Исход. Том 2 - Кинг Стивен (серия книг .TXT) 📗
— Джо… то есть Лео…
Она приложила руку к груди, словно пытаясь успокоить бешеное биение сердца. Но сердце Надин еще не готово было успокоиться. Ужасна была эта неожиданная встреча с ним; но видеть его одетым и поступающим так, как он вел себя при их первой встрече в Нью-Гэмпшире, было еще хуже. Слишком многое повторялось, как будто некий сумасбродный божок неожиданно провел ее сквозь ворота времени и приказал ей прожить последние шесть недель заново.
— Ты до смерти напугал меня, — тихо пробормотала она.
Джо ничего не ответил.
Надин медленно подошла к нему, почти ожидая увидеть огромный кухонный нож, зажатый в его руке, как во время оно, но рука, которую он не держал во рту, невинно лежала у него на коленях. Его загар побледнел. Старые шрамы и следы комариных укусов исчезли. Но глаза были теми самыми… глаза, которые могут преследовать тебя. Все, что было в них, появлявшееся день за днем после того вечера, когда он пришел к костру послушать, как Ларри играет на гитаре, теперь полностью исчезло. Глаза его были такими же, как в тот день, когда она впервые встретила его, и Надин охватил ужас.
— Что ты здесь делаешь?
Джо ничего не ответил.
— Почему ты не с Ларри и не с мамой-Люси?
Никакого ответа.
— Ты не можешь оставаться здесь, — сказала Надин, пытаясь уговорить его, но вдруг остановилась, подумав, сколько же времени он уже сидит вот так.
Сегодня утро 24 августа. Две предыдущие ночи она провела в доме Гарольда. Мысль, что он сидит здесь и сосет палец уже часов сорок, промелькнула у нее в голове. Конечно, это была безумная и смешная мысль, ему же нужно было есть и пить (ведь так?), но эта мысль (видение), появившись, не хотела уходить. Ужас снова нахлынул на нее, и с отчаянием Надин вдруг поняла, насколько сильно изменилась за это время: когда-то она безмятежно спала рядом с этим дикарем, не испытывая страха, а ведь тогда он был вооружен и опасен. Теперь у него не было оружия, но она испытывала ужас перед ним. Она-то думала
(Джо? Лео?),
что его прежняя сущность исчезла навсегда. Теперь он вернулся. И он был здесь.
— Ты не можешь оставаться здесь, — повторила Надин. — Я вернулась только затем, чтобы забрать кое-какие вещи. Я здесь больше не живу. Я живу с… с мужчиной.
«О, разве это то, чем является Гарольд? — издевательски заметил внутренний голос. — А я-то думал, что он только орудие, средство для конца».
— Лео, послушай…
Голова его слабо, но достаточно заметно качнулась. Его глаза, неумолимые и сверкающие, уставились на нее.
— Ты не Лео?
Снова слабое покачивание.
— Ты Джо?
Кивок, такой же слабый.
— Ладно, пусть будет так. Но ты должен понять, что не имеет значения, кто ты есть, — сказала она, пытаясь быть спокойной. Безумное ощущение, что время повернулось вспять, усиливалось. — Та часть нашей жизни — когда мы были вместе — та часть ушла. Ты изменился, я изменилась, и мы не можем вернуть этого назад.
Его странные глаза по-прежнему смотрели на нее, казалось, отрицая сказанное.
— И перестань глазеть на меня, — взорвалась она. — Это невежливо смотреть на людей в упор.
Теперь в его глазах появилось слабое обвинение. Казалось, они говорили, что так же невежливо бросать людей на произвол судьбы, но еще более невежливо отвергать любовь людей, которые все еще зависят от тебя и нуждаются в тебе.
— Ты же не один, — сказала Надин, отворачиваясь и начиная собирать оброненные вещи. Она стала лихорадочно засовывать книги в рюкзак поверх салфеток, упаковки аспирина и нижнего белья — простого хлопчатобумажного белья, столь отличающегося от того, которое она надевала для извращенных развлечений Гарольда.
— У тебя есть Ларри и Люси. Ты любишь их, а они любят тебя. Ларри любит тебя, а это главное, потому что Люси нравится все, что он делает. Она как листок копирки. Для меня же все изменилось, Джо, и в этом нет моей вины. Это вовсе не моя вина. Поэтому перестань обвинять меня.
Надин попыталась застегнуть рюкзак, но пальцы у нее так дрожали, что она с трудом справилась с этим. Тишина становилась все более гнетущей.
