Ненужная крепость (СИ) - Альба Александр (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Древняя кровь есть древняя кровь, и часто было заметно, что матери не по нраву излишняя простота Деди, которую она почитала за простоватость, да и некоторые манеры его вызывали легкий вздох укоризны. Не раз говорила она, что каждый сам назначает себе пределы, и не только своим мечтанием, решимостью и умениями, но и манерами и поступками — тоже, ибо, совершив чем-то умаляющий достоинство и гордость поступок, ты навсегда закроешь себе самые важные двери. Отец только смеялся. Подобный их семейный союз выглядел немного загадочно, но Хормени как-то не задумывался об этом, ибо родители его воистину любили друг друга, не жарким, быстро отгорающим пламенем телесной страсти, а крепко, уважительно и прочно.
Деди всегда был хорошим мужем и отцом (как говорится в древнем писании, покрывал жене спину одеждой и наполнял ее сундуки), а Мерит-Хатор — женой.
У Деди и Мерит-Хатор было трое детей: два сына, самый старший и самый младший из детей, и дочь, средняя. Девочка была любимицей отца, что он старательно, но неуклюже скрывал, не желая обидеть сыновей. Поэтому он иногда бывал с ней даже излишне строг. Так ему казалось, когда он после наказания начинал её задаривать и баловать… Никто из детей не умер во младенчестве, что явно всем говорило о милости Беса к этой семье, о чём, впрочем, я повторяюсь. Хормени был старшим сыном, первенцем, которому, как уж часто это бывает в мире, доставалось много любви и ласки и мало работы по дому.
Хотя отец и был старше матери почти на десять лет, но именно в ее маленьких ручках собирались все те малоприметные нити, что и составляют основу любой семьи. И, если уж сравнивать жизнь дома с тканью, то те же маленькие руки неутомимо и незаметно направляли их всех, как челнок, вплетая утком их повседневные дела в тот радостный узор, который и был их домом. Похоже, отца иногда это сердило, и порой, вернувшись из очередной поездки, он пытался порулить семейной ладьей. Но это всегда заканчивалось одинаково, и в итоге рулевое весло снова оказывалось у прежнего кормщика. Мать всегда ухитрялась сделать это так, что корабль счастливо проходил сквозь пороги, мели обходились благополучно, и, самое главное, капитан почитался командой (вполне искренне и заслуженно, между прочим) наилучшим из всех, да и сам он, капитан-отец, удаляясь в надстройку по своим важным делам, был преисполнен радости и осознания хорошо выполненного дела. Все понимали, что дорогу определяет капитан, а уж проложить курс — дело кормщика.
Но как-то само получалось, что дом, вся его ежедневная суета и тысяча мелких и крупных дел — все держалось на матери. За указаниями, за решением споров — все обращались к ней. Что делать, кому делать и когда — как-то так само по себе всегда выходило, что решала она. То отец был в поездке в Семне [26] или и вовсе в Керме [27], то находился во дворце владыки… Добродушный, громогласный и шумный, отец возникал дома, и все вставало вверх дном — дети, домашние, слуги — все вовлекалось в этот вихрь, распространяя вокруг себя шум, веселье и беспорядок. Одна лишь мать была безмятежна и спокойна (хотя слуги и стали замечать, что сильная их любовь из-за долгих отлучек Деди несколько ослабела, по крайней мере, у хозяйки). Она выслушивала новости и события, приключившиеся с отцом или возле него, его идеи, предложения и прожекты… И как-то очень ловко продвигала разумные, иногда сильно их меняя, и тихо хоронила ненужные. Все знали, что отец решил переехать в новый, больший дом в лучшем районе (правда, никто, включая его самого, и не догадывался, что к этой мысли его плавно и осторожно подвела мать). Но дальше за указаниями все домашние уже шли к матери, ибо отца было либо не застать, либо не отвлечь от того, чем он был занят в данную минуту. Планировку нового дома и сада (кхм, ну, ладно, садика… ), его убранство, включая материалы (нет, дорогой, тут не стоит экономить, пусть основание колонны в центральной зале будет из красного гранита, а не из известняка, и оклад двери тоже.)… Цвет росписи стен и потолков и сам узор, размер кладовых (и их содержимое). Да ладно бы это, само собой получалось так, что песенки, которые она напевала («моя певчая птичка», — называл ее иногда отец), так же сами собой приставали ко всем, их слышавшим, а прозвища, данные ею, прилипали намертво, ее же улыбка и похвала стоили не меньше, чем княжеские. Вольно или невольно, но она, высказав свое мнение, уже определяла, что кому носить, куда ходить и что делать. И уж, конечно, такие вещи, как на ком женить старшего сына или как, когда и за кого выдать замуж дочь, и решено ей это было чуть не от их пятилетия, а как же иначе?
