По понятиям Лютого - Корецкий Данил Аркадьевич (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
– А чего? Давай меня, я не очкану! Я не против! – Матрос снова сел, развалился на скамье, закинул руку на плечо Редактора. – Если что, так мне почестей ваших не надо, но за общину я кого хочешь порву.
– Общак ты порвешь, это точно, – выступил Зимарь. – На мелкие лоскуты. Вы там на рынке одни комбинаторы хитрожопые, вам всегда мало. Мотю Космонавта надо, вот кого. У нас в порту хитрожопых не любят.
– Эт-да. Речпорт всегда поособку держался, чего там, – хмыкнул Редактор.
– Если в городе чума, в речпорту праздник! – Это уже Кузьма подал голос, не выдержал. – Они завсегда так! Это Космонавт сам так говорил.
– Когда я говорил? – крикнул Мотя.
– Когда, когда… Посля вторника среда! У вас все хитрожопые, чего там, одни вы самые правильные на всем свете. Не надо нам таких!
– Вы на Западном вообще к городу никаким боком, вы лохи колхозные!
– Ага, хвост тебе там прищемили в прошлый год, когда на Гайкиной хате до труселей проигрался – вот и не успокоишься с тех пор!
– Кузьма дело говорит!
– Не надо нам «западных»!
– Босота речпортовская!
– Это ты мне сказал, ушлёпок?
– Космонавт в «рамса» всегда передегивал, ага! Ему только общак держать, мохнорылому!
– Коряги убрал, ты!
– Тихо, братва! – взревел Буровой.
Его не услышали. За столом уже никто не сидел, все вскочили со своих мест, орали друг на друга, крутили пальцами, скрипели зубами и брызгали слюной. Уже не только Рынок, не только Речпорт и Западный, в поток взаимных претензий влились и Севан с его нахичеванскими, и Северный, и Александровка… Мерло и Зимарь стояли друг напротив друга, раскорячившись, как два бойцовых петуха. Мирный сход постепенно сползал в междоусобные разборки.
– Я кому сказал! Всем ша!!!
Голос у Бурового зычный, что твой заводской гудок, но всем на это начихать. Только громче заорали.
Один только Матрос не орал и не подскакивал. Сидел в той же расслабленной позе, тихо лыбился. Потом поднялся, куда-то пошел, расталкивая, вбуриваясь между телами. Остановился рядом с Зимарем, как бы случайно остановился и вдруг сразу влупил ему с правой в череп – Зимарь просто рухнул на пол. Но еще до того, как он успел приземлиться, уже его противник Мерло отлетал в стенку без передней фиксы и с кровищей по подбородку. Два раза стукнуло – сперва Зимарь, потом Мерло. Дыц, дыц. И все затихло на секунду, все уставились на них.
– Кто следующий, вашмать? – сказал Матрос. – Подходи, раззявы, не стесняйтесь. Кто еще желает постелиться? Ты? Ты? – Он обвел глазами толпу, показал на Мотю Космонавта. – Может, ты? Иди, Мотя, растолкуешь мне, кто есть кто.
Мотя не успел ничего ответить, Матрос вдруг натянул жилы на покрасневшей шее и гаркнул:
– Все заглохли!!! Это сход, вашмать!!! А не пьянка, вашмать!!! Кто дернется – руками порву!!!
Тихо стучали ходики на стене. Матрос стоял, оскалив желтые прокуренные зубы, руки развел в стороны, кулаки хрустят, грудь вперед, волосы на голове и руках торчком, как наэлектризованные – сейчас он был похож на страшного, разъяренного орангутанга. Никто не сказал ни слова. Зимарь поднялся на ноги, зыркнул бешеным глазом, тихо выматерился, сел.
– Вот и лады, – сказал Матрос обычным голосом.
Прошел к своему месту, сел тоже. И все расселись вслед за ним. Закурили.
– Побазарили – теперь делом займемся, что ли. Я, если хотите, против Студента! Не потому, что у нас непонятки были – он деньги проиграл, в срок отдал, как к блатному к нему никаких предъяв нет. И вор он фартовый, без базара… Только он наособку держится, в одиночку работает. Может, кого-то и берет «в дело», но со стороны… Получается, нашими пацанами брезгует… Кто чем дышит – не знает. Да и мы не знаем, чем он дышит. Какой же из него, на фиг, Смотрящий?!
В «павильоне» наступила тишина. Матрос был прав.
– Вкурили? – усмехнулся Матрос. – Ну, и хорошо. Веди, Буровой, рви рубаху дальше.
