически исчерпаны.
Он замолчал, я ответил осторожно:
— Да, я об этом слышал.
— Так вот, а расширение возможностей как раз и позволит решать эти сверхсложные так же просто, как будто это дважды два. Многое можно будет сделать легче и проще, если наш мозг начнет работать хотя бы в сотню раз быстрее, а специалисты обещают убыстрение в миллиарды раз! Потому наша цель — достичь сингулярности. Просто достичь.
