Грезы Февра (сборник) - Мартин Джордж Р.Р. (книги без сокращений txt) 📗
Позволь мне начать с самого себя, с моей жизни, потом я расскажу тебе и остальное, как я сам постигал жизнь.
Ты спросил, сколько мне лет. Я еще молод, Эбнер. По меркам моего народа, я только вступил в пору возмужания. Родился я в провинциальной Франции в 1785 году. Своей матери я никогда не знал; почему так, я расскажу чуть позднее. Отец мой относился к мелкопоместному дворянству. То есть по мере продвижения во французском обществе он снискал для себя титул. Во Франции отец прожил несколько поколений, поэтому пользовался определенным положением, хотя, по его собственному утверждению, родом он был из Восточной Европы. Отец владел богатством и небольшим наделом земли. Чтобы оправдать свое долголетие, он в шестидесятые годы прошлого века пошел на одну хитрость и выдал себя за собственного сына, став наследником самого себя.
Так что, как видишь, мне 72 года, и мне действительно повезло: я был знаком с лордом Байроном. Но это случилось позже.
Мой отец был таким же, как и я. А также двое наших слуг; фактически они были не столько слугами, сколько компаньонами. Итак, трое взрослых из моего народа учили меня языкам, манерам, знакомили с миром… учили осторожности. Днем я спал, а на улицу выходил только ночью. Я научился бояться восхода, как дети вашей расы, однажды получив ожог, боятся огня. Мне сказали, что я не похож на других, что я стою на ступеньку выше и являюсь господином. Хотя говорить о тех различиях я не должен был, чтобы скоты не испугались и не убили меня. Я должен был делать вид, что мой распорядок дня – просто прихоть. Я должен был усвоить католическую веру и соблюдать ее обряды. В нашей частной церкви я даже посещал ночные мессы и принимал причастие. Я должен был… Впрочем, к чему продолжать? Ты и сам понимаешь, Эбнер, я был тогда всего лишь ребенком. Если бы все продолжалось, как было, то в свое время я научился бы большему, скорее бы понял суть вещей. Тогда я мог бы стать совсем другой личностью.
Но в 1789 году огонь Революции бесповоротно изменил мою жизнь. Когда наступила эпоха террора, нас взяли под стражу. Несмотря на все предосторожности, домашние часовни и зеркала, мой отец из-за своего ночного образа жизни, уединенности, мистического богатства попал под подозрение. Наши слуги – я имею в виду людей – объявили его колдуном, сатанистом, учеником маркиза де Сада. Сам же он называл себя аристократом, а в те времена это был тяжкий грех. Его двум компаньонам, которых все принимали за слуг, удалось улизнуть, а моего отца и меня арестовали.
Отчетливо помню камеру, в которую нас заключили. Холодная и сырая, с толстыми каменными стенами и огромной железной дверью, такой массивной и тяжелой, что даже неимоверная сила моего отца была совершенно бесполезна против нее. В темнице стоял резкий запах мочи. Спали мы без одеял на грязной соломе, брошенной прямо на пол. Под самым потолком имелось окно, прорезанное в толще стен, – совсем крошечное и забранное снаружи толстой решеткой. Фактически мы находились под землей, как мне кажется, в каком-то подвале. Свет почти не проникал в темницу.
Когда мы остались одни, отец сказал мне, что нужно делать. Протиснуться к окну он не мог, так узок был к нему доступ, зато с этой задачей мог справиться я, поскольку тогда был еще мал, хотя у меня хватило сил, чтобы выбить решетку. Отец приказал мне бежать. Еще он дал мне несколько добрых советов, как, скажем, носить тряпье, чтобы не привлекать к себе внимание, прятаться в дневное время суток и добывать пищу ночью. Никому не говорить о том, кто я. Найти крест и носить его. Тогда я не понял и половины того, что сказал мне отец, и вскоре о многом забыл, но я обещал следовать его советам. Отец велел мне покинуть пределы Франции и отыскать наших сбежавших слуг. Мстить за себя он мне запретил. В свое время я буду сполна вознагражден, потому что все эти люди умрут, а я буду продолжать жить. Потом он сказал еще кое-что, что я запомнил очень хорошо. «Они ничего не могут поделать. На нашем народе красная жажда, которую способна утолить только кровь. Это погибель для нас всех». Тогда я спросил, что значит красная жажда. «Вскоре узнаешь, – ответил отец. – Ее ни с чем не спутаешь». А потом велел мне уходить.
