Оборотни - Страйбер (Стрибер) Уитли (читать книги без .TXT) 📗
Капитан пристально рассматривал их.
– Все это вранье. Не знаю, правда, почему. И не хочу знать, но вы теперь даже не пытайтесь когда-либо обратиться ко мне с просьбой. А сейчас выметайтесь отсюда.
– А журналисты? – спросила Бекки.
Это был важный момент. Нельзя было допустить распространения слухов, по крайней мере, до тех пор, пока что-то не выяснится.
– Им я сообщу то, что сказал Бейкер. Добавлю также, что он бредил. Этого достаточно?
– Что вы понимаете под «достаточно»? Откуда мы знаем?
– Вы хотите, чтобы это дело оставалось за семью печатями? Вы хотите, чтобы им занимались только вы одни и чтобы журналисты не пронюхали о длинношерстных собаках, так ведь?
Уилсон, закрыв глаза, дернул головой.
– Пошли, Бекки. Займемся делом.
Выйдя из участка, они подозвали такси. Понятно, что просить у этого капитана дать указание подбросить их до машины, оставшейся в Бетезда Фаунтин, не имело никакого смысла. Когда детектива подъехали к машине, Уилсон высунулся в окно, намереваясь проверить, не прячется ли кто под днищем. Напрасная предосторожность: теперь ей было некуда ехать.
Распахнутые настежь дверцы. Весь интерьер истерзан, на сиденье – кровавое месиво.
– О Боже! – воскликнул шофер. – Это ваша машина?
– Да-а-а... была.
– Надо срочно вызвать копа. – Он резко взял с места. – Кто был внутри? Да, дело дрянь!
– Мы САМИ из полиции.
Бекки приложила свой жетон к стеклу безопасности, отделявшему пассажиров от водителя. Тот покачал головой и повел такси к участку Сентрал Парк на 89-й улице. Вскоре они уже были у входа в здание. Выйдя из машины, все трое прошли через обшарпанную двойную дверь к дежурившему сержанту.
– Да-а-а, – протянул тот, покачав головой. – Ах, это вы! Два стервеца, что угнали мотоциклы!
– Срочно вышлите парней к фонтану, – резким тоном приказал Уилсон. – Только что убили главного судебно-медицинского эксперта.
Бекки почувствовала, как бледнеет. Ну, конечно, кто же, кроме него! Это должен был быть он! Бедняга Эванс, на редкость славный тип!
– Господи, – всхлипнула она.
– Мы действовали, как последние дебилы, – выдохнул Уилсон. – Нам следовало предупредить его. – Он горько усмехнулся. – Первый приз они прошляпили и довольствовались поощрительной премией. Давай позвоним Андервуду.
Уилсона быстро соединили со старшим детективом.
– Послушай, – сказал Уилсон в трубку, – у тебя неприятности. В Рузвельтовской больнице в критическом состоянии лежит коп с вывороченными кишками. Он говорит, что это проделка собак. Сечешь? Собаки! Кроме того, это уже известно репортеру из «Поста», и это только начало. Слушай дальше, дубина. Только что в Бетезда Фаунтин погиб главный судебно-медицинский эксперт. И тебе сообщат, что смерть орудовала клыками и когтями. И если ты намереваешься замять и это дело...
– Боже! А Фергюсон?
– ...Беги скорей в отхожее место, дожидайся и этой новости! – Он бросил трубку. – Он прав! Быстро к Фергюсону.
Они бросились к стоянке автомобилей.
– Нужны колеса, – отрывисто бросила Бекки дежурному.
– Но для этого...
– Вопрос жизни или смерти, сержант. Номер?
– Сейчас... 2-2-9. «Шевроле» зеленого цвета. Он у стены, рядом с насосом.
Они побежали к машине. К югу мрачно завывала сирена, на сей раз похоронной песней по Эвансу.
– Драчка будет что надо, – спокойно сказал Уилсон. – Он незаменим.
– Ты уверен?
– В чем?
– Что убили именно его?
– Занимайся своим делом, Бекки.
Ну почему он обращается с ней так свысока? Разве от того, что для него это очевидно, у нее не осталось права на надежду? В течение сорока лет Эванс был великим человеком, гордостью Нью-Йорка. Возможно, самым лучшим специалистом своего дела в мире. К тому же отзывчивым другом. Его потеря – по-настоящему серьезный удар. Это убийство взорвет всю прессу, включая даже «Таймс».
– Его смерть будет у всех на слуху.
– Оставь это. А Фергюсона мы наверняка найдем в музее.
– Послушай, мне до лампочки, что все идет так скверно. Но я не хочу, чтобы ты держал меня за дуру. Я отлично знаю, где он работает.
– Да... ну что же...
– А ничего. Оставайся при своем жалком мнении о женщинах-копах и занимайся своим грязным делом.
– Да перестань, Бекки. Я же ничего такого не хотел сказать.
– Нет, хотел, но мне безразлично. Кажется, я немного нервничаю.
– Весьма серьезно. Интересно, с чего бы это?
Они прибыли к музею, остановились как раз напротив главного входа и побежали со всех ног. Не стоило рисковать, спускаясь к Фергюсону по лестнице. Даже лифт, похоже, двигался нестерпимо медленно.
В комнате, где множество людей трудились над чучелами птиц, стоял запах клея и краски. Там царила атмосфера мирной, упорной сосредоточенности. Дверь в кабинет Фергюсона была закрыта. Бекки приоткрыла ее и всунула в образовавшуюся щель голову.
– Это вы! А я всюду разыскиваю вас!
Они вошли, прикрыв за собой дверь. Уилсон прислонился к ней спиной.
– Хорошо, если бы у этого кабинета был потолок, – сказала Бекки. – Так было бы надежнее.
– Надежнее?
– Видимо, лучше вам обо всем сразу сообщить. Я очень боюсь, что вы подвергаетесь большой опасности, доктор. Эванса, медэксперта, только что растерзали.
Фергюсон реагировал так, словно в него впилась пуля. Он спрятал лицо в дрожащие руки. Затем медленно опустил их и посмотрел на полицейских.
– Сегодня утром я обнаружил так много нового в отношении оборотней, – чуть слышно прошептал он. – Я был в Публичной библиотеке.
Он поднял голову, его ничего не выражавший взгляд скрывал решимость попытаться вступить с этими созданиями в контакт.
– Все точно так, как я и предполагал. Имеются достаточно веские доказательства разумности этого вида. Canis Lupus Sapiens. Оборотни. Именно поэтому я так хотел с вами увидеться.
Уилсон молчал, Бекки тоже не хотелось ничего говорить. Она пристально смотрела на ученого. Волки? Скорее убийцы. Но на его лице она читала просто безобидное удовольствие от сделанного им открытия. Было абсолютно ясно, что он еще так и не понял исключительной серьезности создавшегося положения. Ей стало жалко ученого, но с позиций холодного участия профессионала, как, например, по отношению к родителям убитого человека. Уилсон называл таких «те, кто остался», – женщин с покрасневшими глазами, мужей, раздавленных горем, всех, обычно оплакивавших тела жертв. Большинство убийств – это семейные драмы. Но самое худшее наступает тогда, когда приходится сообщать о гибели какой-нибудь неистовой душе, исстрадавшейся в многочасовом ожидании возвращения любимого человека, в то время как тот уже никогда не вернется. «Хелло, господин X, мы детектива из уголовной полиции. Можно войти? Я искренне сожалею, но обязан сообщить вам, что госпожу Х обнаружили убитой и т.д. и т.п.»... Все остальное уже выслушивается сквозь пелену боли.
