Черный зверь - Полосухин Виталий (бесплатные полные книги .TXT) 📗
У двери заржали, почувствовав опасность, кони. Твёрд стрелой выскочил во двор. Одним бешеным взглядом он увидел сразу все – побелевшее лицо Яромира, кровь на его кафтане и улепетывавшего корчмаря. Хриплый крик отчаянья и боли вырвался из его груди.
Медленно опустился он на колени перед другом. За два года Твёрд научился распознавать смертельные раны и даже не попытался вынуть охотничий нож из груди друга,
– Прости, Яромир, – произнес он. – Я звал тебя на свою свадьбу, а привел на гибель,,.
Но Яромир был уже слишком далеко и не мог ответить.
Греческий обычай, который они приняли вместе позапрошлым летом, повелевал зарывать умерших. Но Твёрд не собирался ему следовать: греческий бог был далеко от этого заснеженного пожарища. Воин внес тело друга в единственный уцелевший дом. Обугленная корочка бревен долго не хотела заниматься, но наконец, подбадриваемая берестой, покрылась бегучими огоньками. Вот взметнулся к небу столб огня над последним домом Яромира, Когда рухнула кровля, Твёрд повернулся и пошел прочь.
На самом выходе из леса он наткнулся на свежеповаленное дерево. Под тяжелым стволом сосны вмерзал в плотный наст корчмарь, сжимая мертвой рукой кошель Яромира. Твёрд не остановился – привычный к воинским походам конь легко перешагнул через дерево. Не задержался он и у корчмы, хотя ворота стояли нараспашку. Он знал, что встретит там – Влада наверняка справила тризну по погибшему Яромиру, живых в доме не осталось, а ее ему уже не догнать.
Через несколько дней, думал Твёрд, он будет уже в Киеве. Ранки на шее зудели, затягиваясь.
Лиза неторопливо брела по знакомой дорожке, ведущей к ее дому. Она смотрела под ноги, но не потому, что боялась споткнуться, а потому, что быстро бежали перед глазами камушки, песчинки, палочки, окурки, фантики, и это придавало ощущение скорости.
– Дочка, – услышала она голос старушки и подняла голову. Бабулька с пакетом пустых бутылок смотрела на нее, морщинисто улыбаясь. – Не подскажешь, сколько время?
– Девять пятнадцать, – машинально ответила Лиза.
– Спасибо, дочка, – сказала бабулька, так и не заметив, что на руках Лизы нет часов.
Лиза брела дальше. Вечером уже было холодно, но она, одетая в домашнюю рубашку и мятую юбку, обутая в разбитые кеды, не чувствовала холода. Она брела, глядя под ноги, и устало думала, что перелистывается очередная страница ее жизни. Она думала о том, что кровь не закипает в жилах от сознания этого и что единственным ее желанием было вернуться на свою квартиру и погрузиться в прежнюю жизнь, похожую на сон, повторяющийся без конца. Она шла, словно согнувшись под тяжестью невидимого груза, и знала, что покоя ей не дадут.
Остановившись под деревом, Лиза оглядела площадку возле подъезда. Затрапезные бежевые «Жигули», стоявшие с потушенными фарами и молчащим мотором, не привлекали к себе внимание. Но для такой затрапезности слишком нелепы были тонированные стекла на окнах.
«Бедняги, – подумала Лиза. – Как же им там душно…»
Она повернулась спиной к дому и пошла в сторону дороги. Нет. Домой ей больше не вернуться.
По шоссе сновали машины; автобусы притормаживали у остановки и, тяжело разгоняясь, катили дальше. Лиза шла по тротуару, ни на что не обращая внимания, без цели и смысла, как призрак, гуляющий ночами на болотах среди мерцающих холодных огоньков. Только вместо огоньков – яркие фары, а вместо болота – бетон дороги и асфальт тротуара. А ведь было же когда-то все по-другому…
–Девушка!
Автомобиль снизил скорость у бордюра, неловко подстраиваясь под человеческие шаги, стекло опустилось.
– Девушка, садитесь, подвезу! – услышала Лиза бодрый козлиный тенорок. Она остановилась (авто замерло рядом), подняла голову, задумчиво посмотрела на стриженого мужчину лет тридцати с цыплячьей головкой и, вдруг улыбнувшись, сказала:
– Что ж, подвезите.
