Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003) - Линк Келли (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Пожалуй, мне даже не стоит ничего рассказывать Сью. Она всегда говорит, что это — проявление болезни, что-то вроде ауры перед эпилептическим припадком.
— Принимай свои чертовы таблетки, Айви. Они все-таки предупреждают развитие болезни на ранних стадиях; принимай свой ксанакс!
Умом я все понимаю, умом-то я понимаю, что она права. И все дело в цепи нейронов, взрывающихся в моем мозгу, словно связка петард со слишком короткими запалами. Но я никогда не сумею объяснить Сью, каким мне видится окружающий мир во время подобных состояний; как небо светится зеленым не только в сумерках, но весь день напролет; как порой я вижу звезды в полдень, яркие искорки в поднебесье.
Я находилась в садике перед Уединенным Домом, срезала цветы для Блеки. Розовые и белые галактики: ранние астры, зеленовато-голубые и розовато-лиловые; благоухающие белые флоксы с липковатьши стеблями, обсыпанными под бутонами зелеными тлями, что походят на крохотные капельки росы. С противоположного берега озера донесся тревожный писк бурундука. Я подняла глаза: в дюжине ярдов от меня, у самой воды сидела рыжая лиса. Она ухмылялась мне; я видела тонкую полоску черной кожи вокруг пасти и сверкающие желтые глаза, словно освещенные изнутри свечами. Она сидела прямо и наблюдала за мной, по-кошачьи подергивая пушистым хвостом с белым кончиком.
Застыв на месте с охапкой астр в руках, я удивленно уставилась на нее, а через пару секунд сказала: «Привет-привет. Ну и чего тебе здесь надо?»
Я думала, при звуках моего голоса лиса испугается и убежит, но она не шелохнулась и продолжала наблюдать за мной. Я снова принялась срезать цветы и укладывать в плетеную корзину, а потом выпрямилась и бросила взгляд на берег. Лиса оставалась на прежнем месте; желтые глаза блестели в свете августовского солнца. Внезапно она вскочила и пристально посмотрела прямо на меня, чуть наклонив голову набок, словно собака, ожидающая, когда с ней пойдут гулять.
Она тявкнула — резкий жутковатый звук, похожий на крик младенца. По спине у меня побежали мурашки. Лиса по-прежнему смотрела на меня, но теперь с легкой тревогой, плотно прижав уши к треугольному черепу. Прошла минута. Потом с горы Кэмерон донесся ответ: резкое тявканье тоном повыше, перешедшее в протяжный фальцет. Лиса стремительно развернулась (будто перекувырнулась в невысокой траве) и стрелой помчалась вверх по склону холма, к березовой роще. В считанные секунды она скрылась из виду. В лесу слышалась лишь лихорадочная трескотня белок, а когда четвертью часа позже я вытащила плоскодонку на противоположный берег озера, в воздухе витал терпкий мускусный аромат, похожий на запах давленого винограда.
Я села на последний паром, идущий в Порт-Саймз, вместе с несколькими поздними отпускниками не из местных, загорелыми и шумными, которые свешивались за поручни и размахивали мобильниками в попытке поймать сигнал с одной из вышек на материке.
— Нам ни за что не снять номер, — с упреком выговаривала одна женщина своему мужу. — Я же говорила тебе, чтобы ты велел Марисе забронировать место перед отъездом…
В Порт-Саймзе я первой сбежала по трапу и направилась к чрезмерно разросшимся кустам дикого шиповника, возле которых в прошлый раз оставила машину Катрин. Сплошь усыпанные красными плодами ветки щетинились острыми колючками, темно-зеленые листья уже начали желтеть, и на лобовом стекле машины лежало несколько желтых буковых листьев. Выезжая на шоссе, я увидела тысячи желудей, похожих на зеленовато-бронзовые стеклянные шарики, рассыпанные по гравийной дороге. На островах лето затягивается на несколько лишних недель, порой задерживаясь в зонах неподвижных масс прогретого воздуха, теплых течений и серых туманов до середины октября. Здесь, на материке, уже стояла осень.
В воздухе слышался терпкий винный аромат, напомнивший мне о лисе. Направляясь в глубину полуострова к Рокленду, я чувствовала запах горящих листьев и влажный запах дыма, извилистой струйкой выползающего из трубы, бездействовавшей с весны. Клены начинали менять зеленый цвет на бледно-золотой и розовато-красный. Последние несколько недель шли дожди; одни крепкие заморозки — и листва запламенеет. На сиденье рядом со мной стояли в глиняном кувшине цветы для Блеки, обернутые толстым полотенцем. Одни крепкие заморозки — и этот букет станет последним, срезанным нынешней осенью.
