Исход. Том 2 - Кинг Стивен (серия книг .TXT) 📗
— Не думаю, что вы сможете ужиться с предметом своего выбора, — сказал Глен. — Кажется, в вас не так уж и много от нацистов.
И на этот раз Доган сам толкнул Глена.
Ларри отделили от товарищей и повели по пустынному коридору, украшенному надписями типа: «НЕ ПЛЕВАТЬ», «ДУШЕВЫЕ», а одна утверждала: «ВЫ ЗДЕСЬ НЕ ГОСТИ».
— Я бы не возражал против душа, — сказал он.
— Возможно, — ответил Доган. — Посмотрим.
— Посмотрим на что?
— Насколько вы будете сговорчивыми.
Доган открыл камеру в конце коридора и ввел в нее Ларри.
— А как же наручники? — спросил Ларри, протягивая руки.
— Конечно. — Доган расстегнул и снял наручники. — Лучше?
— Немного.
— Все еще хочешь в душ?
— Конечно. — Но больше всего Ларри не хотелось оставаться одному, прислушиваться к эху удаляющихся шагов. Если он останется один, то снова вернется страх.
Доган достал небольшой блокнот.
— Сколько вас? В Зоне.
— Шесть тысяч, — ответил Ларри. — Каждый четверг все мы играем в бинго, а призом является двадцатифунтовая индейка.
— Так ты хочешь в душ или нет?
— Хочу. — Но он уже перестал рассчитывать на душ.
— Сколько ваших людей?
— Двадцать пять тысяч, но четыре тысячи в возрасте до двенадцати лет и не платят за проезд. То есть экономически — это бездельники, лишние рты.
Доган захлопнул блокнот и посмотрел на Ларри.
— Не могу, — сказал Ларри. — Поставь себя на мое место.
Доган покачал головой:
— Не представляю, потому что я не безумец. Почему вы здесь? На что вы рассчитывали? Да он же убьет вас завтра или послезавтра. А если захочет, чтобы вы заговорили, то вы будете говорить. Да вы просто сумасшедшие.
— Нам приказала идти сюда пожилая женщина. Матушка Абигайль. Возможно, она снилась тебе тоже.
Доган покачал головой, но почему-то не смог посмотреть Ларри в глаза.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Тогда оставим это в покое.
— Уверен, что не хочешь поговорить со мной? Сходишь в душ?
— Меня так дешево не купишь, — рассмеялся Ларри. Пошлите своих шпионов на нашу сторону. Если сможете найти хоть одного, который бы не слышал о матушке Абигайль.
— Как хочешь, — сказал Доган и удалился. В дальнем конце коридора он прошел в решетчатые двери, которые громко захлопнулись за ним.
Ларри огляделся. Как и Ральф, он пару раз бывал в тюрьме — дебоширил в общественном месте, а второй раз за то, что у него обнаружили унцию марихуаны. Бурная молодость.
— Да, это не отель «Ритц», — пробормотал он.
Матрац на койке выглядел основательно трухлявым, и Ларри с отвращением подумал, не умер ли на нем кто-нибудь в июне — начале июля. Унитаз работал исправно, но наполнился ржавой, водой, когда Ларри впервые смыл его, — верный признак того, что им долго не пользовались. Кто-то оставил в камере вестерн. Ларри взял книжку в руки, затем положил ее обратно. Сидя на койке, он стал прислушиваться к тишине. Он никогда не любил оставаться в одиночестве — но в некоторой степени он всегда быт одинок… до прибытия в Свободную Зону. И теперь не было так плохо, как, он боялся, могло быть. Плохо, но он все же мог справиться с этим. «Да он же убьет вас завтра или послезавтра». Но Ларри не верил в это. Это не должно произойти вот так.
— Я не стану бояться дьявола, — произнес он в мертвой тишине тюремного крыла, и ему понравилось, как это прозвучало. И он снова повторил фразу.
Он лег, и в голову ему пришла мысль, что он проделал почти весь обратный путь к Западному побережью. Но путешествие оказалось более продолжительным и странным, чем это можно было предположить. И оно еще не было закончено.
— Я не стану бояться, — снова повторил Ларри. Он заснул, лицо его было спокойным, и спал он без сновидений.
В десять часов следующего дня, ровно через сутки после того, как трое пилигримов впервые увидели пикет на шоссе, Ренделл Флегг и Ллойд Хенрейд пришли к Глену Бейтмену.
