Лондонские оборотни - Стэблфорд Брайан Майкл (библиотека электронных книг .TXT) 📗
— Не бойся, — мягко произнесла Моруэнна. — Тебе больше никого и ничего не надо бояться. Теперь мы о тебе позаботимся. Мандорла научит тебя всему, что тебе надо знать. И, хотя ты не волк, ты все же нашего племени, а не людского.
— Я плохо представляю себе разницу между этими племенами, — сказал Габирэль с жалобной неискренностью. И внезапно ощутил испуг и стыд, услышав новые мысли Амалакса:
Врешь, мальчонка! Ты не можешь не знать, в чем разница, ты ее знаешь. Это не просто что-то выставленное перед тобой, точно придворный портрет, намалеванный каким-нибудь живописцем. Это то, что внутри. И ты в сердце своем всегда можешь отличить одного от другого. Когда ты поглядишь на человека вроде меня, ты можешь подумать, что видишь беса, но в сердце своем ты знаешь, что я только человек.
Но другая часть Амалакса, «Как странно, порой кажется, что в нем больше, чем одна душа» — подумал Габриэль, считала, что мальчик пока не оборотень и не чародей, и, несмотря на то, что у него какая-то иная сущность, его можно мучить и заставлять страдать. И если бы только не страх перед возмездием вервольфов, Амалакс не замедлил воспользоваться этим. И снова в нем заговорила похоть, ведь он не мог начисто отбросить ее, пока все соблазнительные изгибы тела Моруэнны четко проступали под тонкой рубашонкой.
— Ты довольно скоро почувствуешь разницу, — заметил из-за двери голос, вмешавшийся в их разговор. — Ты научился пробуждать свет в зеркале намного быстрее, чем я могла надеяться, и скоро в состоянии будешь приступить к изучению путей боли. Тогда тебя покинут все страхи, и ты обретешь свое истинное наследие. Мечтай, малыш, мечтай, о такой силе, которая может завершить этот пустой век пустых людей… — И здесь Мандорла остановилась, но Габриэль, казалось, слышал, как она мысленно продолжает: «… и расколоть свод тьмы, в который заключает сейчас земля, и вновь выстроить хрустальные сферы Эдема».
Он в изумлении поднял глаза, и Мандорла встретила его испуганный взгляд. Ее бездонные фиалковые очи сияли. Она улыбнулась, как будто поняла по его движению, что он, конечно, слышал те мысли, которые она умышленно вложила в его голову.
— О да, — произнесла она мягче, чем ей когда-либо удавалось на его памяти — И это. Пока мы не узнаем, где пределы твоей мощи, мы можем на что-нибудь надеяться. И если ты все-таки более скромный ангел, чем мы считаем, есть все же тот, кто призвал тебя, и кто по-настоящему дал тебе жизнь. Боги пробуждаются из своего векового сна, милый Габриэль, и мир содрогается на ободке котла Творения.
9
Незримая паутина, которая опутывает мир, чудом стала зрима, всякая видимая сущность обернута ею несколько раз. Самый глубокий слой, ближайший к сути вещей, изодран и потрепан, но поверх него накладывается слой за слоем новая паутина, крепкая и ровная, и она сейчас блестит от росы, которая есть чистый свет, упавший с небес.
С каждого отдельно стоящего дерева свисает с полдюжины свадебных платьев, а там, где деревья образуют лес, кроны увенчаны туманной белизной, превращающейся в темный лабиринт у корней. Каждая река протекает под бессчетными шелковыми мостами, каждая дорога уставлена великим множеством ловушек, захватывающих души тех, кто едет верхом, в экипажах или на тележках. Каждое здание подобно куколке в серебристом коконе, каждая дверь и каждое окно плотно затканы паутиной, хотя, те, кто живут внутри, не знают, насколько основательно они заточены и как надежно погребены их души.
Пауки, которые спряли все эти нити, тоже стали невидимы они тоже в блестящих украшениях, хотя их тела чернее, чем глубочайшая тень, они теперь сияют чужим, позаимствованным светом, точно огромные украшенные самоцветами драконы, шагающие через поля и дома. Этот странный поток удивительных существ, загадочно-отталкивающий в глазах человека, здесь стал великолепен из-за размера, медлительности и дивного сияния. Пауки, охотники за душами, вызывают такой же благоговейный страх, как любой в этом чудесном воинстве ангелов, которые суть истинные обитатели мира. Такого, каков он есть на самом деле.
