Пожиратель мух - Алексеев Кирилл (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
– Ну вот, – выдохнул Виктор. – Приехали. Всего вам доброго, и извините меня еще раз.
Но незнакомец сидел сиднем, разглядывая рукавицы. Всем видом он давал понять, что никуда не торопится.
Виктор почувствовал, что его терпение на пределе. Да, конечно, больной человек есть больной человек. Нужно относиться к нему с пониманием и все такое. Даже если от него тебя бросает в дрожь… Есть, в конце концов, профессиональная этика. Но в сложившихся обстоятельствах лучшим выходом для всех было побыстрее распрощаться и не выяснять, у кого первого сдадут нервы.
– Всего доброго, – повторил Виктор, стараясь, чтобы голос не звучал виновато.
– Не так ббыстро, – медленно проговорил незнакомец, оторвавшись, наконец, от изучения рукавиц. – Не так ббыстро… У меня к вам еще одно д-дельце. Видите ли, я очень хочу есть…
Сергей протопал в сапогах через комнату, положил на пол охапку поленьев, открыл створку дверцы в печке и присел на корточки. Лицо обдало жаром. Он протянул руки к огню, бездумно глядя на пламя.
В комнате пахло дымом и сыростью. Она еще не успела протопиться, хотя Сергей не жалел дров. Печь давно надо почистить, привести в порядок, но заняться этим некому.
Дед умер три года назад, ненамного опередив жену. Последнее, что он сделал для дома – установил собранный собственными руками дизель-генератор. Такой дизельный монстр был здесь почти у каждого жителя – обычное дело после того, как электричество стало роскошью, доступной не каждому. С соляркой проще – ее можно выменять у ближайшего совхоза на что угодно. А еще проще – слить втихую ночью с совхозных машин, да и дело с концом.
Сейчас генератор деловито тарахтел за стеной, питая старенький черно-белый «Рекорд» и лампочку в шестьдесят ватт под потолком. Лампочка заливала тусклым неуверенным светом единственную комнату. Комната, которая служила одновременно и кухней, и гостиной, и спальней, была разделена на две половины древним, как череп динозавра, сервантом. Выцветшие обои, розы на которых давным-давно превратились в размытые пятна неопределенного цвета, подчеркивали убожество жилища, знавшего три поколения Парамоновых.
Летом здесь все выглядело немного иначе. При ярком солнечном свете комната неуловимо преображалась. Исчезали бурые потеки клея под обоями, пропадали сами собой щели в дощатом, выкрашенном коричневой краской полу. Рассохшийся, покосившийся сервант словно вытягивался по стойке «смирно», и бодро посверкивал остатками лака на дверцах.
Сейчас же комната выглядела, как старая кокетка, смывшая перед сном косметику и превратившаяся в то, чем на самом деле была – в одинокую несчастную старуху.
«А может быть, дело вовсе не в солнечном свете, – подумал Сергей, окидывая взглядом комнату. – Просто раньше ты всего этого не замечал. Тебе было наплевать. Ты был здесь один или с друзьями, которым тоже наплевать на обои и прочую дребедень. Теперь же ты смотришь глазами Вики, а для нее занавески, подобранные не в тон – настоящее преступление».
– Не утруждаешь себя, да? – сказала Вика.
Она сидела на диване, поджав ноги, укутанные пледом, который предусмотрительно взяла с собой из города. На ней была толстая фланелевая рубашка Сергея в крупную клетку, и женщина зябко куталась в нее.
– Конечно, зачем снимать грязные сапоги! Мать меня рожала специально для того, чтобы я бегала за тобой с тряпкой.
Говоря это, Вика не отрывала взгляда от телевизора. На экране сквозь помехи время от времени пробивалась размытая зернистая картинка. Мужской голос что-то лопотал по-эстонски.
– Попробуй стащить сапоги, когда в руках у тебя охапка дров! Вот пойди и попробуй. А еще лучше – потаскай дрова сама.
Сергей направился к выходу, оставляя грязные лужицы на дощатом полу, который тяжело скрипел при каждом шаге. В сенях он снял сапоги, надел разношенные рваные кроссовки и вернулся к печке. Подбросил два полена в огонь, подождал, пока они займутся, и закрыл дверцу.