Наконец она встала, закидывая рюкзак на плечи.
— Лео! — Надин пыталась говорить спокойно и рассудительно, так, как она разговаривала с трудными детьми в своем классе, когда они закатывали концерт. Но это оказалось просто невозможным. Голос ее дрожал, а легкое покачивание головы, которым он приветствовал ее обращение к нему как к Лео, только ухудшило ситуацию. — Это не из-за Ларри и Люси, — зло произнесла Надин. — Я бы поняла, если бы дело было только в этом. Но дело в этом старом мешке. В этой старухе, раскачивающейся в кресле и улыбающейся всему миру вставными зубами. Но теперь она исчезла, и ты снова прибежал ко мне. Но это не игра, понимаешь? Это не была игра!
Джо ничего не ответил.
— И когда я попросила Ларри… стала на колени и попросила его… он даже не стал утруждать себя. Он слишком занят ролью великого человека. Так что в этом нет моей вины! Я не виновата!
Мальчик продолжал безучастно смотреть на нее. Страх стал возвращаться к Надин, заглушая ее злобу. Она попятилась от него к двери и стала шарить рукой в поисках дверной ручки. В конце концов она нащупала ее, повернула и распахнула дверь. Прохладный воздух улицы был более чем приятен.
— Иди к Ларри, — пробормотала Надин. — Пока, детка.
Она неуклюже попятилась назад и на мгновение задержалась на верхней ступеньке крыльца, пытаясь собраться с мыслями. Неожиданно ей показалось, что все происшедшее было лишь галлюцинацией, порождением ее чувства вины… вины перед брошенным мальчиком, вины за слишком долгое ожидание Ларри, вины за то, чем они занимались с Гарольдом, и за те более ужасные вещи, которые еще предстояло сделать. Возможно, в этом доме вообще не было никакого мальчика. Он был не более реален, чем фантазии Эдгара По — биение сердца старика, звучащее, как часы, завернутые в кусок ткани, или карканье старого ворона.
— Стучится, всегда стучится в мою дверь, — прошептала Надин и рассмеялась от этой мысли, высказанной вслух, только смех ее больше напоминал глухое карканье того самого ворона.
И все же — ей необходимо знать наверняка. Надин подошла к окну и заглянула в гостиную здания, некогда служившего ей домом. Не то чтобы он когда-нибудь по-настоящему был ее домом, нет. Если живешь в каком-то месте и все, что хочешь взять из него, помещается в одном рюкзаке, значит, этот дом никогда не был твоим. Заглянув внутрь, она увидела ковер, принадлежавший умершей хозяйке, шторы и обои, подставку для трубок умершего хозяина и номера журнала «Спорт в фотографиях», беспорядочно разбросанные на кофейном столике. Фотографии умерших детей на каминной полке. А в углу — сидящего на стуле малышка какой-то умершей женщины, одетого в одни лишь плавки, сидящего, по-прежнему сидящего так, как он сидел прежде…
Надин отшатнулась и, споткнувшись, чуть не упала через ограду, окружающую цветник. Она села на свою «веспу» и помчалась вперед на бешеной скорости, объезжая застывшие на дороге машины, но, проехав несколько кварталов, немного успокоилась. К тому времени, как она добралась до дома Гарольда, ей удалось взять себя в руки. Но она знала, что подошел конец ее жизни в Свободной Зоне. Если она хотела сохранить здравый рассудок, ей необходимо было поскорее выбраться отсюда.
Собрание в зале «Манзингер» прошло хорошо. Они снова пели Национальный гимн, но глаза присутствующих были сухи; теперь это было частью того, что вскоре снова станет ритуалом. Комитет по переписи населения был избран путем прямого голосования, с Сэнди Дю Чинз во главе. Она и четверо ее помощников немедленно стали обходить зал, пересчитывая присутствующих и записывая их данные. В конце собрания под оглушительные одобрительные возгласы Сэнди провозгласила, что теперь в Свободной Зоне проживают 814 человек, и пообещала (как позже выяснилось, несколько поспешно), что к следующему собранию предоставит полную «адресную книгу» — она собиралась пополнять ее каждую неделю, размещая всех в алфавитном порядке, указывая возраст, адрес в Боулдере, предыдущее место жительства и прошлое место работы. Как оказалось позже, поток прибывающих в Зону был настолько велик и беспорядочен, что Сэнди всегда запаздывала со своими данными на неделю или две.
