Лондонские оборотни - Стэблфорд Брайан Майкл (библиотека электронных книг .TXT) 📗

Он заранее догадывался, что крыша окажется причудливейшим местечком, так как из своего окна видел, какой лес шпицев и дымовых труб произрастает на зданиях через улицу. И не разочаровался, увидав обилие скатов и башенок. Он был счастлив и горд, как открыватель нового загадочного мира. Здесь было множество слуховых окошек, расположенных с правильными промежутками вдоль террасы. Некоторые из них были освещены изнутри. Одно или два ярким золотистым светом лампы, остальные более слабыми огоньками свеч.

Вскоре Габриэль открыл, что дома на этой улице стоят спина к спине с домами, выходящими на другую улицу. Занятная ложбинка бежала между крышами этих двух объединенных верениц домов, прерываемых оконцами. Поняв, какая славная возможность для тайных наблюдений представляется благодаря этим освещенным оконцам, Габриэль направился к ближайшему, стараясь двигаться как можно тише и незаметнее, хотя, приметив птичьи гнезда между трубами, он догадался, что тихие звуки наверху не встревожат людей в комнатах.

Первое окно, в которое он заглянул, не привлекло его интереса. Мужчина по имени Перрис, приезжавший с Мандорлой в Кенсал Грин, лежал на своей постели и читал при свете свечи. Габриэль не мог бы сказать, какую книгу, но единственными книгами, с которыми мальчик сталкивался, были Библия, Евангелие, требники, катехизисы и ученые теологические трактаты, поэтому чтение не казалось ему особенно увлекательным занятием. Мальчик стремительно передвинулся к следующему освещенному свечей окну. И в этот рез не разочаровался.

В этой комнате была Мандорла. Совершенно нагая и не одна. С ней был мужчина, также полностью раздетый. Коротышка с бочкообразной грудью и обильными черными волосами на груди, спине и ногах. Эти двое представляли собой странную пару: она такая бледная, стройная и такая нежная на вид, а он такой загорелый, мускулистый и явно грубый. Мандорла, раскинувшись, лежала на постели. Мужчина стоял над ней, одним коленом упираясь на край постели. Он медлил, глядя на женщину. Но недолго, в следующий миг он опустился на нее, закрыв ее груди и живот, но не лицо.

Миг-другой Мандорла глядела на своего партнера, но, когда он переменил положение, посмотрела вбок на пламя свечи, которая пылала близ постели. Габриэль не мог точно прочесть выражения ее лица, но ей, похоже, было приятно.

Внезапно Габриэль обнаружил, что вторгся в сознание мужчины, это изумило его, ведь он не пытался сделать этого намеренно. Его ошеломил вихрь чувств, которые ему открылись, все равно как если бы он вдруг рухнул в ледяной водопад.

Он увидел Мандорлу, какой видел ее этот мужчина, и его потрясла мысль, что до сих пор не подозревал, насколько привлекательна ее красота. Амалакс, наблюдая за Моруэнной, исходил похотью, но то была похоть на расстоянии, похоть без малейшей надежды на утоление. Здесь было нечто иное, и не просто более страстное желание, это была похоть в действии, похоть, встречающая отклик, похоть, жадная от предвкушения. Это было желание прожорливого хищника со всеми чувствами сторонами, которые из него вытекают: торжество, соединенное с чистым ощущением силы; надменное стремление произвести впечатление, дать себя почувствовать, принудить, устрашить, господствовать. Похоть, от которой перехватывает дух, замедляются удары сердца и до одури твердеет плоть.

Для Габриэля, которому еще только минуло девять лет, этот опыт был чуждым и ужасающим. Амалакс представлялся ему чудовищем, но то, что происходило сейчас, пугало его намного больше.

И все же не все здесь было ярость и гордость. Был еще и страх, и недостаток веры. Этот мужчина основательно привык лгать себе самому и настолько сжился с обманом, что истина почти утратила для него значение. И все же он знал, когда мир выбивается из колеи. Он знавал девок и знавал фантазии, знал и то, что девки никогда не бывают существами из фантазий. Такими, какими их желали бы видеть мужчины. Он понимал, что здесь и сейчас ему предстало нечто более фантастичное, чем любая его фантазия; нечто такое, чего не могла бы дать даже Мерси Муррелл.

