Лэшер - Райс Энн (книги без сокращений .txt) 📗
Среди всеобщей радости лишь я один оставался погруженным в мрачные мысли. «Господь великий и милосердный, – думал я, – что ожидает меня в будущем? Я погряз в пучине зла, погряз безвозвратно. Как же мне спасти собственную жизнь и уберечь от гибели это крошечное существо?»
Глава 3
Мир сотрясался от песен отца; мир сотрясался от его смеха. Своим резким пронзительным голосом отец повторял:
– Ты должна быть сильной, Эмалет. Ты должна получить все, что тебе принадлежит по праву. Возможно, мать попытается причинить тебе вред. Сражайся, Эмалет, сражайся за то, чтобы быть со мной. Помни о горной долине, помни о солнечном свете, думай о наших будущих детях.
Перед глазами Эмалет проходили дети – тысячи детей, похожих на отца и на нее саму, хотя Эмалет еще не имела представления о собственной внешности. Плавая в околоплодных водах, которые по-прежнему оставались средой ее обитания – миром, носящим короткое название. Мать и с некоторых пор ставшим для Эмалет слишком тесным, – она не могла видеть ни свои тонкие пальцы, ни длинные конечности, ни густые волосы…
А отец смеялся и смеялся. А еще он танцевал, и Эмалет видела это, точно так же, как это видела мать. Песни, что он пел ей, были длинны и прекрасны.
Комната утопала в цветах. Их расставили повсюду. Благоухание лепестков смешивалось с исходившим от отца ароматом. Мать билась в рыданиях, и отец привязывал ее руки к столбикам кровати. Мать пинала его, отец осыпал ее ругательствами, и небеса содрогались от грома.
«Прошу тебя, отец, не обижай маму. Будь с ней добр», – беззвучно молила Эмалет.
«Да, я буду с ней добр. Вот увидишь, буду, дитя мое. – Голос отца звучал в голове Эмалет. – Скоро я вернусь и принесу твоей матери поесть. Эта пища поможет тебе стать сильнее, Эмалет. А когда придет твой час, бейся за жизнь. Прорывайся на свет сквозь все преграды! Сражайся с теми, кто будет тебе мешать!»
Мысль о предстоящей борьбе повергала Эмалет в печаль. С кем она должна сражаться? Уж конечно не с матерью. Ведь они с ней составляли единое целое. Сердце Эмалет было неразрывно связано с материнским сердцем. Когда мать страдала, Эмалет тоже ощущала боль, словно кто-то прикасался к ней, проникая сквозь стены мира, который являла собой мать.
Мгновение назад мать осознавала, что внутри ее зреет новая жизнь, – в этом Эмалет могла поклясться. Да, наконец-то, пусть и ненадолго, существование Эмалет перестало быть для матери тайной. А потом между отцом и матерью вновь вспыхнула ссора.
Теперь дверь в комнату была плотно закрыта, запах отца развеялся, и лишь цветы по-прежнему благоухали, медленно покачиваясь в лунном свете. До слуха Эмалет донеслись рыдания матери.
«Не плачь, мама, пожалуйста, не плачь. Когда ты плачешь, мне так грустно. Когда ты плачешь, печаль заполняет весь мой мир без остатка», – заклинала Эмалет.
– Неужели ты действительно слышишь меня, милая? – с сомнением в голосе спросила мать.
Значит, она все-таки ощущала присутствие внутри себя ребенка. Эмалет принялась крутиться, толкаться, совершать какие-то иные движения – в той мере, в какой позволяло ей делать это давно ставшее тесным пространство материнской утробы. В какой-то момент она вдруг услышала тяжелый вздох матери.
«Да, мамочка, да, я здесь, я тебя слышу. Пожалуйста, поговори со мной, произнеси мое имя так, как делает это отец. Эмалет. Меня зовут Эмалет. Позови меня!»
– Эмалет… – повторила мать. А потом вдруг заговорила, торопливо и страстно: – Послушай меня, моя маленькая девочка. Я попала в беду. Я больна и слаба. Я умираю с голоду. Ты находишься в моей утробе и, слава богу, получаешь то, что тебе необходимо, истощая мою кровь, разрушая мои кости, мои зубы. Но я слабею с каждым днем. Он снова связал меня. Ты должна мне помочь. Что мне сделать, чтобы спасти нас обеих?
«Мама, он любит нас, – беззвучно отвечала Эмалет. – Любит тебя и любит меня. Он хочет заполнить мир нашими детьми».
Мать в ответ лишь застонала.
