Исход. Том 1 - Кинг Стивен (читать книги онлайн без TXT) 📗
Немного погодя я успокоилась. Вытерла слезы с лица и хотела попросить Гарольда, чтобы он посмотрел, сильно ли я поранила спину. Но не сделала этого, подумав, что он может воспринять это как знак СВОБОДЫ. Жизнь, свобода и влечение к Франни. О-хо-хо, не так уж все это и смешно.
— Франни, — произнес Гарольд. — Мне очень трудно это сказать.
— Тогда, может, лучше вообще не говорить? — спросила я.
— Но я должен, — ответил он, и я поняла, что он не отступит, пока не выскажется — Франни, — сказал он — Я люблю тебя.
Кажется, я давно уже знала, что все именно так. Было бы намного легче и проще, если бы он хотел только переспать со мной. Любовь намного опаснее, чем страсть. Я была загнана в угол. Как сказать «нет» Гарольду? Думаю, существует только один способ — неважно, кому это говорится.
— Я не люблю тебя, Гарольд, — вот что сказала я.
Его лицо, казалось, разбилось на кусочки.
— Это из-за него, ведь так? — спросил он. Лицо его исказила уродливая гримаса. — Это из-за Стью Редмена, правда?
— Не знаю, — ответила я. Теперь мне не всегда удавалось сдерживать свои эмоции — думаю, это подарок со стороны матери. Но я по-женски сражалась с этим, хотя бы применительно к Гарольду. Однако чувствовала, как натягивается проводок.
— А я знаю, — его голос дрожал от жалости к самому себе. — Я знаю. Я знал это еще в тот день, когда мы встретили его. Я не хотел, чтобы он шел с нами, потому что я знал. И он сказал…
— Что он сказал?
— Что он не хочет тебя! Что ты можешь быть моей!
— Как будто подарил тебе новую пару обуви, не правда ли, Гарольд?
Он не ответил, как будто понимая, что зашел слишком далеко. С некоторым усилием я вспомнила тот день. Моментальная реакция Гарольда на Стью была реакцией собаки на другую собаку, пришельца, забредшего во двор первой собаки. В ее владения. Я почти видела, как ощетинился Гарольд. И я поняла, что слова Стью были сказаны только затем, чтобы перевести нас из класса собак снова в класс людей. Разве все это не так? Я имею в виду ту адскую борьбу, которую все мы сейчас ведем. Если это не так, то зачем мы вообще утруждаем себя попытками не терять достоинства?
— Я никому не принадлежу, Гарольд. У меня нет хозяина, — сказала я.
Он что-то пробормотал.
— Что?
— Я сказал, что тебе, возможно, придется изменить мнение на этот счет.
На ум мне пришел довольно резкий ответ, но я сдержалась. Взгляд Гарольда блуждал где-то далеко, а лицо было неподвижным, но открытым. Он заговорил:
— Я видел таких парней и раньше. Уж ты поверь мне, Франни. Этот парень из отряда четвертьзащитников в футбольной команде, но вот он просто сидит, в классе, поплевывает в потолок и издевается над людьми, так как знает, что учитель все равно поставит ему хотя бы троечку, а значит, он может продолжать свою игру. Он из тех парней, которые гуляют с самыми очаровательными девушками, а те считают его Иисусом Христом. Он из тех парней, которые с треском выпускают газы, когда учитель английского просит тебя прочитать свое сочинение вслух, потому что оно самое лучшее в классе.
Да, я знаю таких подонков. Удачи тебе, Франни.
А потом он ушел. И это не был ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЙ УХОД, как он, конечно, полагал. Это больше походило на то, как если бы Гарольд поведал мне свою самую сокровенную мечту, а я камня на камне не оставила от нее — мечта, вот что изменилось, реальность же осталась прежней. Я ужасно переживала за него, честное слово, и сочувствовала, потому что когда он уходил, то уже не играл роль пресыщенного циника, он был НАСТОЯЩИМ циником, не пресыщенным, а резким и ранящим, как лезвие ножа. Он был побежден. О, но вот что Гарольд никогда не поймет, так это то, что это его представления должны сначала немного измениться, ему необходимо понять, что мир останется прежним, пока прежним остается он сам. Он таит отказы, как пираты таили свои сокровища…
Ну ладно. Теперь уже все вернулись, ужин съеден, курильщики покурили, веронал принят (а моя таблетка лежит в кармане, вместо того чтобы растворяться в желудке), все устраиваются на ночлег. Гарольд и я прошли через болезненную конфронтацию, оставившую у меня ощущение того, что ничего так и не разрешилось, разве что теперь он наблюдает за мной и Стью в ожидании того, как будут разворачиваться события. От этого мне становится дурно, во мне поднимается беспричинная злость. Какое он имеет право следить за нами? Какое он имеет право усложнять и без того запутанную ситуацию, в которой оказались все мы?