В освещенных свечами комнатах Приюта и Дома в Хадлстоуне жизнь идет, как всегда, потому что чудо, которое делает паутину и ее создателей видимыми, даровано только тем, кто обладает внутренним зрением, которого лишены даже кроткие и чистые сердцем. За одним исключением, найденыши в приюте слепы к этому дивному свету; за одним исключением, монахини в доме Мэнора ничего не видят. Но даже зрячие усматривают совсем разное значение в паутине, обволакивающей весь мир, и в пляшущих ангелах-пауках. Ибо там, где один может увидеть посланцев Небес, другой видит посланцев Ада.
И в большом мире вокруг Хадлстоуна, в городах, этих муравейниках и термитниках, населенных людьми с холодными душами, блистательно слепое племя следует своей дорогой, между тем как оборотни крадутся по улицам, пауки плетут свою паутину, а истинные властители мира вынашивают свои горделивые замыслы гибели и преображения. Габриэль! Габриель!
Габриэль проснулся абсолютно убежденным в том, что голос он слышал не во сне, а наяву: пока он спал, кто-то звал его. Но голос был почему-то искажен и приглушен, как будто звучал на другом конце вселенной. Пробудившись, он не стал слышать этот зов четче и яснее, и голос, если он вообще был, быстро затерялся среди нахлынувших чувств бодрствующего сознания.
Мальчик вылез из постели и протянул руку, чтобы коснуться поверхности зеркала, которое лежало рядом на столике. Пальцы безошибочно нашли его, и тотчас внутри вспыхнул загадочный синий свет. Габриэль оделся так же быстро и проворно, как одевался для тайных ночных вылазок в Хадлстоуне.
Хотя дверь никогда не запиралась, Габриэльс до сих пор предпочитал не выбираться из своей спальни в доме Калеба Амалакса. С течением времени его изначальное беспокойство прошло, но любопытство до сих пор было полностью поглощено играми с зеркальцем. Эти игры открывали ему доступ к зрелищам, намного более причудливым, чем кто-либо мог надеяться повстречать в этом мире. Теперь, хотя, он не вполне понимал почему, он чувствовал, что настало время для более практического, земного применения своих способностей.
Ему ни на миг не пришло в голову, что можно предпринять первую экскурсию днем, когда его запросто может увидеть каждый из обитателей этого загадочного дома. Ночь была его временем, как и в Хадлстоуне, но мысль о том, что многие из тех, с кем он делит новое жилье, тоже предпочитают часы тьмы, уже не могла остановить его любопытства.
Был самый черный ночной час. В Хадлстоуне это всегда было временем безмолвия и непроницаемого мрака. Но здесь, в Лондоне, улицы никогда полностью не были бесшумны и темны, и когда он пригасил свой волшебный фонарь, оставалось еще достаточно света, чтобы видеть происходящее вокруг.
Габриэль не стал обувать новые башмаки, подаренные на днях Мандорлой, со слишком твердой подошвой, чтобы перемещаться бесшумно, но двинулся вперед на площадку и дальше по коридору в одних чулках. Так как он не считал себя пленником, у него не возникло мысли о побеге. Он не имел ни малейшего намерения покинуть этот дом, ему хотелось только посмотреть помещения, измерить их протяженность и узнать побольше о здешних обитателях.
Он изначально предположил, что дом похож на Приют с одной-единственной лестницей. Но вскоре понял, что все не так просто. Коридор за дверью его спальни не завершался тупиком ни с одной, ни с другой стороны, но поворачивал под прямым углом и там, и там. Да и это была еще не вся его протяженность. Габриэль насчитал с десяток дверей и отыскал два пролета бегущих вниз ступеней, а также лестницу покороче, поднимающуюся наверх и заканчивающуюся наклонной крышкой люка. Сквозь трещину в деревянной крышке проникало странное рыжеватое свечение, которым всегда отличается лондонское небо, и сделал вывод, что этим путем можно попасть на крышу. Это была увлекательная возможность, о которой прежде он даже не думал. Габриэль собирался спуститься вниз после того, как ознакомится со всем, что имеется на его этаже. Но теперь, узнав, что есть еще и такая возможность, не смог бороться с таким невероятным искушением. Высоты он боялся не больше, чем темноты, и мысль о том, что это странное небо вот-вот раскинется перед ним все целиком, доступное изучению, представлялась заманчивой. Мальчик попробовал открыть наклонный люк. Он отворялся наружу, и поднять крышку, не смотря на то, что она не была заперта, оказалось нелегко. Его физические силы подверглись нешуточному испытанию, когда он пытался мягко опустить крышку на черепицу, стараясь, чтобы она не упала с громким треском, и это ему удалось.