Я уже доехала до главной автомагистрали, когда ощутила первые подземные толчки паники. Я специально не принимала никаких таблеток, — от них меня клонит в сон. Я бы не смогла вести машину, и Сью пришлось бы встречать меня у парома. Я бы заснула еще прежде, чем мы добрались до ее дома. Узкая шоссейка закончилась, и я увидела на перекрестке зеленый дорожный знак со стрелками, указывающими на восток и на запад.
«ТОМЛСТОП» «ОУЛЗ-ХЕД» «РОК71Ш1Д»
Я повернула направо. Далеко впереди я видела рассеченную длинным острым мысом синевато-серую гладь залива Пенобскот, яркие белые огни Рокленда и крохотное темное пятнышко на расстоянии многих-многих миль отсюда, похожее на отпечаток пальца на вечереющем небе.
Аранбега. Я покинула остров.
Ужас накатывает на меня внезапно, как я ни старалась бы подготовиться и сколько бы раз ни переживала подобное прежде: обжигающий порыв студеного ветра; ощущение, будто вокруг головы стягивается железный обруч. Я начала задыхаться, сердце бешено заколотилось, и холод разлился по телу. За окнами автомобиля стояли сентябрьские сумерки; фонари в пригородных парках Рокленда пронизывали своими лучами тонкую золотисто-лиловую пелену тумана, но воздух в машине почернел, моя кожа стала ледяной. А внутренности сжигал огонь. Футболка насквозь промокла от пота. Я заставила себя дышать — мерно вдыхать и выдыхать — и все повторяла в уме: ты не умираешь, никто не умирает от этого, сейчас все пройдет, все пройдет…
— Черт! — Я судорожно вцепилась в руль и медленно проехала мимо работающего допоздна магазинчика Паффина, мимо авторемонтной мастерской Мичелина и молочного кафе. Миновала один светофор, потом другой. Ты не умрешь, никто не умирает от этого; просто не смотри на залив.
Я попыталась сфокусировать взгляд на деревьях — двух огромных дубах, еле различимых впереди, за которыми расчистили участок земли, чтобы построить там мойку для машин. Это 'просто симптом, ты реагируешь на симптомы, никто не умирает от этого, никто. Остановившись на красный свет, я лихорадочно схватила мобильник и позвонила Сью.
— Я возле бюро ритуальных услуг. — Только не смотреть на бюро ритуальных услуг. — Я буду через пять минут…
Позади меня притормозил джип. Я уронила трубку, борясь с приступом тошноты, и резко свернула на боковую улицу. Ноги у меня дрожали, и я не чувствовала педалей. Как я могу вести машину, если у меня онемели ноги?
Джип повернул следом за мной. Я затряслась всем телом, ударила по газам слишком сильно — и машина рванула вперед и подскочила, наехав колесом на поребрик тротуара. Джип пронесся мимо: расплывчатое серое пятно, на мгновение заслонившее все поля зрения. Слезы застилали глаза, затрудненное дыхание с шумом вырывалось из груди. Я проехала последние несколько сотен ярдов до дома Сью.
Она стояла на подъездной дорожке, все еще держа трубку в правой руке.
— Не надо, — сказала я.
Я открыла дверцу, поставила ноги на землю и свесила голову между колен, с трудом подавляя позывы к рвоте. Когда Сью двинулась ко мне, я выставила вперед ладонь, и она остановилась, но чуть слышно вздохнула. Краем глаза я видела смиренно поджатые губы и пузырек с лекарством в левой руке.
Приезжая навестить мать, раньше я обычно останавливалась у Сью, и мы с ней спали вместе — не столько в память о прошлом, сколько из желания поддержать некую связь, одновременно более глубокую и менее прочную, чем любая близость, возникающая в процессе разговоров. Слова, которые я должна помнить; кожа, которую я не могу себе позволить забыть. Женское тело неизменно возбуждает меня, маленькие влажные губы; дыхание мое учащается, горячие волны пробегают по рукам, ногам, спине. Даже когда Сью начала встречаться с другой, мы с ней частенько укладывались в широкую кровать с плетеными спинками. Коты спрыгивали на пол и лежали там, похожие на кучу старого серого белья на выброс; тихо играло радио: «Чай и апельсины», «Гораздо больше».