Как говорится, «Работа матери не заканчивается никогда», а Мерит-Хатор считала своими детьми в той или иной степени всех домашних, и своих детей, и родню, ближнюю и дальнюю, и слуг, и рабов. Но, чем больше она решала домашних дел и проблем, тем больше решений все старались на неё свалить и тем меньше любили… Во истину — странно это — сбросив все трудные решения на человека, еще и обижаться на него, что он эти решения принимает…
Брат Хормени, Себек-Эре, был младше на пять лет, а сестра, Нефер-Маат — на три. Впрочем, сестру почти все, включая домочадцев, звали «Средняя», а отец — Митшереу [28]. Брат для Хори всегда был назолой и сопливой обузой, он лишь вызывал раздражение и нос Хори морщился, будто он хотел чихнуть, как только Себек-Эре оказывался рядом. Что до сестры, то с ней он ладил хорошо, хоть и считал, что отец её совершенно непозволительно балует. Брата же баловала мать. Что же до самого Хори, то он считал, что уж с ним-то как раз мать слишком сурова. На самом деле с ним она, скорее, была непоследовательна. То излишне строжила его, то, наоборот, портила вседозволенностью. Позже, немного подросши и повзрослев, Хори понял, что его мать имела одну особенность, которая иногда бывала смешной, иногда — очень неприятной. Людям, вещам и явлениям не дозволялось быть не такими, какими она их себе представила. Она никогда не могла простить человеку, если он оказывался отличным от того, каким она себе его вообразила. Причем, если с разочароввшими ее посторонними людьми она могла держать себя с безмятежным спокойствием и улыбкой, близким и домочадцам доставалось преизрядно. Хори она, очевидно, предписала судьбу эрпата и не могла никак смириться с тем, что он — обычный нормальный мальчик. Сердясь, она ругала его за лень, что было для нее самым страшным обвинением. Фраза «ленивый мальчик никогда не сможет добиться ничего в жизни!» преследовала Хори и раздражала.
До некоторого времени его не удивляло то, что, в отличие от других сверстников, у него нет ни одного деда или бабки. Хотя, как известно, именно дедушка — главный друг внука. Он дарит ему подарки лучшие, чем все остальные, а, когда внук подрастает, чаще всего он наследует именно дело или должность дедушки. И эта тема всегда обходилась молчанием, а вопросы Хори о дедушках и бабушках пропускались мимо ушей. И это было странно. Лишь раз он видел важного чиновника с севера, прибывшего с посланием к Князю, которого представили как его дядю, но запретили говорить об этом кому бы то ни было. Дядя был невероятно важен, немногословен и явно презрительно относился к племянникам и племяннице, их дому и их отцу, которого, впрочем, не было — он был в одной из своих бесконечных поездок по Та-Сети, уехав буквально за день до внезапного появления родственника. Хори даже не мог понять — то ли дядя так подгадал, чтобы не встретиться с отцом, то ли сам отец не горел желанием увидеться с важной родней. Мать была единственной, с кем дядя общался уважительно и любезно. Впрочем, большая часть их общения прошла за закрытыми дверями, и о чем они говорили, осталось тайной, а вскоре после этого, лишь слегка притронувшись к поданным блюдам, дядя исчез навсегда, оставив запах дорогих духов и притираний, а также раздражение и обиду у всех домочадцев.