Лазоревый грех - Гамильтон Лорел Кей (книги регистрация онлайн TXT) 📗

Картина была слишком велика, чтобы я могла стоять рядом с камином и видеть ее всю, но что-то я заметила в глазах Купидона. Мне пришлось пододвинуться ближе, чтобы увидеть: они открыты только щелочкой, в которой пылал холодный синий огонь — я его видала, когда на Ашера накатывало желание.

Жан-Клод тронул меня за лицо, и я вздрогнула. Дамиан отодвинулся назад, давая нам место. Жан-Клод стер слезы у меня со щек. Вид его ясно говорил, что слезы я проливаю за нас обоих. Он не мог проявить слабость перед лицом Мюзетт, а я ничего не могла с собой поделать.

Мы оба обернулись к Ашеру, но он стоял у самой дальней стены. Он отвернулся, и виден был только водопад золотых волос. Плечи у него ссутулились, будто от удара.

Мюзетт подошла и встала по другую сторону от Жан-Клода.

— Наша госпожа думала, что, раз вы снова вместе, как в старые времена, вы обрадуетесь этому напоминанию ушедших дней.

Взгляд, который я бросила на нее из-за плеча Жан-Клода, нельзя было бы назвать дружелюбным. У другого края дивана я видела девочку, которая была ее pomme de sang. Кажется, она даже не сдвинулась с места. Если бы злые люди захотели меня убрать, они вполне могли бы это сделать, потому что несколько минут я ничего, кроме картины, не видела.

— Картина — наш дар гостя хозяину, но у нас есть еще один подарок, уже только для Ашера.

Анхелито встал за ней темной горой, и в руках у него была картина поменьше. На полу валялись куски бумаги и веревки, как сброшенная кожа. Эта картина была вдвое меньше первой, написана, несомненно, в том же реалистическом стиле — но сияющими цветами, гиперреалистично, в духе Тициана.

На этой картине свет шел только от огня — пылающего горна. Тело Ашера в отраженном свете пылало золотым и алым. Он снова был гол, в пах ему упиралось острие наковальни, но правая сторона тела обращена к свету. Даже волосы завязаны были на затылке свободным пучком, и правая сторона лица была открыта. Руки его были по-прежнему сильны, потому что они притворялись, будто куют клинок, лежащий на наковальне, но правая сторона его лица, груди, живота, бедра — это был сплавленный ком.

Это не были старые белые шрамы, которые видела я, — это были свежие, красные, воспаленные, злые линии, будто какое-то чудовище полосовало и рвало его тело. Вдруг на меня обрушились воспоминания — не мои.

Ашер лежит на полу камеры пыток, освобожденный от серебряных цепей. Люди, которые его пытали, полегли вокруг в выплесках крови. Он тянется к нам, и его лицо... лицо...

Я хлопнулась в обморок, и мы с Жан-Клодом оказались оба на полу, потому что я переживала именно то, что вспоминал он.

Дамиан и Джейсон пододвинулись к нам, но Ашер остался позади.

Глава 8

— Подойди, Ашер, взгляни на свой дар, — позвала Мюзетт.

Дамиан уже опустился возле меня на колени, положив руки мне на плечи, крепко сжимая пальцы. Наверное, он боялся, как бы я чего не сделала. Не зря боялся.

Голос Ашера прозвучал сдавленно, но отчетливо:

— Я уже видел именно этот подарок. Я его достаточно хорошо знаю.

— Ты хочешь, чтобы мы вернулись к Белль Морт и сказали ей, что ты не оценил ее дара?

— Можете сказать Белль Морт, что от ее подарка я получил именно то, чего она хотела.

— А именно?

— Мне напомнили, каким я был и каким я стал.

Я встала. Дамиан все еще не отпускал моих плеч. Жан-Клод поднялся грациозно, как марионетка, вздернутая невидимыми нитями. Мне никогда не быть такой изящной, но сегодня это не важно.

Мюзетт обернулась к Жан-Клоду:

— Мы принесли дары тебе, Жан-Клод, и Ашеру. Мы ждем гостевых даров для себя.

Он ответил голосом таким пустым и бесцветным, будто заговорила тишина:

— Я тебе говорил, Мюзетт, наши дары будут готовы только через несколько недель.

— Я уверена, что вы можете найти замену. — Она уставилась на меня.

Я обрела голос, и не бесцветный.

