Мифы Ктулху - Ламли Брайан (читаемые книги читать txt) 📗

— А дед?

— Скорее всего, у себя в кабинете. Ты ведь помнишь ту комнату?

Еще бы нет! Конечно, я помнил эту причудливую комнату без окон, построенную точно по указаниям двоюродного деда Леандра, комнату, что занимала большую часть площади в глубине дома, весь северо-западный угол и все западное пространство, если не считать небольшого уголка на юго-западе, где находилась кухня: оттуда и струился свет в прихожую при нашем появлении. Кабинет был частично втиснут в склон холма, так что в восточной стене окон быть и не могло, но отсутствие окон в северной стене объяснялось разве что дедовой эксцентричностью. В самой середине восточной стены располагалась встроенная в кладку гигантская картина — от пола до потолка, шириной свыше шести футов. Если бы картина — по всей видимости, написанная каким-то неизвестным другом двоюродного деда Леандра, если не им самим, — обладала хоть искрой таланта или хотя бы художественными достоинствами, на эту демонстрацию можно было бы посмотреть сквозь пальцы, но нет! То был самый что ни на есть заурядный пейзаж северного края: склон холма, в центре картины — вход в скальную пещеру; к пещере подводила едва намеченная тропа, по ней шел какой-то импрессионистический зверь, со всей очевидностью, долженствующий изображать медведя, которыми когда-то кишели эти края, а над головой висело что-то вроде унылого облака, затерянного за строем темных сосен. Эта сомнительная мазня господствовала в кабинете единолично и безраздельно, невзирая на книжные полки, заполнившие едва ли не все доступное место вдоль стен, невзирая на гротескную коллекцию всяких диковинок, разбросанных повсюду, — куда ни глянь, стояли экзотические резные фигурки из камня и дерева, странные памятки о морских путешествиях двоюродного деда. Кабинет был безжизнен, как музей, и однако ж, как ни странно, отзывался на моего деда, словно живой: даже картина на стене делалась словно свежее и ярче, стоило ему войти в комнату.

— Сдается мне, кто раз переступил порог той комнаты, ее уже не забудет, — с мрачной улыбкой промолвил я.

— Дед там дни и ночи просиживает — почитай что и не выходит. Думаю, когда настанет зима, он только поесть будет выбираться. Он туда и кровать перетащил.

Я передернулся.

— Просто в голове не укладывается, как можно там спать.

— Вот и у меня тоже. Но понимаешь, он над чем-то работает, и я искренне полагаю, что рассудок его расстроен.

— Может, очередную книгу о своих путешествиях пишет?

Фролин покачал головой.

— Нет, скорее что-то переводит. Что-то совсем другое. Он однажды нашел старые бумаги Леандра, и с тех пор состояние его заметно ухудшается. — Фролин поднял брови и пожал плечами. — Пойдем. У Хофа небось уже и ужин готов, а ты сам посмотришь, что к чему.

После загадочных замечаний Фролина я ждал, что увижу изможденного старца. В конце концов, деду уже перевалило за семьдесят, а ведь даже он не вечен. Но физически он вообще не изменился, насколько я мог судить по первому взгляду. Дед восседал за столом — все тот же семижильный старик: усы и борода еще не побелели, но приобрели серо-стальной оттенок, да и черных волос в них было еще немало; лицо оставалось все таким же тяжелым, щеки — все столь же румяны. Когда я вошел, дед с аппетитом обгладывал ножку индейки. Завидев меня, он чуть приподнял брови, отложил ножку и поприветствовал меня так невозмутимо, словно я отлучался всего-то на полчаса.

— Хорошо выглядишь, — похвалил дед.

— Да и вы тоже, — отозвался я. — Старый боевой конь!

Он широко ухмыльнулся.

— Мальчик мой, я тут напал на след кое-чего новенького — целой неисследованной страны помимо Африки, Азии и арктических льдов.

Я украдкой оглянулся на Фролина. Со всей очевидностью, это было для него новостью; уж какие бы там намеки дед ни ронял касательно своих занятий, о «неисследованной стране» он умалчивал.