И уже в этом водовороте мыслей и чувств присутствовал горький привкус некоего обмана. Он не мог полностью доверять совершенству внешности или сказочному обилию возможностей. И уже возник страх, что от него потребуется нечто, способное стать таким бременем для его разума и души, что грезы развеются, и этот миг, манящий, но незавершенный, обернется горьким похмельем.

Этот мужчина понятия не имел, как холодна его душа, потому что вообще не знал своей души, и не обладал чувством, которое могло показать или подсказать ему, насколько прекрасней и теплей могут быть души… И все же он подозревал, что слишком неловок и нелеп, чтобы принять дар этого мгновения…

Габриэль ощутил, как совершилось соединение, ощутил гладкую, шелковистую текучесть… и поразился, что это может выйти так легко, так естественно, так просто.

Сидя на крыше Габриэль наблюдал, как мужчина начал двигаться взад и вперед, а его правая рука жадно и нетерпеливо блуждала по телу Мандорлы. Внутренним чувством он постиг, какова кожа под рукой, как она сияет, как упруга, мягка и податлива. Едва ли Мандорла сколько-нибудь шевелилась, лениво принимая это исследующее ощупывание руки. Ее золотые волосы рассыпались по подушке, точно ореол, и скользили то туда, то сюда, когда двигалась ее голова, а глаза, сначала глядевшие на пламя свечи, затем уставились в потолок. Она ни разу не взглянула в сторону оконца. Выражение ее лица мало-помалу менялось, игривость в глазах постепенно возрастала. Показались сверкающие белые зубы, она улыбнулась. Что-то прошептала мужчине на ухо, и хотя слова возбудили его еще сильнее, казалось, он толком их не расслышал, и Габриэль не смог понять их значения.

Это продолжалось, и Габриэль ощутил, что его наполнила жуткая боль, словно от сопротивления тому, чему сопротивляться невозможно, или от безнадежного усилия до бесконечности растянуть время, сосредоточить все мысли и чувства на единственном миге взрывного перехода в иное… когда все рушится, все осыпается, все разваливается из-за недостатка искусства и способностей… Точно гром грянул в его голове.

Движения мужчины стали торопливей, исступленней. Мандорла все еще была спокойна, восприимчива, движима лишь его настойчивыми содроганиями, но сама не делала никаких ответных действий, только поворачивала голову из стороны в сторону в такт движениям партнера. Ее руки были широко раскинуты, кисти совершенно вялы. От нее веяло равнодушием и расчетливостью. Она не помогала и не сопротивлялась тому, что неизбежно должно было произойти, и похоже, такое положение вполне удовлетворяло ее. Она терпеливо ждала, когда настанет момент полного удовлетворения.

Но вот этот миг настал. Все прервалось, напряглось и застыло. Мужчина, замерший на миг-другой, обрушил всю свою тяжесть на тело Мандорлы. Она не противилась. Она все еще улыбалась. Сердце Габриэля колотилось в чуждом ритме, он тяжело дышал, жадно глотая воздух, кровь бурлила, но в душе по-прежнему сохранялись страх и неверие, отравлявшие безмолвный крик, который мог лишь казаться воплем торжества, радости и осуществления… Немного помедлив, Мандорла сбросила с себя груз в левую сторону, мужчина перекатился на спину.

Габриэля точно окутала серая пелена, плотная, гудящая и отупляющая, словно все его чувства насытились до предела.

Затем Мандорла села на мужчину верхом, прочно опершись круглыми упругими ягодицами, и поглядела на него сверху. Габриэль глазами ее любовника с поразительной отчетливостью видел бездонные фиалковые глаза. Ее волосы водопадом упали с плеч, щекоча лицо мужчины и побуждая закрыть глаза. На его лице выразилась сложная смесь удовлетворения и раздражения. Мандорла наклонилась, словно для того, чтобы поцеловать его шею.

И вдруг ее облик начал стремительно изменяться. Глаза другого уже закрылись в предвкушении поцелуя, но Габриэль видел… Габриэль знал …

И еще он внезапно отчетливо понял, что все это предназначалось, собственно, только для него, все это представление разыгрывается, чтобы показать ему пути человека и волка, голода и страсти, природы и нужды.