Предводитель волков. Вампир (сборник) - Дюма Александр (книги бесплатно TXT) 📗
Только на этом спектакле зрители находятся не на трибунах или в каретах. Нет, каждый приезжает, как хочет или как может: в кабриолете, шарабане, фаэтоне, повозке, на лошади, на осле… А по прибытии отбрасывается всякое уважение, которое проявляют по отношению к властям в менее цивилизованных странах, и каждый занимает место в зависимости от времени приезда, силы локтей и более или менее энергичных движений бедрами. И только подобие достаточно прочной загородки препятствует зрителям свалиться в водоем.
По цвету и запаху воды определяют, подошла ли рыба.
Любое зрелище имеет свою отрицательную сторону. В оперном театре – чем наряднее и многочисленнее публика, тем больше дышишь углекислотой. При отлове на пруду – чем ближе самый интересный момент, тем больше дышишь азотом.
В начале, в тот момент, когда открывают сток, идет чистая, слегка окрашенная в зеленый цвет вода, словно это вода из источника. Это верхний слой, под собственной тяжестью он появляется первым.
Затем вода мало-помалу теряет прозрачность и окрашивается в серый цвет. Это сходит второй слой, и время от времени в этом втором слое, по мере того как цвет становится темнее, появляется серебряный отблеск. Это, будто разведчик, плывет самая мелкая рыбешка, не имеющая сил сопротивляться течению. Ее даже не дают себе труда подбирать, просто оставляют на земле, и в поисках хоть какой-то лужицы, оставшейся на дне водоема, она проделывает такие пируэты, которые бродячие акробаты живописно называют прыжками карпа.
Потом идет черная вода. Это следующее действие, его называют неожиданным поворотом.
Инстинктивно рыба по мере сил сопротивляется непривычному течению, которое несет ее, – ничто не говорит о том, что течение таит в себе опасность, но рыба догадывается об этом. И каждая изо всех сил пытается плыть против течения.
Щука плывет бок о бок с карпом, которого накануне преследовала и которому мешала излишне раздобреть; окунь продвигается рядом с линем и даже не помышляет о том, чтобы вцепиться в столь лакомую плоть.
То же происходит и в яме-ловушке для дичи: иногда арабы обнаруживают там одновременно газелей и шакалов, антилоп и гиен, и гиены с шакалами становятся не менее кроткими и дрожат не меньше, чем газели и антилопы.
Но в конце концов силы борцов иссякают.
Мелкая рыбешка, о которой мы недавно упоминали, появляется все чаще; размеры рыбы становятся внушительнее, и подтверждение тому – сборщики, которые начинают уже кое-что выбирать.
Сборщики – это мужчины в простых полотняных штанах и рубахах из хлопка: штаны закатаны выше колен, рукава рубах засучены до плеч.
Они сбрасывают рыбу в корзины.
Ту, которую будут продавать живой или использовать для зарыбления пруда, переносят в емкости с водой. Та, которая обречена на смерть, просто раскладывается на лугу. Она будет продана в тот же день.
По мере того как рыба прибывает, радостные крики зрителей усиливаются. Ибо эти зрители вовсе не те, что зрители в театре. Они собираются здесь совсем не для того, чтобы сдерживать эмоции и, в соответствии с правилами хорошего тона, казаться безразличными.
Нет, они собираются ради забавы и каждому красивому линю, каждому красивому карпу, каждой красивой щуке аплодируют радостно, от всей души.
Виды рыб следуют один за другим, подобно тому как на параде каждое подразделение дефилирует в строго установленном порядке и в зависимости от веса, если можно так выразиться: легкие пехотинцы во главе, респектабельные драгуны в середине, тяжелые кирасиры и артиллерия в хвосте.
Самые маленькие, то есть самые слабые, – первыми. Самые большие, то есть самые сильные, – последними.
В какой-то момент кажется, что вода иссякла. Переход в буквальном смысле загроможден резервом, то есть самыми важными персонами пруда.
Сборщики сражаются с настоящими чудовищами.
Это развязка. Пришел час аплодисментов и криков «Браво!».
Спектакль окончен, наконец-то мы увидим действующих лиц. Действующие лица растянулись на луговой траве. Часть их восстанавливает силы в потоках воды.