Не забыть: Извини, дневник. Наверное, это из-за расстроенного состояния моего ума. Не могу вспомнить ни единой вещи.
Когда Франни натолкнулась на Стью, тот, сидя на камне, курил сигару. Каблуком он продавил в земле маленькую ямку и использовал ее в качестве пепельницы. Лицо его было обращено на запад, туда, где садилось солнце. Облака немного рассеялись, позволив красному солнцу показать свою косматую голову. Хотя они встретили четырех женщин и приняли их в свою компанию только вчера, казалось, что произошло это давным-давно. Без особых усилий они вытащили из кювета один из автофургонов и теперь, вместе с мотоциклами, вполне напоминали караван, медленно продвигающийся по шоссе на запад.
Запах сигары навеял на нее воспоминания об отце и его трубке. Вместе с памятью пришла печаль, почти растворившаяся в ностальгии. «Я уже оправилась от потери, папа, — подумала она. — Думаю, ты не станешь обижаться».
Стью оглянулся.
— Франни, — сказал он, и в голосе его звучало неподдельное удовольствие. — Как ты себя чувствуешь?
Она пожала плечами:
— Нормально.
— Хочешь посидеть со мной на этом камне и посмотреть на заход солнца?
Она присоединилась к нему, сердце ее учащенно забилось. Но, в конце концов, зачем же еще она пришла сюда? Она знала, в какую сторону он ушел из лагеря, точно так же как она знала, что Гарольд, Глен и две девушки отправились в Брайтон в поисках радиопередатчика (это была идея Глена, а не Гарольда — хоть какое-то разнообразие). Пэтти Крогер осталась в лагере присматривать за двумя пострадавшими. Ширли Хэммет показывала некоторые признаки выхода из состояния прострации, но сегодня она разбудила их всех около часа ночи — Ширли кричала во сне и размахивала руками, как бы защищаясь от нападающего. Но вторая женщина, безымянная, казалось, шла в противоположном направлении. Она сидела там, где ее сажали.
Ела, если ее кормили. Производила естественные отправления организма. Не отвечала на вопросы. Лишь изредка выходила из состояния спячки. Даже приняв огромную дозу веронала, стонала и дергалась во сне. Франни казалось, она знает, что снится бедной женщине.
— Кажется, нам еще очень долго идти, так ведь? — спросила она.
Некоторое время Стью не отвечал, а затем проговорил:
— Даже дольше, чем мы думаем. Эта старая женщина, ее уже нет в Небраске.
— Я знаю… — начала было она, но потом прикусила язык.
Улыбнувшись, он взглянул на нее:
— А вы припрятывали свои таблетки, мэм.
— Мой секрет открылся, — криво улыбаясь, сказала Франни.
— И мы не одни такие, — сообщил Стью. — Сегодня днем я разговаривал с Дайаной (Франни почувствовала внутри укол ревности — и страха — оттого, как по-свойски он произнес имя девушки), и она сказала, что они со Сьюзен тоже не хотят принимать веронал.
Франни кивнула:
— Почему ты прекратил? Они начали действовать на тебя… как наркотики?
Стью стряхнул пепел в импровизированную пепельницу.
— Слабое седативное на ночь — в этом нет ничего страшного. У меня нет потребности в наркотиках. Я перестал принимать таблетки три дня назад, потому что почувствовал себя… как бы вне контакта. — Он помолчал секунду, затем продолжил. — Глен и Гарольд собираются поискать радиопередатчик. Отличная мысль. Для чего существует двусторонняя связь? Для того чтобы находиться в контакте. Мой бывший приятель из Арнетта, Тонни Леоминстер, был просто помешан на этой игрушке. Отличная вещица. Можно разговаривать с людьми, а можно и взывать о помощи, если попадешь в переплет. Эти сны, это почти то же самое, что радиопередатчик у тебя в голове, только вот, кажется, передающее устройство сломалось, и мы только принимаем послания.