— Как смеешь ты, приехав на месяц раньше срока, зная, что мы не готовы, предъявлять нам требования? — Дамиан вцепился мне в плечи чуть ли не отчаянно, но это я еще была вежлива. — Твоя грубость не может служить поводом заставить нас делать то, чего мы делать не хотим.

Руки Дамиана скользнули по моим плечам, он прижал меня к себе. Я не сопротивлялась, потому что, не будь его здесь, я бы ее, наверное, ударила или застрелила. Чертовски, кстати, соблазнительная идея.

Жан-Клод попытался пролить масло на воды, но Мюзетт жестом остановила его:

— Пусть говорит твоя слуга, если ей есть что сказать.

Я распахнула рот, чтобы назвать ее сволочной стервой, но сказала совсем иное.

— Неужели ты думаешь, что дары, достойные такой красоты, можно подготовить в спешке? Неужели ты взяла бы какую-то жалкую замену вместо того великолепия, что мы подготовили?

Я замолчала. Все мужчины смотрели на меня, кроме Дамиана, который просто меня обнял.

— Чревовещание, — произнес Джейсон, стоящий по другую сторону Жан-Клода. — Другого объяснения у меня нет.

— Действительно, чудо, — кивнул Жан-Клод. Потом он повернулся к Мюзетт. — Все, кроме одного, бледнеют перед твоей красотой, Мюзетт. Как я могу предложить что-то меньше, нежели прекрасное, не оскорбив твоей красоты?

Она снова посмотрела на меня:

— Разве ее красота не равна моей?

Я расхохоталась. Руки Дамиана обхватили меня так сильно, что мне пришлось похлопать по руке, чтобы он дал мне дышать.

— Не волнуйся, я могу сама разобраться. — Вряд ли мне кто-нибудь поверил, но это было правдой. — Мюзетт, я знаю, что я симпатюшка, признаю, но если учесть эту неземной красоты троицу, я — не самая красивая на нашей стороне.

— Троицу, — повторил Джейсон. — И почему я думаю, что меня в нее не включили?

— Прости, Джейсон, но ты вроде меня. С виду мы вполне ничего, но по сравнению с этими тремя — просто по классу не дотягиваем.

— В число трех красавцев ты включаешь Ашера? — спросила Мюзетт.

Я кивнула:

— Если составлять список красавцев в присутствии Ашера, ему там место всегда гарантировано.

— Когда-то так и было, но уже несколько сотен лет не так.

— Не согласна, — возразила я.

— Ты лжешь.

Я посмотрела на нее с удивлением:

— Ты — мастер вампиров. Разве ты не можешь отличить правду от лжи? Разве не ощущаешь этого по моим словам, по запаху кожи?

Я смотрела ей в лицо, в эти красивые, хоть и пугающие глаза. Она не могла сказать, лгу я или нет. Только однажды я видела мастера вампиров, которая не могла отличить правду от лжи: она так вдохновенно лгала самой себе, что правда ей сильно мешала бы. Значит, Мюзетт слепа к правде, и мы можем ей лгать. Что ж, это открывает некоторые возможности.

Она нахмурилась в мою сторону и отмахнулась от темы ухоженной рукой:

— Хватит об этом.

Ей хватило ума понять, что она проигрывает этот момент спора, но не хватило, чтобы понять почему. И она перешла на другую тему, где, как она думала, победа ей гарантирована.

— Даже изуродованный Ашер прекраснее тебя, Анита.

Настал мой черед недоуменно морщить брови:

— Кажется, я именно это и сказала?

Она снова нахмурилась. Как будто от меня ожидалась определенная реплика, которую я вовремя не подала. Я уходила от сценария представления, а Мюзетт не любила импровизаций — по-видимому.

— И тебе все равно, что мужчина красивее тебя?

— Я давно уже смирилась с тем, что занимаю скромное место в группе.

Она так наморщила брови, что больно стало смотреть:

— Ты — женщина, которую трудно оскорбить.

Я пожала плечами:

— Правда есть правда, Мюзетт. Я нарушила главное девичье правило.

— И какое же?

— Никогда не встречаться с тем, кто красивее тебя.

Это вызвало у нее смех — резкий и короткий.

— Non, non, правило другое — никогда в этом не сознаваться. — Улыбка исчезла. — Но у тебя действительно никаких... трудностей, когда я говорю, что я прекраснее тебя.

— Никаких, — подтвердила я.