Часовщик - Кортес Родриго (первая книга .txt) 📗

Голландский флот занимал один порт за другим, а наемные войска голландских купцов беззастенчиво уничтожали сахарные заводы, лишая католический мир главного — средств к продолжению войны. Армада Вест-Индской компании в полсотни судов числом бороздила океан, перехватывая суда Ордена и осаждая прибрежные крепости. Хуже того, евангелисты начали налаживать контакты с индейскими вождями, беззастенчиво признавая касиков 38 равной себе стороной! Это меняло все основы войны.

Как рассказал агент, дело было настолько плохо, что португальскому королю пришлось вложить в Коммерческую Бразильскую Компанию 39 все деньги, изъятые Инквизицией у разного рода еретиков. Только так удалось построить флот в шестьдесят судов, способный противостоять врагу. Однако пока все двигалось к поражению.

А потом из леса принесли довольно странную весть. Как утверждал очевидец, редукции стоят, как стояли, а вооруженные огнестрельным оружием до зубов индейцы гоняют комунерос буквально по всем лесам.

— Ну-ка, повтори, — попросил Томазо очевидца, — кто кого гоняет?

— Краснокожие — наших, — сердито буркнул тот.

— Но откуда у них столько оружия?! — вскипел Томазо.

Уж он-то знал, что в редукциях держат мушкеты только для охраны!

— Я не знаю, сеньор, — отодвинулся на всякий случай очевидец, — но дыры их ружья оставляют в груди человека — ого-го! С кулак!

И когда стали поговаривать, что огромная индейская армия под руководством святых отцов Ордена движется в столицу Парагвая, Томазо понял, что пора выезжать в Асунсьон.

Бруно следил за становлением нового механизма с ревнивым вниманием. Индейцы, оставившие в редукциях только нелюбимых жен да тягостную работу на монахов, были счастливы и смерти почти не боялись. В считанные недели они составили собой идеальный механизм для сколь угодно долгой войны. Их отряды входили в города и первым делом сжигали евангелистские молельные дома и мечети, охотно помогали братьям расправиться с чужими священниками и старейшинами общин, и наступил миг, когда совет редукций постановил двигаться на Асунсьон.

— С комунерос нужно покончить раз и навсегда, — мгновенно согласились братья.

— Материк должен быть католическим — весь.

— И еще редукции… нам нужны новые редукции.

Они уже думали о будущем, и в проекте государство Ордена расстилалось от океана до океана. И Бруно слушал, поглядывал на карту и признавал, что это вполне реально. Собственно, уже теперь он мог унифицировать по единому образцу и чилийские редукции, и бразильские. Ну а регулярное поступление свежего материала в виде детей из кочевых племен позволяло вообще не думать о боевых потерях.

— Пожалуй, с этими солдатиками можно и Индию у англичан отобрать, и Месопотамию… — как-то мечтательно отметил брат Херонимо. — А там и Турцию подмять, и Кавказ.

Бруно согласился. Ему уже рассказали, что и в Турции, и в Месопотамии, — стоит отъехать от города на два дня пути, — живут, по сути, те же дикари-земледельцы, что и здесь. Крести в правильной вере, огораживай частоколом или глинобитной стеной — и готова редукция! А как только Бруно прогонит их всех через общие обеды за общими столами и назначение выбранных святыми отцами жен, с ними вполне можно будет и брать в обучение чужих детей, и даже штурмовать столицы.

Вселенские куранты, в котором каждому народу будет определено свое место, в едином на всю планету механизме уже проглядывались.

Уже перед самым Асунсьоном индейцы нанесли по армии комунерос такой сокрушительный удар, что обоз оторвался от войск, и Амир со своими неграми был вынужден уходить прямо в лес.

— Быстрее! — орал он. — Еще быстрее!

И нагруженные медицинским скарбом и четырьмя ранеными офицерами рабы прибавляли ходу. Однако оторваться от индейцев не удавалось. Знающие лес как свои пять пальцев, привычные к здешнему климату и укусам парагвайской мошкары, бесстрашные, как дети, а теперь еще и с настоящим оружием в руках, индейцы могли дать фору любому белому или черному чужаку.

