Исход. Том 1 - Кинг Стивен (читать книги онлайн без TXT) 📗
Но я должна сказать кое-что еще, прежде чем оставлю тему об Одиноком Страннике. Это имеет отношение к моему «материнскому инстинкту». Существует ли подобное? Я думаю, что да. Возможно, в этом виноваты гормоны. Уже несколько недель я не чувствую себя прежней, но сейчас очень трудно отделить изменения, вызванные моей беременностью, от изменений, вызванных этим ужасным несчастьем, охватившим весь мир. Да, действительно СУЩЕСТВУЕТ определенное чувство ревности (ревность — не совсем точное слово, но сегодня я, кажется, не смогу подобрать более точное), ощущение, что ты подошел немного ближе к центру Вселенной, и это нечто должно защитить твое положение здесь. Вот почему веронал кажется большим риском, чем ночные кошмары, хотя умом я понимаю, что веронал вовсе не повредит ребенку. И мне кажется, что чувство ревности — это также часть любви, которую я чувствую к Стью Редмену. Я чувствую, что люблю, точно так же, как и ем, — за двоих.
Я должна поторопиться. Мне нужно спать, неважно, что мне приснится. Мы не так быстро проехали по территории Индианы, как надеялись, — ужасное скопище машин вблизи Элкарта надолго задержало нас. В большинстве своем, это были военные машины. Очень много мертвых солдат. Глен, Сьюзен Штерн, Дайана и Стью взяли с собой столько боеприпасов и оружия, сколько смогли — около двух дюжин винтовок, несколько гранат и — да, люди, это правда — даже противотанковое реактивное ружье. Вот я сейчас пишу, а Гарольд и Стью пытаются разобраться в его устройстве, ведь для него у нас есть семнадцать или восемнадцать снарядов Господи, пожалуйста, только бы они не поранили сами себя.
Говоря о Гарольде, я должна сказать тебе, милый дневник, что он НИЧЕГО НЕ ПОДОЗРЕВАЕТ (звучит, как фраза из старого фильма с Бэтт Дэвис, так вот). Когда мы догоним матушку Абигайль и ее спутников, думаю, Гарольду нужно будет сообщить; нечестно скрывать от него это дольше, а там будь что будет.
Но сегодня Гарольд был добродушнее и веселее, чем когда-либо. Он так улыбался, что я думала, его лицо лопнет! Именно он предложил свою помощь Стью, чтобы разобраться с устройством этого реактивного ружья, и…
Ну вот, они возвращаются. Допишу позже.
Франни глубоко спала, и ей ничего не снилось. Точно так же, как и всем остальным, кроме Гарольда Лаудера. Вскоре после полуночи он встал и осторожно подошел к тому месту, где лежала Франни, остановился и стал смотреть на нее. Теперь он уже не улыбался, хотя улыбка не сходила с его лица весь день. Иногда ему казалось, что от этой улыбки у него лопнет лицо, и отовсюду полезут мозги. Это стало бы облегчением.
Гарольд смотрел на нее сверху вниз, прислушиваясь к стрекоту кузнечиков. «Мы живем в собачье время», — подумал он. Собачьи дни, начиная с двадцать пятого июня и по двадцать восьмое августа, согласно Вебстеру. Названные так, потому что, как предполагалось, популяция собак более всего увеличивается в этот период. Он снова взглянул на Франни. Она сладко спала, подложив под голову свитер. Рядом с ней лежал ее рюкзак.
«У каждой собаки — свое время, Франни».
Гарольд встал на колени, замерев от хруста в коленях, но никто даже не пошевелился. Он развязал ее рюкзак и осторожно пошарил внутри. Вытащил карандаш. Франни что-то пробормотала во сне, поерзала. Гарольд затаил дыхание. Наконец он отыскал то, что искал на самом дне, под тремя чистыми блузками и карманным дорожным атласом. Записная книжка. Он вытащил ее, открыл на первой странице, осветив фонариком убористый, но очень разборчивый почерк Франни.
«6 июля 1990 г. — После недолгих уговоров мистер Бейтмен согласился отправиться с нами.