Я проскользнул в узкий проем, ведущий к окну. Решетка была старой и насквозь проржавевшей. Так как добраться до нее не представлялось возможным, никто не подумал о том, чтобы заменить ее. В моих руках она быстро сломалась.
Больше своего отца я никогда не видел. После Реставрации, пришедшей вслед за Наполеоном, я попытался навести о нем справки. Мое исчезновение предрешило его судьбу. Его обвинили в двух грехах: он был колдуном и аристократом. Отца судили и приговорили к смертной казни. На одной из провинциальных гильотин ему отрубили голову. Поскольку его обвинили в колдовстве, то тело сожгли.
Но тогда я ничего об этом не знал. Я бежал из тюрьмы, бежал из провинции в Париж – в годы неразберихи там было проще выжить. Днем я прятался по подвалам: чем темнее подвал, тем лучше. Ночами я выходил из укрытия и воровал еду. В основном мясо. Овощи и фрукты меня практически не интересовали. Так я стал профессиональным вором. Я был проворен, передвигался бесшумно и обладал необычайной силой. С каждым днем мои ногти становились все острее и крепче. С их помощью я мог бы вскарабкаться на дерево. Я оставался незамеченным, никто не донимал меня вопросами. Я хорошо, как образованный человек, говорил по-французски, неплохо мог изъясняться по-английски и поверхностно знал разговорный немецкий. В Париже я научился и вульгарному французскому. Все это время я продолжал поиски пропавших слуг, единственных представителей нашей расы, которых я знал. Но я не знал, как найти их, поэтому мои попытки ни к чему не привели.
Так что рос я среди вашего народа… скота. Людей дня. Я был умен и наблюдателен. Несмотря на то что внешне очень походил на окружавших меня людей, я вскоре понял, как сильно отличаюсь от них. И в лучшую сторону, как мне говорили. Я был сильнее, проворнее и – как я считал – более долгоживущим. Только в дневное время суток я уступал остальным. Но свою тайну я хранил в секрете.
Все же жизнь, которую я вел в Париже, была скудной, скучной и не позволяла мне совершенствоваться. Я хотел большего. Тогда я, кроме еды, начал воровать деньги. Нашел человека, который научил меня читать, затем при каждой возможности начал воровать и книги. Один или два раза меня едва не поймали, но мне всегда удавалось уйти. Я был способен буквально растворяться в тени, в мгновение ока взлетал по стенам и передвигался по-кошачьи бесшумно. Возможно, тем, кто преследовал меня, казалось, что я превратился в туман.
Когда начались Наполеоновские войны, мне пришлось хорониться от армии, поскольку я знал, что тогда не избежать дневного света. Но во время военных кампаний я следовал у них по пятам. Таким образом я путешествовал по Европе, видел кровь и пожары. Там, где прошел император, было чем поживиться.
В Австрии в 1805 году мне представился великий шанс. Ночью на дороге мне посчастливилось встретиться с богатым венским торговцем, который убегал от французского войска. У него с собой были все его деньги, превращенные в золото и серебро, баснословная сумма. Я шел за ним по пятам до постоялого двора, где торговец остановился на ночь. Когда я решил, что он спит, то влез к нему в комнату, чтобы ограбить. Увы, торговец не спал. Война сделала этого человека осторожным. Он ждал меня и был вооружен. Торговец вытащил из-под одеяла револьвер и выстрелил в меня.
От боли и шока у меня потемнело в глазах. Я упал на спину, кровь текла ручьем. Но вдруг кровотечение начало уменьшаться и боль проходить. Я встал на ноги. Должно быть, я представлял собой жуткое зрелище, с бледным лицом и весь в крови. Тут меня охватило странное чувство, неизвестное доселе. В окно заглянула луна, торговец пронзительно закричал… Прежде, чем сообразил, что делаю, я бросился на него. Я хотел, чтобы он замолчал, хотел зажать ему руками рот, но… что-то нашло на меня. Руки мои потянулись к нему – у меня были такие острые и крепкие ногти. Я разорвал этому человеку горло, и он захлебнулся в собственной крови.