Он сел за стол, уставленный пластиковыми контейнерами с салатами, банками маслин, бутылками и стопками одноразовой посуды, вытащил из пачки сигарету, но, заметив, как вытянулись в ниточку губы Вики, передумал и убрал сигарету на место. Некоторое время они сидели молча, уставившись в телевизор.
Ходики на стене прокуковали девять вечера.
– Ну, и где твои друзья? – Вика смахнула с клеенки несуществующие крошки. – Или они думают, что я всю ночь буду с ними сидеть, так что спешить некуда?
– Я не знаю, Вик. Мы договаривались на семь. Уже давно должны были приехать.
– Так позвони им. Что, руки отвалятся?
– Ну не берет здесь телефон, сколько раз говорил!
– А ты попробуй. Или ты вообще ничего сделать не можешь, кроме как гадить?
– Господи, ну почему не могу-то?
– Не знаю. Родился, наверное, таким.
– Как же меня все это достало!
– Что именно?
– Выходки твои.
– Милый, ты сам виноват. Нужно делать все нормально, а не через жопу. Я тебе с самого начала говорила – незачем ехать в эту глушь. Нет! Нам же приспичило! – Вика уже не смотрела в телевизор. – Объясни мне, что ты здесь забыл? А? Чего молчишь? Ну, понятно, тебе-то что! Мы ведь нажремся, как обычно, заблюем все вокруг и дрыхнуть завалимся со своими дружками. А мне готовить на этой дерьмовой плитке, а потом убирать да мыть за вами посуду в ледяной воде. Ты вон даже шмотки из машины не принес! Только бухло и прихватил.
– Ну зачем тебе сейчас одеяла и «Фери»? Потом принесу. Успеется.
– У тебя всю жизнь так, все «успеется». Много успел-то?
Вика посмотрела на Сергея, будто действительно ждала ответа, и снова отвернулась к телевизору.
Сергей взял пачку «Пэлл-Мэлл» и молча вышел из комнаты. В последнее время такой молчаливый уход, больше напоминавший бегство, стал единственно возможным ответом. И что самое плохое – Сергей каждый раз чувствовал облегчение, когда дверь захлопывалась. Год назад его еще хватало на арьергардные бои. И последнее слово, оставленное за собой, было чем-то вроде медали за мужество. Но год – большой срок. Особенно, если жизнь достаточно трудолюбива, чтобы регулярно отвешивать тебе хороший пинок.
На улице похолодало. Дождь перестал, и на смену ему поднялся ветер. Не очень сильный, но волглый и какой-то пронырливый. Он забирался под одежду, стоило появиться хоть маленькой щелочке, и липкими стылыми пальцами прикасался к разгоряченной коже, вызывая дрожь. Сергей плотнее запахнул куртку, поежился и закурил, глядя в темноту.
Возможно, идея приехать сюда в октябре была не такой уж хорошей. Но это ведь не просто забытая богом деревенька, и дом – не старая развалюха с протекающей крышей, а единственное место, где он бывал по-настоящему счастлив. Да и не только он – Виктор с Андреем тоже, хотя у них, возможно, есть и другие места. А здесь… Это их место.
Сергей глубоко затянулся. Да, здесь они проводили лучшие деньки. Единственное, что стоило вспоминать и чем стоило дорожить. И где, как не здесь отметить такой день рождения? Тридцать три года, возраст Христа – настоящее совершеннолетие для мужчины.
Но разве объяснишь это ей? Сергей посмотрел на освещенное окно комнаты. Он не видел Вику, но знал, что она все так же сидит, уставившись в телевизор. И он знал, что в состоянии холодного бешенства она способна просидеть так хоть всю ночь, время от времени отпуская язвительные реплики. За те три года, что они были женаты, она ни разу не повысила голос во время скандалов. Но, несмотря на это, а может, именно благодаря этому, каждая ссора с ней выматывала до предела. Что-то вроде снайперской дуэли, в которой проигравшим неизменно оказывался он.
Сергей щелчком отправил сигарету в темноту. Окурок начертил красивую оранжевую параболу и погас во влажной жухлой траве. Нужно было возвращаться в дом.
– Ну что, – сказала Вика, когда Сергей переступил порог комнаты. – Нету твоих дружков? Может, плюнули на тебя? Какой нормальный человек в такую погоду попрется за город?