Мужчина, ободренный этой улыбкой, распахнул дверь, и Лиза села в кресло. Он осмотрел ее и, видимо, ничего не понял: вроде не бомж – слишком ухожена и красива, но уж больно небрежно одета.
– Куда ехать?
– А куда вы ехали?
– Домой…
– Вот и езжайте.
Щуплый доброхот был сбит с толку окончательно. Но делать нечего – сам виноват.
На нем был не шикарный, но дорогой костюм. Машина – подержанная иномарка, но не просто иномарка, а «фиат» девяностого года. Очки в тонкой позолоченной оправе, «Вэйль» на запястье.
Запиликал сотовый. Он, снизив скорость и придерживая руль правой рукой, левой достал из кармана пиджака телефон.
– Да. Да. Домой. Слушай, давай я тебе потом перезвоню? О'кей.
В тот момент, когда его рука опускала телефон обратно во внутренний карман пиджака, Лиза ребром ладони ударила его по шее. Одновременно она твердо взялась за руль. Цыплячья головка беззвучно свесилась набок.
Лиза остановила машину, обыскала карманы водителя, вытащила бумажник, купюры в рублях и долларах сунула в задний карман юбчонки. Несколько секунд она смотрела на худую шею в редкой синей щетине, потом взяла сотовый и вышла из машины. Телефон она швырнула в темноту.
– Ставки сделаны, ставок больше нет!
Колесо рулетки крутится, легкий ветерок от него не освежает горячий спертый воздух с тяжелым запахом вина, дорогого табака и французских духов. Белый шарик, закручи– ' ваясь как облако электрона вокруг ядра атома, бежит вокруг оси рулетки.
– Шестнадцать, красное!
Фишки с игрушечным цокотом ползут за лопаткой по зеленому сукну, оправленному в человеческие руки: мужские в белых манжетах и женские в бриллиантовых браслетах.
– Делайте ваши ставки, господа!
Лиза осмотрелась взглядом человека, который надеялся вернуться в хорошо знакомое, привычное место, но оказалось, что за время отсутствия это место изменилось до неузнаваемости. Она постояла секунду, зажмурившись, улыбаясь, словно произошедшие изменения обрадовали, а вовсе не расстроили ее, и спустилась по широким низким ступенькам.
На Лизе было черное вечернее платье с высокими разрезами по бокам, закрытой грудью, открытой спиной и без рукавов. В руках она держала миниатюрную черную сумочку. Ее ножки в черных бархатных туфельках уверенно ступали по мягкому зеленому покрытию пола, между рядами игровых автоматов, карточных столиков, столов для игры в кости, рулеток. Единственным ее украшением были золотистые волосы, распущенные по плечам, но люди вокруг, слишком увлеченные, чтобы оценить совершенную красоту этой простоты, не обращали на Лизу внимания.
Она обменяла деньги на фишки и подошла к рулетке. Колесо крутилось, цифры, цвета слились в одну сплошную линию. Лиза присмотрелась к кругу.
– Скажите, а почему на колесе только тридцать семь чисел? – спросила Лиза у молодого крупье в черной бабочке, белоснежной сорочке, с рыжим ежиком на угловатом черепе. – Где двойное зеро?
Крупье удивленно посмотрел на нее:
– Это стандарт. Так принято в Европе. Если вы играли в Америке, возможно…
– Ладно, не важно. – Лиза махнула рукой и продолжила наблюдать за колесом.
Пропустив несколько ставок, она наконец решилась:
– Шесть, на черное.
Крупье принял ставку, колесо закрутилось.
– Ставки сделаны, ставок больше нет! – провозгласил он. Шарик застрекотал, теряя центробежную скорость, застрял в какой-то ячейке – пока не было видно в какой, – колесо медленно останавливалось. Увидев место шарика, Лиза удовлетворенно кивнула:
– Десять, черное!
Она равнодушно проводила взглядом пару своих фишек. Следующую ставку она делать не торопилась.
– Присаживайтесь, барышня.
Мужчина в костюме от Версаче встал из-за стола и предложил ей свое место. Судя по пустым рукам, ему сегодня не везло. Но если смотреть не на его руки, а на лицо, то складывалось как раз обратное впечатление: он мило, по-детски улыбался, и эта улыбка не выражала ни разочарования, ни нервной усталости, а только легкую веселость. С такой веселостью проигрываются вчистую или очень богатые, или очень бедные.
