Предводитель волков. Вампир (сборник) - Дюма Александр (книги бесплатно TXT) 📗
– Жоржина Анеле, ваша светлость, по имени моей матери, но в деревне меня называют просто Анелеттой.
– Черт! Какое ужасное имя Анелетта, «ягненок», – сказал барон.
– Почему же, ваша светлость? – спросила девушка.
– Потому что оно сулит тебе быть отданной волку, красавица. А откуда ты, Анелетта?
– Я из Пресьямона, ваша светлость.
– И ты одна ходишь в лес, дитя мое? Это очень опасно для Анелетты-ягненка.
– Так нужно, ваша светлость. Мы держим трех козочек, они нас с бабушкой кормят.
– И ты приходишь сюда за травой для коз?
– Да, ваша светлость.
– А тебе не страшно совсем одной, такой молодой и красивой?
– Порой, ваша светлость, я не могу сдержать дрожи.
– Отчего же ты дрожишь?
– Как же, ваша светлость! Зимними вечерами рассказывают столько историй о волках-оборотнях, что, когда я сбиваюсь с пути, когда слышу только, как под порывами ветра трещат деревья, по всему моему телу пробегает дрожь и я чувствую, как волосы встают дыбом. Если же я слышу звук вашего рожка или лай собак, то сразу успокаиваюсь.
Ее ответ чрезвычайно понравился барону и, самодовольно поглаживая бороду, он сказал:
– Мы и впрямь ведем с господами волками довольно жестокую войну, но, клянусь Богом, красавица, есть средство избавить тебя от волнений.
– Какое же, ваша светлость?
– Приходи как-нибудь в замок Вез: никогда еще волк – оборотень он или нет – не проникал через его ров или потайной ход… разве что будучи подвешенным на ореховой жерди.
Анелетта покачала головой.
– Нет? Ты не хочешь? Почему же ты отказываешься?
– Потому что там я встретилась бы кое с чем пострашнее волка.
Ответ вызвал у барона взрыв хохота, и отряд ловчих, видя, что их господин смеется, начал вторить ему. В самом деле, появление Анелетты вернуло сеньору де Везу хорошее расположение духа, и, возможно, он бы пробыл здесь еще какое-то время, смеясь и беседуя с ней, если бы не Маркотт. Он протрубил отбой, собрал собак и почтительно напомнил господину о том, что впереди еще длинный обратный путь. Сеньор Жан нежно погрозил девушке пальцем и удалился в сопровождении своих людей.
Анелетта осталась наедине с Тибо.
Мы рассказали, что Анелетта сделала для Тибо и какой она была привлекательной.
Но главной мыслью Тибо, когда он остался вдвоем с девушкой, было вовсе не то, что она только что его спасла, – его главной мыслью была ненависть и месть. Как видно, с самого утра Тибо не мог выбраться из замкнутого круга зла.
– А, проклятый сеньор! Если на этот раз дьявол услышит меня… – воскликнул он, показывая кулак удалявшейся свите. – Если на этот раз дьявол услышит меня, я с лихвой отплачу тебе за все мои сегодняшние страдания, увидишь!
– Ах, как отвратительно то, что вы делаете! – произнесла Анелетта, подходя к Тибо. – Барон Жан добрый сеньор, очень человечный с бедняками и всегда любезный с женщинами.
– Замечательно! Сейчас увидите, как я благодарен ему за нанесенные мне удары.
– Однако признайтесь откровенно, приятель, – смеясь, сказала девушка, – что эти удары вы получили не зря!
– Ай-ай-ай! – воскликнул Тибо. – Похоже, поцелуй сеньора Жана свел вас с ума, красавица Анелетта!
– Никогда бы не подумала, что вам вздумается упрекать меня за этот поцелуй, господин Тибо. И все-таки повторю то, что уже сказала: сеньор Жан был вправе это сделать.
– Отколотить меня?
– Именно! Зачем вы охотитесь на землях вельмож?
– Разве дичь принадлежит не всем: и крестьянам, и вельможам?
– Нет. Раз дичь водится в их лесах, кормится их травой, вы не имеете права метать свою рогатину в лань его светлости герцога Орлеанского.
– А кто вам сказал, что я метал в его лань рогатину? – спросил Тибо, с угрожающим видом приближаясь к Анелетте.
– Кто мне сказал? Мои глаза! И предупреждаю вас, господин Тибо, они не обманывают. Да, я видела, как вы метнули рогатину, а потом спрятались за этим буком.
Уверенность, с которой девушка противопоставляла его лжи правду, неожиданно погасила гнев Тибо.