– Не шевелись, Эмалет, – взмолилась она некоторое время спустя. – Мне больно. Мне очень плохо.
Она корчилась на кровати, руки ее и ноги были привязаны к четырем столбикам, а навязчивый аромат цветов вызывал тошноту.
Эмалет оставалось лишь плакать. Печаль, охватившая мать, пронзала ее невыносимой горечью. Она видела мать так же отчетливо, как видел ее отец, видела ее осунувшееся, изнуренное лицо. Темные круги под глазами делали мать похожей на сову. И Эмалет видела сову в дремучих зарослях леса.
– Дорогая, послушай, – вновь обратилась к ней мать. – Ты не можешь находиться во мне вечно. Скоро ты появишься на свет, а я, скорее всего, умру. Эмалет… Мгновение твоего рождения станет мгновением моей смерти.
«Нет, мама, нет!»
Всем своим существом Эмалет воспротивилась этим словам. Мысль о смерти матери ужаснула ее. Она знала, что такое смерть. Она ощущала аромат смерти. Она видела, как стрела пронзила летящую сову и та упала наземь. Деревья испуганно зашелестели. Эмалет знала смерть так же хорошо, как она знала окружавшую ее со всех сторон воду. А еще она знала свою собственную кожу и волосы, которых она касалась пальцами и прижимала к губам. То, что умерло, не может жить. Ей вспомнились длинные рассказы отца – истории о прекрасной горной долине, куда они отправятся вместе и где обретут силу.
«Помни, – сказал как-то отец. – Люди, населяющие этот мир, не знают пощады к тем, кто не похож на них самих. И ты тоже должна быть беспощадна. Ты, моя дочь, моя жена, моя маленькая мать».
«Не умирай, мама. Ты не можешь умереть. Не умирай!»
– Я делаю все, что в моих силах, моя дорогая. Но послушай. Твой отец одержим безумием. Мечты, которые он лелеет, ужасны. Когда ты родишься, ты должна бежать отсюда. Должна освободиться от него и от меня и найти тех, кто сумеет тебе помочь.
И мать вновь залилась слезами. Раздавленная горем, она безутешно рыдала, сотрясаясь всем телом.
Отец вернулся. Эмалет услышала, как поворачивается в замке ключ, ощутила запах отца и чего-то съестного.
– Погляди, что я принес тебе, моя драгоценная, – раздался его голос. – Апельсиновый сок, и молоко, и много всего вкусного.
Он опустился на кровать рядом с матерью.
– О, ждать осталось совсем недолго! – воскликнул он. – Я вижу, как она шевелится. И груди твои наполняются молоком.
Мать ответила ему пронзительным криком. Отец зажал ей рот ладонью, и она попыталась укусить его за пальцы.
Эмалет тихонько плакала. Все это было так: ужасно. Непроглядная темнота окружала ее. Каков он, мир, сулящий столько страданий? Мир этот пугал ее и отталкивал. Ей хотелось, чтобы отец и мать замолчали, чтобы уста их перестали извергать потоки ненависти. Она отчаянно упиралась в крышу своей тесной обители. И представляла, как появится наконец на свет, наберет охапку листьев и заткнет рты матери и отца, лишив их возможности обижать и оскорблять друг друга.
– Нет, ты все-таки выпьешь молоко, ты выпьешь апельсиновый сок, – требовал отец, и голос его дрожал от ярости.
– Если ты хочешь, чтобы я это сделала, развяжи меня. Я буду есть, если только смогу сидеть на кровати.
«Прошу тебя, отец, не обижай маму, – молила Эмалет. – Сердце ее полно печали. А поесть ей необходимо. Она голодна. Силы ее на исходе».
«Хорошо, моя дорогая девочка, я сделаю все, что ты просишь».
Отец был испуган. Он не мог вновь бросить мать, запереть ее в комнате без воды и пищи.
Он послушно перерезал веревки, стягивающие лодыжки и запястья матери.
Наконец мать получила возможность хоть немного размяться. Она спустила ноги с кровати, встала и принялась ходить по комнате, а вместе с ней и Эмалет – туда-сюда, туда-сюда… Они направились в ярко освещенную ванную, наполненную множеством сверкающих металлических вещей. Там пахло водой и ароматическими средствами для мытья.
Мать закрыла дверь и сняла увесистую крышку с бачка унитаза. Эмалет понимала, зачем она это делает, потому что мать понимала это; но все же кое-что оставалось для нее неясным. Мать была чем-то испугана. Она с трудом удерживала тяжелую керамическую крышку в высоко поднятых руках. Крышка казалась зловещей, точно надгробный камень.