Вы ищете угрей, вы спрашиваете, где же угри. И вам показывают трех-четырех несчастных угрей толщиной с большой палец и длиной в пол-руки. Это означает, что угри, благодаря своему строению, по крайней мере на время избежали всеобщего истребления: они проткнули головой тину и исчезли.
Вот почему вы видите людей с ружьями, которые прогуливаются по берегу пруда, и время от времени слышите выстрелы.
Если вы спросите:
– Что это за выстрелы?
Вам ответят:
– Это чтобы угри показались.
Почему же угри выползают из ила на ружейные выстрелы? Почему они стремятся в ручейки, которые бороздят дно пруда? Почему, наконец, будучи в безопасности в глубине ила, – как столько знакомых нам людей, которым хватает благоразумия так на дне и оставаться, – почему они не прячутся там, а стремятся попасть в ручеек, который своим течением подхватит их и обязательно снесет в водоем, то есть в общую могилу? Нет ничего проще, чем ответить на этот вопрос умным головам в Коллеж де Франс, тем более что теперь он связан с рыбами. Итак, я задаю этот вопрос ученым. Ружейные выстрелы – всего лишь предрассудок, а происходит попросту вот что: грязь, в которой прячутся угри, поначалу жидкая, постепенно высыхает – подобно губке, которую отжимают, – мало-помалу становится непригодной для жизни, и в конце концов угри оказываются вынужденными искать свою естественную среду – воду. Лишь только вода найдена – они погибли. Вот почему до угрей руки доходят только на пятый или шестой день после осушения пруда.
Именно на такой праздник было созвано все общество из Виллер-Коттре, Креспи, Мон-Гобера и окрестных деревень. Тибо отправился туда, как и все.
Башмачник больше не работал: он счел, что проще заставить работать на себя волков.
Из рабочего Тибо превратился в мещанина. И ему не оставалось ничего другого, как из мещанина превратиться в дворянина. Он на это очень рассчитывал.
Тибо был не из тех, кто пропускает других вперед. Чтобы занять место в первом ряду, он принялся работать локтями и коленями. Выполняя этот маневр, он задел платье знатной и красивой женщины, возле которой надеялся пристроиться.
Дама дорожила своим нарядом, к тому же она привыкла командовать, что, вероятно, было заложено в ней от природы, ибо, обернувшись и увидев, кто ее задел, процедила: «Мужлан!»
Но, несмотря на грубость, это слово было произнесено такими прекрасными устами, дама была так привлекательна и внезапный гнев настолько противоречил очаровательным чертам ее лица, что Тибо, вместо того чтобы ответить подобным определением – а может, и похуже, – ограничился тем, что отступил, бормоча нечто вроде извинения.
Что и говорить, в ряду достоинств, присущих аристократии, красота занимала первое место.
Представьте старую и уродливую женщину. Будь она даже маркизой, Тибо обозвал бы ее по крайней мере мерзавкой.
Возможно, еще и внимание его было отвлечено: он разглядывал странного мужчину, сопровождавшего даму.
Это был толстый человечек лет шестидесяти, одетый во все черное и ослепительно чистое; но он был так мал ростом, так мал, что голова его едва доставала до локтя дамы, а поскольку она не могла взять его под руку, не согнувшись пополам, то довольствовалась тем, что величественно опиралась ему на плечо.
Увидев такое, только и было, что сказать: античная Кибела, опирающаяся на современного ваньку-встаньку.
Но каким же очаровательным был этот ванька-встанька с короткими ножками, животом, свисающим до колен и заставлявшим трещать штаны, с толстыми округлыми ручками, белыми кистями, выглядывающими из-под кружев, с красным пухленьким лицом, с тщательно причесанной, напудренной, завитой головкой с маленькой косичкой, которая при каждом его движении поигрывала на воротнике!
Он напоминал одного из черных жуков, чей панцирь так мало гармонировал с ножками, что они, казалось, не шагали, а скорее катились.
Вместе с тем лицо его было таким жизнерадостным, глаза навыкате излучали такую доброту, что каждый невольно чувствовал расположение к нему, ибо тут же угадывал, что этот милый человечек занят тем, чтобы проводить время как можно лучше, и прибегает ко всем возможным способам, лишь бы не повздорить с ничтожным и неопределенным существом, которое называется ближним.