– Ну и ладно, что такого, если бедняку случится однажды полакомиться крошками с барского стола? Вы что же, мадемуазель Анелетта, как и судьи, считаете, что человека следует повесить из-за какого-то несчастного кролика? И почему вы думаете, что Господь Бог создал эту лань для барона Жана, а не для меня?
– Господин Тибо, Господь Бог учит нас не желать добра ближнего; следуйте заповеди Божией, и вам никогда не будет плохо.
– Вот оно что! Выходит, вы меня знаете, красавица Анелетта, раз обращаетесь просто по имени?
– Конечно, знаю. Я помню, что однажды видела вас на празднике в Бурсонне: вас называли превосходным танцором и все становились вокруг вас в круг.
Этот комплимент полностью обезоружил Тибо.
– Да-да, – сказал он, – теперь и я припоминаю, что видел вас. Надо же, тогда на празднике в Бурсонне мы танцевали вместе, но вы не выглядели такой взрослой, как сейчас, вот почему я не сразу вас признал. Да, на вас было розовое платье и красивый белый корсаж, и мы танцевали на молочной ферме. Мне хотелось вас обнять, но вы не позволили, сказав, чтобы я обнимал свою подругу, а не партнершу по танцам.
– Ах! У вас прекрасная память, господин Тибо!
– Анелетта, а вам известно, что за этот год – ведь прошел год! – вы похорошели и повзрослели? Ах! Вы преуспели и в том и в другом!
Девушка покраснела и опустила глаза. Румянец и смущение прибавили очарования ее личику. Тибо принялся рассматривать ее еще внимательнее.
– У вас есть возлюбленный, Анелетта? – спросил он у прекрасной девушки, и в голосе его угадывалось некоторое волнение.
– Нет, господин Тибо, – ответила она, – и никогда не было. Я не могу и не хочу, чтобы он был.
– Что так? Разве любовь – это хулиган, что она вас пугает?
– Нет, но мне нужен вовсе не возлюбленный.
– Кто же тогда?
– Муж.
Тибо сделал жест, который Анелетта не заметила. Или сделала вид, что не заметила.
– Да, – повторила она, – муж. Бабушка стара и слаба, а возлюбленный отвлекал бы меня от ухода за ней. Муж же, если бы я нашла порядочного парня, который захотел на мне жениться, помогал бы мне облегчать ее страдания в столь почтенном возрасте и разделил бы со мною ношу, которую Господь послал мне, чтобы скрасить ее последние дни.
– Но, – сказал Тибо, – позволил бы вам муж любить бабушку больше, чем себя, не ревновал бы из-за нежности, которую вы дарите старой женщине?
– О! – с очаровательной улыбкой подхватила Анелетт. – В этом нет никакой опасности. Я стану уделять мужу столько внимания, что ему не придется жаловаться. Чем нежнее и терпимее он будет к доброй женщине, тем признательнее буду я, тем больше стану трудиться, чтобы в нашем гнездышке было все необходимое. Вы видите, что я худая и хрупкая, и сомневаетесь в моих силах, но я храбрая и трудолюбивая, вот! Когда сердце сказало свое слово, можно работать без устали дни и ночи напролет. Я бы так любила того, кто полюбит мою бабушку! О, уверяю вас: она, мой муж и я – мы будем очень счастливы втроем.
– Вы хотите сказать, что даже если по-прежнему будете бедны, Анелетта?
– Как? Неужели любовь и дружба богатых на обол дороже любви и дружбы бедных? Когда я ласкаюсь к бабушке, когда она сажает меня на колени, обнимает слабыми, дрожащими руками, когда ее доброе морщинистое лицо прижимается к моему, когда я чувствую, что по ее щекам катятся слезы умиления, то тоже не могу удержаться и плачу. И эти слезы, господин Тибо, такие легкие и нежные, каких не бывает, уверяю вас, ни у одной госпожи или девицы, будь она королевой или дочерью короля. И это притом, что мы с бабушкой самые обездоленные создания в округе.
Тибо слушал, не отвечая и пребывая в своих мечтах – мечтах, свойственных честолюбцам. Но порой эти честолюбивые мечты прерывались непонятными ему самому приступами удрученности и разочарования.
Он, который часами наблюдал, как по лестницам поднимаются и спускаются прекрасные знатные дамы двора его светлости герцога Орлеанского, он, который ночи напролет заглядывал в стрельчатые окна главной башни замка Вез, сверкавшей праздничными огнями, теперь спрашивал себя, а стоит ли то, к чему он так стремился – благородная дама и роскошное жилище, – жизни под соломенной крышей с этим милым и прекрасным существом, которого люди звали Анелетта-ягненок.
