Ангел-наблюдатель (СИ) - Буря Ирина (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
Само собой разумеется, что работа над этим проектом нейтрализации широкой сети человеческих мошенников не останавливалась ни на минуту. Тоша постоянно снабжал нас все новыми и новыми данными — временами у меня складывалось впечатление, что истинной его целью было загрузить меня до такой степени, чтобы у меня не оставалось ни сил, ни времени даже вспоминать о Даре. Но уровень моей квалификации вполне позволял мне ограничиваться до сих пор рекомендациями в отношении действий боевиков Стаса, подбором наиболее подходящих сотрудников из нашего подразделения и, в отдельных случаях, телефонными звонками утвержденным руководителем операции объектам.
Знание человеческой природы позволяло мне добиться невероятных результатов в результате простой, вежливой беседы, от имени группы заинтересованных лиц, в которой детально и скрупулезно анализировались аспекты деятельности объекта и в конце которой звучала просьба передать привет его родственникам. Поименно. Всю последующую работу по визуализации грядущих последствий выполнял за меня образ мышления подобных особей.
Теперь же я перешел к личным встречам с ними и получил возможность с уверенностью утверждать, что любые чудеса в сфере коммуникаций не идут ни в какое сравнение с душевной беседой лицом к лицу. Навещал я их исключительно на рабочем месте — для усиления впечатления — и исключительно в обеденное время — чтобы не дать им повода к обвинению меня в попытках нарушения производственного процесса. В большинстве случаев мне было достаточно представиться адвокатом, представляющим интересы потерпевших по их коллективному иску, и предложить ответчику копию подробного перечня их обвинений — под роспись. Решительный отказ ставить оную где бы то ни было я спокойно и аккуратно вписывал в протокол передачи документов. После чего, как правило, душевный разговор начинал со мной сам махинатор.
Ни о каком осознании и раскаянии в случае таких представителей человеческого рода и речи не шло, но затихали они обычно на довольно продолжительное время — в чем порукой мне была патологическая боязнь власти, в частности, ее судебной ветви, впитавшаяся в кровь человечества — по крайней мере, в этой части земли. Марина сияла улыбками и потирала от удовольствия руки, а Стас даже проворчал однажды вполголоса, что мое участие имеет-таки некоторое отношение к экспоненциальному росту эффективности деятельности его подразделения.
Противостоять им обоим у Тоши не было ни малейшего шанса. И с осени мы с Мариной стали вновь возить Дару с Игорем в бассейн, причем Марина вдруг начала настаивать, чтобы они побыстрее собирались после тренировки, чтобы мы успевали до приезда Анатолия выпить чаю в кафе. Возможно, это был жест навстречу мне в ответ на мое повышенное усердие, но не думаю. Скорее всего, она вдруг заметила в них сочувствие к снедающей ее идее торжества справедливости.
Я тоже почувствовал, что после лета Дара изменилась. То ли у нее впервые за два последних года выдалось свободное от всяческих занятий время, то ли сказалось беспрецедентно длительное отсутствие хранительского давления, но она начала вдруг задумываться над человеческими взаимоотношениями. И задаваться весьма нелицеприятными для последнего вопросами.
К примеру, оказалось, что в самом начале школьного обучения их учительница сочла все обилие их дополнительных занятий желанием покрасоваться, распылением сил и явной угрозой качеству выполнения домашних заданий. В результате чего она добрых полгода пыталась всеми правдами и неправдами поймать их на неподготовленности, чуть ли не облизываясь всякий раз от предвкушения примерного наказания самоуверенности и зазнайства. Когда же все эти попытки закончились вполне ожидаемым ничем, они вдруг сделались в ее устах образцом усердия и прилежания — громогласно и методично вбиваемым в головы остальных учеников. Что вызвало у последних желание держаться от Дары с Игорем на расстоянии — уважительном, но типично по-человечески неприязненном.
