Увидеть лицо (СИ) - Барышева Мария Александровна (книги онлайн .txt) 📗
Света, наклонившись, что-то прошептала на ухо Рощиной, сделала левой рукой такое движение, будто закручивала в патрон лампочку, и обе затряслись от сдерживаемого смеха. Потом Марина завела ладонь на затылок и перекинула волосы с одного плеча на другое — золотистая, густая волна медленно, словно во сне, перекатилась по сгибу ее руки и хлынула вниз, захлестнув и плечо Светланы, и между женщинами протянулась шелковистая, блестящая паутина, словно связав их. Марина засмеялась снова, убрала волосы, слегка потянулась, разминая затекшее от долгого сидения тело, и все мужские взгляды, как по команде, приковались к ее тонкому, натянувшемуся на груди свитеру. Алина, не удержавшись, хихикнула — очень тихо, так что услышал только сидевший рядом Кривцов. Он повернул голову и посмотрел на нее укоризненно, потом удручающе пожал плечами — мол, мужик — и в Африке мужик, это понимать надо.
Она заметила, что Виталий отвел взгляд от Рощиной последним. Он явно благоволил к Марине больше остальных, но не подмигивал ей, как Олег, и не поглядывал осторожно и смущенно, как Борис, — он просто смотрел — открыто и прямо — настолько прямо, что иногда уже сама Марина начинала беспокойно ерзать и старательно отворачиваться.
Он был единственным из всех, кто о себе вообще ничего не рассказал и не назвал своей фамилии. Алине казалось, что он сделал это не из-за опасения — просто на деле Виталию было абсолютно наплевать на все и на всех. У него была цель — доехать до какого-нибудь города, остальное его не волновало, и если Олег был самым бодрым и смешливым из всех пассажиров, а Светлана — самой напуганной, то Виталий был самым равнодушным, словно тогда — вначале под дождем, а позже — сцепившись с Алексеем, он исчерпал весь запас своих эмоций. Он сидел спокойно, говорил мало и так же мало спрашивал, и взгляд его был скучающим, но Алина очень хорошо помнила, как не так давно эти невыразительные глаза были иными — глаза человека, способного на многое, глаза человека, способного и убить, если он сочтет это нужным.
Не самое плохое правило.
Алина вдруг поймала себя на мысли, что ей было бы намного спокойней, если бы автобус остановился и Виталий бы вышел. Ушел бы в дождь и никогда не возвращался. Мысль была странной и более чем глупой, и, появившись, тут же пропала. В конце концов, только благодаря его наблюдательности они так быстро узнали о том, что попали в беду, — а ведь могли еще ехать и ехать, переругиваясь с водителем, который, она не сомневалась, еще долго бы ни в чем не признавался. Виталий высказывал вполне здравые и дельные мысли и, пусть и варварскими методами, но сумел поддержать порядок. Другое дело, что будет, если ему вдруг вздумается установить свой порядок?
Сидевший на соседнем сидении человек отнюдь не вызывал у Алины таких мыслей, хотя рядом с ним Виталий казался карликом. Ему пришлось изрядно потесниться, чтобы гигант Жора поместился в кресле. Жора больше всего походил на медведя — сытого, добродушного и ленивого, ценящего комфорт и спокойствие. Мускулистый гигант оказался человеком весьма образованным, любящим книги и шахматы, увлекающимся компьютерами, и в промежутках между вращающимися по замкнутому кругу вопросами «где мы?» и «что происходит?» успел обсудить с Олегом преимущества и недостатки всех версий «Windows», рассказать Марине о значениях и особенностях женских причесок у той или иной древней цивилизации и поспорить с Борисом на тему государственного устройства Древней Спарты, проявив такие познания о периодах правления Ликурга и Лисандра, что Борис был уже и не рад, что начал этот разговор и вскоре его участие в нем свелось к киванию головой и односложным фразам. Глядя на Жору, Алина то и дело сдвигала брови, мучительно пытаясь вспомнить, где могла его видеть — лицо Вершинина казалось ей очень знакомым. Но так и не вспомнила.
