Кровавое действо - Картер Крис (1) (полные книги TXT) 📗

Крис Картер

Кровавое действо

Отделение эстетической хирургии

Гринвудский мемориальный госпиталь

Чикаго, Иллинойс

Страдающий человек подозрителен. Человек, у которого что-либо не в порядке, наверняка сам не в порядке. Не зря пел в свое время то ли Боб Дилан, то ли Пит Сиггер, то ли кто-то еще… неважно, важен смысл: «Раз на дне ты — подонок ты есть». Протестантский Бог — а он-то и создал современный мир — любит лишь тех, кто удачлив в делах, и поди-ка разберись, где тут яйцо, а где курица: удача ли сопутствует тебе из-за божьей любви, или Бог, как всякий нормальный обыватель, начинает относиться к тебе с уважением лишь после того, как ты добился успеха… Не зря же единственным достойным ответом на вопрос: «Как дела?», или «Как здоровье?», или даже «Как самочувствие?» — пусть тебя хоть электропоезд только что переехал на глазах у всех — является бодрое «О'кэй!» Попробуй ответить иначе — тебя не поймут. На всякий случай даже отойдут подальше, пожимая плечами: «Малый не в себе, с ним лучше не связываться».

Больной человек подозрителен. В наше время, когда медицина достигла поразительных успехов, болезнь — признак либо нищеты, либо дурного характера, непростительной нерасторопности, ипохондрии какой-нибудь; а от человека, у которого дурной характер, добра не жди. Лучше с ним и не связываться.

А теперь подозрительными становятся и вполне здоровые, просто некрасивые люди. Прогресс.

Если человек, уродившийся — или ставший — неприятным для глаз окружающих, не в состоянии изменить подобного положения вещей, раскошелившись на пластическую операцию, если он немилосердно заставляет окружающих терпеть свой неправильный облик это неоспоримо свидетельствует то ли о его плачевном финансовом положении (можно даже не интересоваться состоянием его банковского счета и так все ясно с первого взгляда), то ли о его патологически дурном вкусе; настолько дурном, что…

Что?

Правильно. Что лучше с этим человеком не связываться. Он явно неплатежеспособен. И вполне может выкинуть такой фортель, что любой нормальный налогоплательщик только руками разведет…

Отделение эстетической хирургии Гринвудского госпиталя города Чикаго напоминало конвейер по сборке людей, внешность которых, вне зависимости от возраста, вызывает симпатию, уважение и доверие. Не так давно подобный вид услуг показался бы чудом; сейчас каждый из семи хирургов отделения выпекал по дюжине чудес в день. От начала рабочего дня и до самого его завершения каждый из них был машиной чудес, крутящейся без передышки, без малейшей паузы; быть человеком полагалось только в свободное от работы время. Впрочем, все работают так, не только хирурги. Работающий человек должен быть машиной, иначе он не надежен. С ним, как легко понять, тоже лучше не связываться.

Только вот отличить человека-машину от человека, пошедшего на поводу у собственных желаний и соображений, очень трудно; собственно, только по последствиям его действий можно раньше или позже уразуметь, что с кем-то из механических в рабочее время людей при том, что дома или в дружеской компании они замечательные люди, веселые, дружелюбные, у них все О’кэй! — произошел сбой.

Но ведь и последствия можно спрятать…

Дипломированная медсестра Ребекка Уэйт вошла в бокс с улыбкой на широком, добром лице и мягко, задушевно — как всегда! — произнесла:

— Здравствуйте, мисс Холл.

Громоздящийся чуть ли не до потолка, раздутый, как воздушный шар, живот лежавшей на каталке мисс Холл был разрисован сложными спиралями. Эрудит, вероятно, припомнил бы вид Стоунхенджа с самолета или планетарную систему Птолемея с ее эпициклами. Сестра Уэйт не была эрудитом; для нее все эти линии были именно тем, чем они и являлись на самом деле — прорисовкой будущих надрезов, которые должен через несколько минут сделать хирург, чтобы отсосать подкожный жир.

— Меня зовут Ребекка Уэйт. Я буду готовить вас к операции.

