Лэшер - Райс Энн (книги без сокращений .txt) 📗
Да, и зрение мое, и слух жадно впитывали новые впечатления. Но сознание мое было полностью поглощено сладостными песнями монахов. Старинный гаэльский гимн, вылетающий из множества нежных глоток, до сих пор звучит у меня в ушах:
Джентльмены, вы наверняка знаете эту старинную песню. Она сложена примерно в те же времена, когда в Ирландии и Шотландии возник обычай праздновать Рождество. Если вам знакома эта упоительная мелодия, вы, возможно, поймете, что творилось со мною в те мгновения, когда сердце мое пело вместе с хором монахов и музыка заполняла собой все вокруг.
Мне казалось, я вновь обрел блаженство, которое испытывал в материнской утробе. А может, я познал блаженство в другом месте и в другое время? Я знал лишь одно: чувство, охватившее меня, невероятно глубокое и полное чувство, было мне уже знакомо. Оно не имело ничего общего с приступом неистового возбуждения. То была чистая, высокая радость. Мне хотелось танцевать, я едва сдерживался, чтобы не схватить за руки тех, кто сидел за столом со мной рядом. Я сознавал, что переживаю сейчас редкие, драгоценные мгновения, за которые давным-давно мне пришлось дорого заплатить.
Пение прекратилось так же внезапно, как и началось. Монахам налили вина. Они спустились по лестнице и покинули зал так же беззвучно, как и вошли сюда. Гул оживленных голосов вокруг меня становился все громче.
Глава клана уже несколько раз поднимался, провозглашая тосты. Вино лилось рекой. Люди, сидевшие за столом, вовсю работали челюстями. Отец время от времени отрезал куски от огромных кругов сыра и протягивал их мне. Я поедал их, точно взрослый человек. Потом отец украдкой послал за молоком для меня. Гости, поглощенные едой, разговором, смехом и шутками, не обратили на это внимания.
Но по мере того, как проходило время, я все чаще ловил на себе любопытные взгляды. Дослуха моего все чаще долетали недоуменные перешептывания. Некоторые из гостей откровенно указывали на меня пальцами или, нагнувшись через стол, без обиняков спрашивали у моего отца:
– Кого это ты привез с собой?
Всякий раз отец делал вид, что взрыв смеха или слишком громкий разговор мешают ему ответить. Я заметил, что ел он без всякого аппетита и время от времени бросал по сторонам обеспокоенные взгляды. Внезапно он вскочил на ноги и поднял кубок. Длинные спутанные волосы отца мешали мне разглядеть выражение его лица, однако я слышал его взволнованный звенящий голос, легко перекрывший стоявший в зале шум:
– Возлюбленный мой отец и дорогая матушка, старшие мои братья и досточтимые родственники, позвольте мне представить вам сего юношу – моего сына Эшлера!
В ответ раздался хор изумленных голосов, оглушительный рев, который внезапно смолк, уступив место потрясенному молчанию. В течение нескольких мгновений лишь прерывистые вздохи да испуганный шепот нарушали тишину. Взоры всех собравшихся были устремлены на нас – на отца и на меня. Отец сделал знак правой рукой, и я, догадавшись, чего он хочет, встал рядом с ним во весь рост – я возвышался над отцом на целую голову, хотя по сравнению с другими мужчинами он отнюдь не выглядел низкорослым.
И вновь до слуха моего долетел шелест вздохов и перешептываний. Одна из женщин даже испуганно вскрикнула. Глава клана устремил на меня пристальный взгляд из-под косматых седых бровей. В его прозрачных голубых глазах сверкнул недобрый огонек. Охваченный дурным предчувствием, я бросил растерянный взгляд по сторонам.
Монахи, до той поры ожидавшие в холле, опять вошли в трапезный зал. Некоторые из них приблизились к столу, дабы получше меня разглядеть. Эти люди в длинных, подобных женским одеяниях, с блестящими лысыми макушками поразили мое воображение. Один за другим монахи подходили к столу, а волнение, охватившее гостей при неожиданном известии, все усиливалось.
– Это мой сын! – вновь провозгласил отец. – Плоть от плоти моей! Это Эшлер, вновь пришедший в мир!