А когда через несколько часов улюлюканье сзади как по команде прекратилось и Амир огляделся, присел на огромный поваленный ствол и с ужасом признал, что понятия не имеет, как отсюда выбираться.

— Амир, — тронул его за рукав Ахумба, тот самый паренек, которому он когда-то вправил плечо, — смотри, индейцы.

— Где? — подскочил Амир.

Он ничего не видел.

— Вон там… — показал пальцем Ахумба, — прямо на тебя смотрит.

Амир проследил за направлением пальца и обмер. Из кустов на него смотрело разукрашенное красной и черной глиной лицо.

— Людоеды…

Теперь было понятно, почему крещеные индейцы прекратили преследование. И Амир понятия не имел, в чьи руки лучше попасть.

— Амир, — ткнул он себя кулаком в грудь.

Людоед молчал и смотрел.

И тогда Амир, почти ни на что не надеясь, снял пояс вместе с хорошим марокканским кинжалом, показал, как замечательно он выходит из ножен, и легко, аккуратно бросил все это вперед.

— Бери. Это тебе. Подарок.

И вот тогда из леса начали выходить все. Они просто раздвигали ветки, и серые от ужаса негры, и зеленый, наверное, от еще большего ужаса Амир видели, что окружены так плотно, как бывает окружена рыба, попавшая в сеть.

Томазо торопился, но за армией индейцев не поспевал. Когда он входил в очередной поселок, там все уже было сделано — ни еретических евангелистских священников, ни старейшин землячеств. А когда он все-таки нагнал один из отрядов, то понял, что Орден победил.

Решительные, бодрые, веселые туземцы двигались по разбитой и грязной от вечных проливных дождей дороге под звуки флейт и барабанов с такой энергией, с такой внутренней силой, что сразу становилось ясно, кто здесь хозяин.

— Эй, брат! — окликнул Томазо едущего на муле монаха. — Какая редукция?

— Санта-Анна…

Томазо удивился. Он неплохо изучил карту, а потому знал: Санта-Анна отсюда черт знает где!

— И как долго сюда шли? — поинтересовался он.

Монах рассмеялся:

— Две недели, брат! Думаю, до Сальвадора месяцев за восемь дойдем!

Томазо сглотнул. Такой скорости не могла достигнуть ни одна армия Европы ни в одной известной ему военной операции.

Он хорошо знал возможности наемных голландских и английских отрядов. Он лично внедрял в управление кастильских комунерос агентов Ордена, а потому знал все их слабые места.

Но этим… этим воинам он, пожалуй, не сумел бы противопоставить ничего.

Их невозможно было купить за золото — они просто не знали, что такое деньги. Их невозможно было запугать — они, словно дети, были свято убеждены, что все попадут в рай. Они охотно подчинялись монахам, а главное, они им верили, они их даже любили! Ибо то, что обычно ждало их за частоколами редукций, было намного страшнее.

«А ведь мы победили! — счастливо хохотнул Томазо. — Жаль, что раньше не решились…»

Амир отсиживался у дикарей около недели, но выяснить, людоеды ли они, ему так и не удалось. Да, черепа на кольях у хижин торчали, но всю эту неделю питались они в основном рыбой, птицей и какими-то личинками, довольно приятными на вкус.

А когда он решил-таки, оставив раненых поправляться и далее, идти в Асунсьон, Амир вдруг с удивлением обнаружил, что не может собрать своих негров. Двое ушли с мужчинами на рыбалку, еще четверо — на охоту, а вошедший в возраст Ахумба, как ему сказали, прямо сейчас проходит какое-то испытание, чтобы иметь право называться мужчиной.

— Ну, значит, так Аллаху угодно! — рассмеялся Амир и начал прощаться.

Он уже видел, что все его рабы словно вернулись домой после долгого, лично для них совершенно бессмысленного пути.

Когда Томазо вошел в Асунсьон, там уже правили бал индейцы, а если точнее, святые отцы, и на центральной площади даже установили несколько столбов с заранее приготовленным хворостом.