Лэшер - Райс Энн (книги без сокращений .txt) 📗
В дальнейшем мне многое предстоит увидеть собственными глазами. О многом мне будет рассказано. Я увижу изображение святого Эшлера на витраже в соборе, что стоял в шотландских горах, в городе Доннелейт. Мне будет открыто, что я – очередное его воплощение, святой Эшлер, «вновь явившийся в этот мир».
Но, джентльмены, я обещал рассказывать лишь о том, что хранит моя собственная память. О том, что я знаю и знал всегда.
Нам с отцом потребовалось немало дней и ночей, чтобы добраться до Шотландии.
Стояла самая суровая зимняя пора, точнее говоря – первые дни после Рождества. Обыкновенно в это время года темные и жестокие страхи овладевают крестьянами. Они уверены, что в зимнюю стужу призраки умерших вольно расхаживают по земле и ведьмы беспрепятственно совершают свои злые деяния. Чтобы заглушить охватывавший души ужас, крестьяне, забыв учение Христа, возвращались к языческим верованиям. Нарядившись в звериные шкуры, с песнями и плясками ходили они от дома к дому, требуя воздаяний от своих суеверных односельчан. Таков старинный обычай.
Мы с отцом путешествовали верхом, и когда нам встречались деревенские постоялые дворы, мы останавливались там для краткого отдыха. Обычно ночевать нам приходилось на сеновале, в обществе простолюдинов. Помню, вездесущие клопы и блохи доставляли нам немало мучений и беспокойства. Делать остановки приходилось часто, ибо я нуждался в молоке. Я с жадностью пил его – теплое, только что из-под коровы. Оно было вкусным, хотя и не таким сладким, как молоко матери. С огромным удовольствием я поглощал и мягкий деревенский сыр – он тоже пришелся мне по вкусу.
Мы ехали на добрых конях, завернувшись в теплые шерстяные плащи, подбитые мехом. Большую часть путешествия я с удивлением взирал на снег, падающий с неба, на убеленные поля и на бедные деревни, где мы находили приют в крытых соломой харчевнях, вокруг которых теснились убогие хижины. Мы видели, как на лесных опушках поселяне, наряженные в звериные шкуры, разжигают костры и устраивают вокруг них пляски, надеясь таким образом прогнать злых духов. Те же, кто оставался дома, пребывали во власти бесконечного ужаса.
– Посмотри, – сказал как-то отец. – Это развалины большого католического монастыря. Вон они, там, на холме. Аббатство было построено во времена святого Августина. Его сожгли по приказу короля. То была година тяжелых испытаний и бедствий для всех, кто предан Христу. Святые обители предавались поруганию и разграблению. Монахи и священники изгонялись прочь. Статуи святых летели в огонь, витражи разбивались, и ныне, как ты видишь сам, под монастырскими сводами царит мерзость запустения. От былой красоты и величия не осталось и следа. Подумать только, все это свершилось согласно злой воле одного лишь человека, облеченного властью. По своей прихоти он разрушил то, над чем множество людей трудились столетиями. Эшлер, в этом мире много зла. Ты пришел сюда, чтобы бороться с ним.
Я отнюдь не разделял уверенности отца. Говоря откровенно, его непоколебимая убежденность, его незыблемая вера в мое высокое предназначение внушали мне опасения. Я чувствовал: мне открыто то, о чем отец не имеет представления. Дарованное мне знание заставляло меня отнестись к словам отца с известным скептицизмом – да будет мне позволено употребить в своем рассказе это современное слово. Внутри меня крепли сомнения. Сознание того, что отец мой пребывает во власти заблуждений и предается необоснованным мечтаниям, становилось все отчетливей. Однако я сам не знал, что заставляет меня думать именно так. Иногда передо мной вновь возникало видение: круги, бессчетное множество кругов, сложенных из камней и образованных танцующими человеческими фигурами. Я пытался разглядеть покрытые рисунками камни, из которых был сложен центральный круг, – внутри его находился лишь еще один, человеческий.
Я обыскивал тайники собственной памяти, призывая на помощь все знания, которыми был наделен с рождения. Я уже жил прежде, в этом не было сомнений. Но я не сомневался и в том, что этому человеку, моему отцу, не могут быть известны мое подлинное предназначение и моя подлинная сущность. Я надеялся, что со временем передо мной откроется истина. Но откуда я мог знать, когда это произойдет и произойдет ли вообще?