При слове «операция» рыхлое лицо мисс Холл слегка перекосилось. Близкое будущее явно не будило в ней радостного возбуждения; скорее, наоборот.

Но чего не сделаешь, если этого требует время…

Время требует быть красивой. Как в рекламах.

— Скажите, а больно будет? Сестра Уэйт вновь улыбнулась:

— Вы ничего не почувствуете.

— Правда?

— Правда. Я видела десятки таких операций. Сотни. Все закончится через полчаса, и вы будете уже совершенно иной.

— Совершенно?

— Ну, вы понимаете, в каком смысле. Ваша фигура… она станет еще лучше.

Профессиональный такт был в крови Ребекки Уэйт. Даже в этой ситуации она не могла себе позволить фразы, которая намекала бы, будто в настоящее время фигура мисс Холл не хороша. Она сказала: «Будет еще лучше». Мисс Холл это оценила:

— Как вы предупредительны.

— Точно так же, с той же самой предупредительностью пройдет и сама операция. Не будет даже крови. А уж о боли и говорить не приходится. Доктор Ллойд прекрасный хирург с огромным опытом. Вы в хороших руках.

— Ох, скорей бы все кончилось…

— Все скоро кончится.

Ни сестра, ни пациентка не почувствовали двусмысленности этой фразы.

Ребекка Уэйт снова улыбнулась, взялась за ручки каталки и мягко потянула ее к двери в коридор. Развернула. Открыла дверь. Каталка шла бесшумно и мягко.

— Сейчас, — успокоительно говорила сестра Уэйт, — вам сделают инъекцию транквилизатора. А прямо перед операцией уже сам доктор введет вам физиологический раствор и анестезирующий препарат. Можете не беспокоиться. Лучше всего — начинайте думать, каким будет ваш новый гардероб. Подобные мысли отвлекают лучше всего. Вы и сами не заметите, как на третьем или четвертом платье перестанете испытывать хотя бы малейшую тревогу.

— Спасибо, сестра, вы очень любезны…

Доктор Ллойд с каким-то ожесточением мыл руки. Он и всегда-то был чистюлей и большим педантом — но сейчас, склонившись над раковиной, он тер и драил свои пальцы жесткой щеткой, словно хотел домыть их до самых костей.

— Пациентка готова к операции по удалению жира, мягко сказала сестра Уэйт. Хирург, стоявший к ней спиной, не обернулся. Он был, казалось, не вполне в себе — но сестра Уэйт не могла сказать этого наверняка. Люди — все-таки, увы, не машины. Может, у мистера Ллойда заболела собачка.

— Хорошо, — отрывисто бросил хирург.

— Она ждет в пятой операционной.

— Что у меня еще на сегодня?

— Изменение формы черепа и блафалостомия.

— Эти пациенты тоже подготовлены?

— Еще нет.

— Займитесь тогда ими. Чтобы без проволочек… Череп — в третью… Я хотел бы сегодня утром провести как можно больше операций.

Доктор Ллойд не любил вида крови. Он любил лечить и любил получать за это деньги — а косметические операции приносили весьма большие деньги; но вида крови не любил. Однако сейчас в него словно бес какой вселился. Он тер и тер пальцы и с каким-то болезненным любопытством и даже, пожалуй, с удовлетворением, с удовольствием наблюдал, как из-под немилосердно продранной кожи проступает его собственная кровь. Больше, больше…

Вот в раковину упала первая рубиновая капля.

Стремительная струя воды смахнула ее в черные теснины канализации.

Кровь и нечистоты стоят друг друга. Как много лишней грязи в людях! Отвратительной… дурно пахнущей…

Доктор Ллойд сунул руки под кран, и вода окрасилась розовым.

… — Ну, как вы себя чувствуете? — спросила, входя, сестра Уэйт.

Мисс Холл слабо улыбнулась.

— Что вы сейчас покупаете?

— О, я уже все купила…

— Все купить невозможно.

— Все, что хотела…

— Скажу вам как женщина женщине — это тоже невозможно.

— Наверное… Но я буквально засыпаю. Где же доктор?