Буровой сказал с места что-то, его почти не слышно. Он больше ничего вести не будет, хватит. Пусть выбирают как хотят. А ты, Матрос, раз сказал, вот ты рубаху и рви.
Подымили в потолок. Никто не возражал. Не хочет вести Буровой – его дело.
– Ладно, – сказал Матрос. – Тогда я по-простому. Слева направо. Вот ты, как там тебя, Копейка! – он развернулся, показал на молодого пацана, стоявшего ближе других. – Ты кого в Смотрящие выбираешь?
Копейка посмотрел на Бурового, на Мотю с кровавой бородой, на Зимаря. Сказал уверенно:
– Тебя, Матрос, какой вопрос!
Вышло в рифму. Братва рассмеялась.
– Следующий, кто там! Жучок!
– Я за Матроса!
– А ты, Редактор, записывай! Никого не пропускай! – командовал Матрос. – Следующий! Техасец!
Техасец из Александровки, александровским хоть черта в ступе подавай, только чтобы он был не из Нахичевани.
– Матрос!
Редактор что-то размашисто черкал в своем блокноте, братва по очереди, слева направо, высказывалась за кандидатов. Матрос, Матрос, Матрос… Зимарь за Космонавта. Богатяновские и «западные» – за Бурового, Мерло с разбитым хавальником вообще свалил со схода. «Рыночные» – естественно, за Матроса. И дальше пошло-поехало, как эхо: Матрос, Матрос… Матрос в два прихлопа угомонил разошедшуюся братву, во как! Опытный, духовитый вор, косяков за ним не водится… Это ж ясно, кого выбирать. Матрос, какой вопрос!
– Спиридоныч, ты за кого?
Старый Спиридон даже брови приглаживать не стал, каркнул с ходу:
– Дак за кого ж еще? За него!
– Это за кого?
Трясущийся палец как стрелка компаса, туда-сюда. А Матрос сейчас в такой силе, что того гляди гвозди будут из стола вылетать, липнуть к нему. Про Студента Спиридон давно забыл, палец сам отворачивается, тянется, тянется в сторону, где «рыночные» сидят.
– За него, за этого… За Матроса, стало быть…
И тут Студент не выдержал. Шум-гам, Матрос-не вопрос, суки, про него никто даже слова не сказал. А ведь это только благодаря ему собрался этот сход, ведь это он место освободил, траванул. И что, выходит, зря? Для Матроса постарался?!
Он схватил старика за плечо, встряхнул, развернул к себе.
– Ты уже за меня голос свой отдал, старый хрен!
Лицо Спиридона вмиг скомкалось, усохло, испуганные глаза уставились Студенту в переносицу.
– А?.. Ты ж не серчай только… Я ж за Мерина как бы вообще…
– Оставь деда, Студент, – послышался голос Матроса. – Он, когда был в силе, таких, как ты, пучками об колено ломал.
Он стоял, поставив на скамью ногу в грязном башмаке, опершись рукой на колено, и буравил Студента колючим взглядом. Редактор, Калым, Белый, Лесопилка, и даже Зимарь с Космонавтом, и все остальные, казалось, столпились стеной рядом с Матросом, они все – там, по ту сторону, а Студент – по эту. Почему так? Он отпустил Спиридона и тоже встал, сам не зная зачем. От злости шумело в ушах и во рту пересохло, но он смотрел на Матроса и понимал, что ничего ему не сделает, потому что перед ним новый Смотрящий, потому что боится его и… Просто Матрос еще злее, чем он. И сильнее.
– Теперь твой черед, Студент, – услышал он, как сквозь вату. – У нас честный сход, всем дают слово, даже учащейся молодежи.
Послышались смешки, а кто-то нарочно громко загоготал, как гусь.
– Называй, кого выбирать в Смотрящие. А Редактор, так и быть, запишет.
– Только не тебя, косорылого, – выговорил сквозь зубы Студент.
Наступила тишина.
– Во как, – негромко сказал Матрос. – А что ж ты меня так невзлюбил, братское сердце? С чего вдруг погонялами погаными бросаешься?
– А я тебе и раньше хвосты не заносил.
Шея у Матроса побагровела, жилы натянулись. Но голос оставался спокойным:
– Может, тебя из-за тех семи тысяч жаба съела? Ты скажи, облегчи душу. Ну? Должок отдавать не хотелось? Рубли в темя стучат?
И тут Студент почувствовал тепло на озябшем пальце, украшенном перстнем со львиной мордой. Ободряющее тепло, будто стал за ним настоящий лев и с презрительным оскалом смотрит на противников. С такой поддержкой ничего не страшно! На него накатила волна уверенного, бесшабашного куража.