Дед расспросил меня о моей поездке на запад, и остаток ужина прошел за болтовней. Я заметил, что старик упорно возвращается к давно забытым родственникам в Инсмуте: что с ними сталось? Виделся ли я с ними? На что они похожи? Поскольку об инсмутских родственниках я почти ничего не знал и полагал, что все они погибли в странной катастрофе, которая унесла в открытое море многих жителей этого проклятого города, толку от меня было мало. Но общая направленность этих безобидных расспросов немало меня поразила. На библиотекарской должности в Мискатоникском университете я наслушался странных, пугающих намеков на события в Инсмуте; я знал, что там побывали федералы, но россказни об иностранных шпионах звучали чересчур фантастически, чтобы послужить правдоподобным объяснением для страшных событий, разыгравшихся в городе. Наконец дед пожелал узнать, не видел ли я портретов тамошней родни, и когда я ответил отрицательно, он был явно разочарован.

— Ты представляешь, — удрученно сообщил он, — от дяди Леандра никаких портретов не осталось, но старожилы из-под Хармона много лет назад рассказывали мне, что он был довольно некрасив и здорово смахивал на лягушку. — Внезапно воодушевившись, дед заговорил быстрее: — Ты вообще сознаешь, что это значит, мальчик мой? Но нет, вряд ли. Я требую слишком многого…

Некоторое время он сидел в молчании, попивая кофе, барабаня пальцами по столешнице и глядя в пространство с характерной сосредоточенностью, как вдруг резко поднялся и вышел за дверь, пригласив нас зайти в кабинет, как только мы покончим с трапезой.

— Ну и что скажешь? — полюбопытствовал Фролин, как только дверь за дедом закрылась.

— Любопытно, — признал я. — Но, Фролин, ничего ненормального я тут не вижу. Боюсь, что…

— Подожди, — мрачно предостерег он. — Не спеши судить, ты тут еще двух часов не пробыл.

После ужина мы перешли в кабинет, оставив Хофа с женой мыть посуду: они прислуживали моему деду уже двадцать лет в этом самом доме. Кабинет ничуть не изменился, если не считать прибавления в виде двуспальной кровати, поставленной к стене, что отделяла комнату от кухни. Дед явно нас ждал — или, точнее, меня, и если комментарии Фролина мне показались загадочными, то нет такого слова, чтобы описать последующий разговор с моим дедом.

— Ты когда-нибудь слышал про вендиго? — осведомился дед.

Я признался, что действительно встречал его в индейских легендах северных штатов: это сверхъестественное чудовище, страшное с виду, якобы рыщет в безмолвии непролазных чащ.

Дед поинтересовался, а не приходило ли мне в голову, что легенда о вендиго как-то связана со стихиями воздуха. Я кивнул, и дед полюбопытствовал, откуда я вообще знаю индейские легенды, сперва уточнив, что вендиго к вопросу вообще не имеет отношения.

— Я же библиотекарь; в моей работе с чем только не сталкиваешься, — объяснил я.

— Ах да! — воскликнул дед и взял со стола книгу. — Тогда ты, несомненно, знаком вот с этим изданием.

Я скользнул взглядом по тяжелому тому в черном переплете, название которого было пропечатано золотом только на корешке. «"Изгой" и другие рассказы» Г. Ф. Лавкрафта.

Я кивнул.

— Да, эта книга есть у нас в фондах.

— Так значит, ты ее прочел?

— О да. Крайне любопытная вещь.

— Стало быть, ты прочел и то, что автор имеет сказать об Инсмуте в его странном рассказе «Морок над Инсмутом». И что ты об этом думаешь?

Я лихорадочно вспоминал, о чем идет речь. Ах да, конечно: фантастическая история о чудовищных морских тварях, отродьях Ктулху, первобытного монстра, что живут в морских глубинах.

— У автора было живое воображение, — сказал я.

— Было? Так он умер?

— Да, три года назад.

— Увы! А я-то надеялся узнать у него…

— Но, право, это же беллетристика… — начал я.

Дед оборвал меня на полуслове.

— Послушай, раз ты не можешь предложить правдоподобного объяснения тому, что произошло в Инсмуте, отчего же ты тогда так уверен, что этот рассказ — чистой воды вымысел?

Я согласился, что уверен быть не могу, но старик разом утратил интерес к этой теме. Он вытащил увесистый конверт с множеством знакомых трехцентовых марок 1869 года, которые так ценятся коллекционерами, и извлек на свет разнообразные бумаги: их якобы оставил дядя Леандр с наказом предать их огню. Однако его пожелание выполнено не было, объяснил дед, и теперь бумаги перешли к нему. Он вручил мне несколько листков и поинтересовался, что я о них думаю, не сводя с меня пристального взгляда.