На этот раз испуганные крики вырвались из уст сразу нескольких женщин. Некоторые из них лишились чувств. Мужчины повскакали со скамей. Глава клана тоже поднялся со своего места и со всей силы ударил по столу обоими кулаками. Приборы и тарелки жалобно зазвенели, а из кубков выплеснулось вино.
Внезапно с неожиданной для своего возраста легкостью глава клана вскочил на скамью.
– Талтос! – произнес он низким зловещим шепотом, не сводя с меня горящих гневом глаз.
Талтос… Это слово было мне знакомо. Я знал, что оно имеет ко мне самое прямое отношение.
Подчиняясь инстинкту самосохранения, я наверняка бросился бы прочь, если бы отец не сжал мою руку повыше локтя, заставив неподвижно стоять рядом с собой. Что касается всех остальных, то они опрометью кинулись вон из зала. Многие женщины от страха утратили способность передвигаться, и их спутникам пришлось выносить своих подруг на руках.
– Нет! – вновь раздался голос отца. – Мой сын не Талтос. Он святой Эшлер. Он пришел вновь. Поговори с этими людьми, сын мой. Скажи им, что твое рождение – это знамение, посланное с небес.
– Но как я могу утве рждать это, отец? – спросил я.
Услышав мой голос, в котором, по собственному моему разумению, не было ничего необычного или пугающего, те, кто еще оставался в зале, буквально обезумели. У дверей возникла давка. Глава клана перескочил со скамьи на стол и теперь стоял там, грозно сжав кулаки. В припадке ярости он разбрасывал ногами оловянные тарелки. Все слуги куда-то попрятались.
Наконец в зале кроме меня, отца и главы клана осталось лишь двое монахов. Один из них, высокий, хотя и уступавший мне ростом, стоял прямо напротив меня. Я заметил, что у него рыжие волосы и глаза редкого зеленого оттенка. На губах монаха играла рассеянная улыбка, которая подействовала на меня почти так же, как звуки музыки. Я ощущал, как улыбка эта проникает прямиком в мою душу, принося мне радость и успокоение.
Я знал, что у всех прочих людей даже внешность моя не вызывала ничего, кроме отвращения. Знал, что внушаю людям ужас, заставивший их убежать. Я породил панику, вынудившую гостей бросить пиршественный стол. Столь же дикая паника сразу после моего рождения охватила мать и ее придворных дам.
Я пытался понять, в чем причина тягостного впечатления, которое я произвожу на людей. «Талтос…» – повторил я, словно рассчитывая, что слово это пробудит дремлющее во мне знание. Однако ничего подобного не произошло.
– Талтос, – повторил вслед за мной священник, ибо то был именно священник, член ордена францисканцев, хотя тогда я еще не знал этого. И он вновь одарил меня улыбкой, исполненной доброты и понимания.
Повторяю, в зале остались лишь я, отец, священник и глава клана, который по-прежнему стоял на столе. Да еще трое мужчин замерли у камина, словно чего-то выжидая.
Однако выражение, с которым эти трое переглядывались с главой клана, взгляды исподлобья, которые они украдкой бросали на меня, не предвещали мне ничего хорошего. Тревога моя усилилась.
– Перед вами Эшлер! – в очередной раз заявил отец. – Если вы не видите этого, значит, вы ослепли. Какое еще знамение должен вам послать Господь, чтобы вновь сделать вас зрячими? Разверзнуть небеса и испепелить молнией одну из башен замка? Отец, это святой Эшлер! Он вновь пришел в мир.
Я почувствовал, как меня сотрясает дрожь. То было странное ощущение, которое я доселе ни разу не испытывал. Никогда прежде я не дрожал даже на самом жгучем морозе. Но теперь все мои члены тряслись, и я ничего не мог с собой поделать. Дрожь, бившая меня, была столь сильна, что со стороны могло показаться, что земля, на которой я стою, содрогается от толчков. Мне стоило немалого труда устоять на ногах.
Священник приблизился ко мне. Зеленые его глаза своей лучистостью напоминали драгоценные камни, хотя взгляд их был полон кротости и сострадания. Он протянул руку и мягко, почти ласково погладил меня по волосам, потом провел ладонью по моей щеке.