Борис Лифман (Алина заметила умудренную и язвительную усмешку Алексея, появившуюся сразу же после того, как Борис назвал свою фамилию) казался на редкость аккуратным — и в своем внешнем облике, и в словах, и в поступках. Аккуратность переходила в осторожность, осторожность — в опаску и подозрение. Тем не менее, он на свой лад тоже пытался поддерживать порядок, но, в отличие от Виталия, использовал словесные увещевания и старался свести на нет любые споры, возникавшие в салоне. Роль миротворца вполне отвлекала его от собственной растерянности и подавленности. Хотя они с Виталием были одного возраста — лет тридцати, Виталий все же оставался просто «Виталием», а в обращении к Борису невольно напрашивалось отчество.
Коробочка с макетами украшений уже побывала в руках каждой из пассажирок, и, наблюдая, как женщины рассматривают каждое кольцо или кулончик, Лифман аккуратно улыбался, и в его глазах светилось явное удовольствие. Он внимательно выслушивал комментарии, и Алине казалось, что Борис запоминает не только слова, но и интонацию.
— Я тоже когда-то хотела стать ювелиром, — говорила Светлана, прикидывая на палец приглянувшееся кольцо. — Работать с драгоценными камнями — это… — она пошевелила пальцами, затрудняясь подобрать определение.
— Я сижу в модельном цехе, — в голосе Лифмана прозвучало легкое сожаление, — и больше работаю с воском и серебром. Я занимаюсь макетами. Так что золото-брильянты — это не ко мне. Я скорее художник. Но камни… вы правы, это нечто совершенно особенное. Настоящие, не искусственные камни… они как люди — у каждого есть свой характер, своя сила, своя жизнь… Застывшие осколки мира, плененные стихии. В бриллианте — талая вода на солнце, рубины — иные как пламя, иные как кровь, а в иных словно плещется дорогое розовое вино… В изумруде можно увидеть весеннюю траву под светом полной луны, а в сапфире — летние сумерки юга, густые и мягкие, как бархат… Но если неправильно огранить и неверно подобрать оправу, камень погаснет, и тогда вы увидите только дорогую вещь, но не драгоценную.
— Вы так красиво рассказываете, — Светлана восхищенно вздохнула. — Так поэтично.
Борис скромно отмахнулся.
«А хорошо держатся! — думала Алина, невольно глядя на свои золотые кольца с простенькими «фианитами». — Хорошо держатся для тех, кто катит неизвестно куда и неизвестно с кем. Уже десять минут никто не выдвигает никаких версий».
— Да-а, действительно, слова художника, а не ремесленника, — заметил Жора. — А в Индии, кстати, с незапамятных времен драгоценные камни использовали в терапевтических целях.
— Да, — Борис кивнул, — в ведической…
— Бога ради, только не надо лекций по сакральной медицине! И без того уже голова кругом идет! Вы бы лучше подумали о том, что мы будем делать, когда кончится бензин! У любого бака есть дно… Что мы будем делать, когда заглохнем посреди этого дурацкого леса?! Надо ко всему подготовиться заранее, а не рассуждать о драгоценных камешках! — резко сказала Ольга Харченко, докуривая очередную сигарету. В отличие от остальных она не ходила курить в конец салона, чтобы не сильно беспокоить немногочисленных некурящих, а дымила, не сходя со своего места, из-за чего у нее с Рощиной уже произошло несколько стычек, и они уже были недалеки от того, что-бы вцепиться друг другу в волосы.
Слушая ее холодный голос, четко, без истеричных взвизгов выговаривавший каждое слово, Алина вздрогнула, представив, каково приходится ее подчиненным. А потом нахмурилась.
Как странно. Если не считать шофера и мальчишки (который, уткнувшийся в свои наушники, вообще не пожелал ни с кем ни о чем разговаривать, удовлетворив любопытство остальных пассажиров тремя словами: «Леха, учусь, отстаньте»), в автобусе собрались вполне благополучные люди. Устроенные люди. Люди, которые вполне могли бы себе позволить нечто иное — никак не старенький подтекающий автобус.
Я был в своем автобусе, но теперь, почему-то, я веду этот!..
Люди, которые не помнят друг друга. И не помнят старенький подтекающий автобус.
— …я не заметил…
— … я никогда не смотрю…
— … на автопилоте пришел…
— … я не помню…
— … может и видела, но на ту минуту у меня были дела поважнее…