Тот, скрестив ноги, сидел на полу своей камеры. Глен нашел обломок угольного карандаша и теперь заканчивал писать на стене, испещренной изображениями мужских и женских гениталий, именами, номерами телефонов и даже небольшой поэмой: «Я не гончар и не гончарный круг, но гончарная глина; однако разве ценность формы не зависит от внутренней ценности глины, как и от гончарного круга, и от умения Мастера?». Глен любовался этим творением, когда температура в камере, казалось, вдруг упала градусов на десять. В конце коридора раздался звук открываемой двери. Во рту у Глена пересохло, а карандаш сломался в руке. Раздался стук каблуков, приближающихся к нему.
«Да это же он. Я увижу его лицо».
Неожиданно разгулялся его артрит. Ужасная боль. Казалось, кости опустошились и наполнились толченым стеклом. И все же, когда шаги замерли перед его камерой, он повернулся, на лице его была заинтересованная улыбка ожидания.
— А вот и вы, — сказал Глен. — Да вы не такой уж страшный, как нам представлялось.
По другую сторону решетки стояли двое мужчин. Флегг находился справа от Глена. На нем были голубые джинсы и белая шелковая сорочка, отсвечивающая желтизной при неярком освещении. Он улыбался Глену. Позади него стоял мужчина пониже, который вовсе не улыбался. Глаза его казались слишком большими для такого лица. Климат пустыни явно не подходил его коже: он загорал, облазил и снова загорал. На шее у него висел черный камень с красновато-желтой прожилкой. Вид у камня был какой-то жирный, отталкивающий.
— Хочу представить своего помощника, — хихикнув, произнес Флегг. — Ллойд Хенрейд. А это Глен Бейтмен, социолог, член Комитета Свободной Зоны, его мозговой центр после смерти Ника Андроса.
— Привет, — пробормотал Ллойд.
— Как твой артрит, Глен? — спросил Флегг. Голос его звучал сочувственно, но глаза светились радостью и тайным знанием.
Глен быстро сжал и разжал ладони, улыбаясь Флеггу. Никто не узнает, чего стоила ему эта сердечная улыбка.
«Внутренняя ценность глины!»
— Хорошо, — ответил он. — Немного лучше после сна в помещении, и все благодаря тебе.
Улыбка Флегга несколько увяла. Глен уловил момент удивления и злости. Или страха?
— Я решил отпустить тебя, — резко произнес Флегг. Улыбка снова появилась на его лице, сияющая и коварная. Ллойд издал возглас удивления, и Флегг повернулся к нему. — Разве не так, Ллойд?
— М-м… конечно, — ответил Ллойд. — Конечно.
— Хорошо, — с легкостью произнес Глен. Он чувствовал, как артрит все глубже и глубже проникает в кости, замораживая их, как лед, и выжигая огнем.
— Тебе дадут небольшой мопед, и ты можешь ехать на все четыре стороны.
— Но я не поеду без моих друзей.
— Ну конечно. И все, что тебе нужно сделать, это попросить меня. Встать на колени и попросить.
Глен рассмеялся от всей души. Он запрокинул голову и хохотал. И пока он смеялся, боль в суставах начала утихать. Он чувствовал себя лучше, сильнее, снова взял себя в руки.
— Ах ты шутник, — сказал он. — Я скажу, что тебе делать. Почему бы тебе не раздобыть наждачка и не засунуть себе в задницу?
Флегг помрачнел. Улыбка исчезла. Его глаза, ранее темные, как камень на шее Ллойда, теперь, казалось, сверкали желтизной. Он протянул руку к устройству механического замка и нажал. Раздался гудящий звук. Между его пальцами возник огонь, в воздухе запахло паленым. Замочная коробка, дымящаяся и почерневшая, упала на пол. Ллойд Хенрейд закричал. Темный человек схватился за прутья двери и распахнул ее.
— Прекрати смеяться.
Глен засмеялся еще громче.
— Перестань смеяться надо мной!
— Ты ничто! — произнес Глен, смеясь и вытирая выступившие слезы. — О, извини… мы такое навыдумывали о тебе… я смеюсь над нашей собственной глупостью и над твоей несостоятельностью…
— Застрели его, Ллойд. — Флегг повернулся к другому человеку. Лицо его исказилось от ярости, кулаки были плотно сжаты.
— О, ты убей меня лично, если собираешься убить, — сказал Глен. — Думаю, ты способен на это. Прикоснись ко мне пальцем и останови мое сердце. Сотвори обратный крест, и пусть у меня расплавятся мозги. Извергни молнию, которая расколет меня на две части. О… о, дорогой… мой дорогой!