Я был абсолютно уверен, что Дара говорит об этом вслух впервые — ни Тоша, вечно воркующий о популярности моей дочери с поволокой в глазах, ни Анатолий с Татьяной, не останавливающиеся ни перед чем ради устранения любого недовольства Игоря, не пропустили бы столь тревожные сигналы. А я уж точно не пропустил бы их реакцию на них. И то, что Дара решилась посвятить в эти болезненные, тщательно скрываемые от всех подробности своей жизни меня, послужило мне окончательным доказательством нашей с ней неразрывной, взаимной, неподвластной никаким внешним воздействиям связи.
В то же время я узнал о способности Игоря чувствовать в окружающих неправду. Марина встретила это известие, глазом не моргнув — я же едва сдержался, чтобы не присвистнуть, представив себе, как ему живется, постоянно ощущая двуличие окружающих его людей. У меня даже на какое-то время сочувствие к нему возникло, и к Анатолию тоже, которому наверняка приходилось из всей своей хранительской кожи лезть, чтобы убедить сына — согласно установке свыше — в беспочвенности его ощущений и не дать ему одновременно почувствовать расхождение между его, Анатолия, собственными словами и мыслями.
Но момент моей слабости продлился недолго. Пусть даже Анатолия не снабдили, в отличие от меня, способностью блокировать свои мысли, но кто ему мешал научиться этому? В конце концов, я тоже не родился с таким умением. Вернее было бы сказать, что не умер. И уж, конечно же, он был вполне в состоянии преподать сыну основы моральной эволюции человеческого рода и научить его не принимать близко к сердцу то, что он не в силах изменить.
Не стоило, впрочем, удивляться тому, что Анатолий предпочел действовать строго в рамках должностных инструкций и сосредоточиться исключительно на своих прямых обязанностях — хранить кого угодно, где угодно, когда угодно и от чего угодно, не дожидаясь ни их просьбы, ни хотя бы согласия. Задачу же примирить собственного сына, родившегося с необычным даром в более чем обычном окружении, он небрежно отбросил в сторону, в полной уверенности, что кто-нибудь ее подберет и выполнит.
Разумеется, я ее не то, что подобрал — на лету подхватил. Нас принято обвинять в человеконенавистничестве, но в этой уже оскомину набившей аксиоме нет и крупицы правды. В основе нашего отношения к людям лежит не враждебность, а трезвость, принципиальность и бескомпромиссность, которые отличают строгих, требовательных, но наиболее запоминающихся учителей. И мне вовсе не хотелось, чтобы под влиянием Игоря, сознание которого было для Дары полностью открытой, к сожалению, книгой, у нее сложилось впечатление о человечестве как о некой безликой, унылой, не достойной внимания массе. Что впоследствии вполне могло привести к тому, что она в какие-нибудь администраторы к светлым попросится.
С другой стороны, Дарины наследственные любознательность и широта взглядов давали все основания полагать, что она окажется невосприимчивой к холодному равнодушию светлых к людям, не вошедшим в число их избранников. Уже в то время она умела задавать самый важный в жизни вопрос: «Почему?». Ее интересовало, почему люди обманывают, зачастую самих себя, почему им так важно мнение окружающих, почему они не держат свое слово, но постоянно надеются на ответственность других, почему их мнение может меняться по несколько раз в час…
Как правило, в ответах на эти вопросы мы с Мариной были единодушны, хотя говорила, в основном, она, я же изредка пару слов вставлял. Все люди — разные, уверенно заявляла Марина, как среди себе подобных, так и в течение своей жизни, и им нужно постоянно сравнивать себя с другими, чтобы видеть, насколько и в какую сторону они меняются. А многие вообще верят в то, что растут, только тогда, когда слышат об этом от других. Потому они так и держатся за окружающих — слепо следуют за более уверенными в себе, приноравливаются к ним, ищут их одобрения и закрывают глаза на обиды. И часто совершают неблаговидные поступки по глупости, из ревности, из желания привлечь к себе внимание или заслужить чье-то расположение.