Мы миновали развалины монастыря, копыта наших лошадей процокали по каменному полу лишенного крыши здания. Зрелище было столь печальным, что я не смог сдержать слезы. Невыносимая скорбь переполняла душу. Запустение, открывшееся моему взору, пронзило меня чувством отчаянной безнадежности. Пребывая во плоти, я содрогался от великой боли. Отец, заметив мое состояние, попытался успокоить и ободрить меня.
– Не горюй, Эшлер, – сказал он. – Наш путь близится к концу. К счастью, наш родовой замок избежал подобной участи.
Вскоре мы оказались в глухом, темном лесу, где дорога превратилась в едва различимую тропу. Я чувствовал, что в густых зарослях скрываются стаи волков. Я ощущал, что звери изнывают от голода, ощущал запах, исходящий от их шкур. Когда мы проезжали мимо нескольких хижин, затерянных в чаще, никто не вышел на наш зов, хотя из отверстий в крышах валил дым.
Постепенно дорога, становясь все более крутой и отвесной, увела нас в горы. Останавливаясь на открытых площадках, мы могли разглядеть бушующее внизу море и скалистый берег. Впервые нам пришлось ночевать, не имея над головой надежной крыши, – в лесу, под деревьями. Стреножив лошадей, мы с отцом улеглись и крепко прижались друг к другу под толстыми одеялами. В непроглядной тьме я ощущал себя слабым и беззащитным, и загадочные звуки ночного леса заставляли трепетать мое сердце.
Где-то около полуночи отец очнулся от сна. Изрыгая проклятия, он вскочил на ноги и выхватил из ножен меч. Я видел, что он в ярости, однако не мог понять ее причины, ибо вокруг царила тишина.
– Что за глупый сброд! – бормотал отец. – Трусливы и беспомощны, хоть и живут вечно.
– О ком ты, отец?
– О маленьком народе – о ком же еще. Они не получат того, что хотят. Вставай, нам больше нельзя здесь оставаться. Да и замок уже близко.
В полной темноте мы осторожно двинулись по дороге. В ту пору попасть в нашу драгоценную долину можно было двумя способами. Туда вели главная дорога, по которой беспрестанно проезжали телеги, везущие продукты на городской рынок, и морской пролив, где стояли на якоре корабли, доставлявшие товары морем. Обоими путями прибывали в долину многочисленные пилигримы, жаждущие положить свою скромную лепту к алтарю святого Эшлера, стать свидетелями чудесных исцелений, прикоснуться к гробнице святого.
Случай, произошедший ночью, усилил терзавшие меня опасения. Я знал, что неведомый маленький народ чего-то ожидает от меня, но не мог понять, чего именно. К тому же мне мучительно хотелось молока или сливок – чего-то белого, сладкого и текучего.
Горы Шотландии видело немало войн, сообщил мне отец. На этих землях многократно разгорались кровавые битвы. И наши родичи, клан Доннелейт, насмерть стояли против королевского войска. Они всеми силами противились сожжению монастырей, разграблению церквей и, доколе это было возможно, хранили верность Папе Римскому. Лишь под жестоким принуждением шотландцы прибыли в эту долину, а торговые суда встали на якорь в тесном порту.
– Запомни, все мы – горцы, – заявил отец. – Мы верные христиане, истинные католики. Святой Колумба и святой Патрик были и остаются нашими покровителями. Мы по-прежнему принадлежим к старой ирландской церкви, и этот вздорный и самодовольный король, что сидит в Виндзорском замке, для нас никто и ничто, так же как и архиепископ Кентерберийский, королевский лакей и прихвостень. Пусть они потрясают кулаками перед ликом Господа – они оба прокляты, прокляты навеки. Проклятие лежит на всех англичанах. Они сжигают церкви и убивают священников. Тем самым они прибавляют число святых мучеников. Придет время – и ты все поймешь.
Слова отца несколько успокоили терзавшие меня сомнения, однако имена святого Колумбы и святого Патрика ничего мне не говорили. Когда я вновь обшарил закоулки собственной памяти, то обнаружил, что прирожденные мои знания как будто уменьшаются по мере того, как мы продвигаемся на север. Неужели, находясь рядом с матерью, я знал то, о чем позабыл в пути? Неужели, пребывая в ее утробе, я обладал более обширными сведениями, нежели сейчас? Теперь в моем распоряжении остались лишь ускользающие призраки прежних сведений. Да и они постепенно таяли, превращаясь в туманное мерцание.