Гарольд захлопнул книжку и забрался с ней в свой спальный мешок. Он ощущал себя совсем маленьким мальчиком, которым когда-то был, мальчиком, у которого было слишком мало друзей (он наслаждался лишь кратким периодом младенчества до трех лет, и с тех пор над его полнотой всегда жестоко подшучивали), но слишком много врагов, мальчиком, более или менее лишенным родительской ласки — их глаза следили только за Эми с тех пор, как та начала свой длительный поход к титулу Мисс Америка/Атлантик-Сити, — мальчиком, нашедшим утешение в книгах, мальчиком, избегавшим избрания в бейсбольную команду или избрания в школьный патруль, становившимся то долговязым Джоном Сильвером, то Тарзаном, то Филипом Кентом… мальчиком, который становился всеми этими людьми поздно ночью под одеялом, с фонариком, освещавшим печатные листы, с широко открытыми от волнения глазами, не обращавшим внимания на запах своего тела; именно этот мальчик сейчас забрался в спальный мешок с дневником Франни и фонариком.
Когда он уже направлял луч фонарика на первую страницу дневника, у него наступил момент умственного просветления. На мгновение часть его разума выкрикнула: «Гарольд! Остановись!» — настолько громко, что он вздрогнул. И почти остановился. На какое-то мгновение показалось возможным остановиться, положить дневник на место, туда, откуда он взял его, отказаться от нее, и пусть она идет дальше своей дорогой, пока не случится нечто ужасное и непоправимое. Это было мгновение, когда он мог еще отложить горькую пилюлю, не растворять ее в чаше познания, а выплеснуть и наполнить ее тем, что было предназначено в этом мире для него. «Оставь это, Гарольд», — взывал голос благоразумия, но, кажется, было уже слишком поздно.
В возрасте шестнадцати лет он забросил Берроуза, Стивенсона и Хаббарда, предпочтя этому фантастику — фантастику, одновременно столь любимую и ненавидимую, но не о ракетах или пиратах, а о девушках в прозрачных одеждах, стоящих перед ним на коленях на атласных подушках, в то время как Гарольд Великий Повелитель, обнаженный, восседал на троне, готовый в любое время отхлестать их кожаными плетками с серебряными наконечниками. Это были самые острые фантазии, через которые в свое время прошли все хорошенькие девочки школы Оганквита. Эти дневные мечты всегда заканчивались ощущением болезненного переполнения в его чреслах и извержением спермы, что было скорее мучением, чем удовольствием. А затем Гарольд засыпал. Сперма высыхала на складках его живота. У каждой собаки есть свой день.
И теперь вот эта старая боль, которую он подгребал к себе, как опавшие листья, эти черные фантазии — старые друзья, которые никогда не умирают, чьи зубы никогда не притупляются, чьи давние привязанности никогда не меняются.
Гарольд перевернул первую страницу, навел фонарик на строчки и приступил к чтению.
За час до рассвета он положил дневник обратно в рюкзак Франни и завязал шнурки. Он специально не принимал никаких мер предосторожности. «Если она проснется, — холодно подумал он, — я убью ее и убегу». Убежит куда? На запад. Но он не остановится в Небраске или Колорадо, о нет.
Франни не проснулась.
Гарольд вернулся к своему спальному мешку. Он отчаянно мастурбировал. Наконец пришел сон, неглубокий и беспокойный. Ему снилось, что он взбирается по отвесной стене. А высоко над ним кружили коршуны, ожидая, когда же он превратится в их добычу. Не было ни луны, ни звезд…
А затем в темноте открылся ужасный красный Глаз, коварный и жуткий. Глаз манил его.
А на западе, даже теперь, собирались тени в сумеречном танце смерти.
Когда они расположились на отдых вечером того дня, то были уже на западе от Джолиета, штат Иллинойс. Было пиво, интересный разговор, много смеха. Они чувствовали облегчение, что дождь прошел стороной, пролившись в Индиане. И все обращали особое внимание на Гарольда, который никогда прежде не был так весел.
— Знаешь, Гарольд, — позже тем же вечером сказала Франни, когда все уже стали расходиться от костра, — мне кажется, я никогда не видела тебя в таком хорошем настроении. Что случилось?
Он весело подмигнул ей:
— У каждой собаки свое время, Франни.
Она улыбнулась ему в ответ, несколько заинтригованная. Но потом Франни убедила себя, что все это вполне в духе Гарольда. Недомолвки. Да и не так это важно. Единственное, что имело значение, — это то, что все шло очень хорошо.
