Ангел-наблюдатель (СИ) - Буря Ирина (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗

— Никуда! — рявкнула она, ощетинившись. — Неизменно остается при мне, приведя меня сюда и потребовав права голоса. Вам бы всем только правами меряться, совершенно не думая о том, что человек — не добыча на спорной территории, которую нужно зубами у другого из глотки рвать!

— Поверь мне, — медленно, с расстановкой проговорил я, — Дарино благосостояние волнует меня куда больше, чем всех вас, вместе взятых. Потому что, в отличие от вас, я знаю, что именно для нее благо.

— В последний раз спрашиваю, — также медленно произнесла она сквозь зубы, — что ты собираешься делать?

— Ничего, — повторил я. — Делать — ничего. Так можешь и передать… всем. Вы отлично знаете, что я ничего не могу сделать. Как своими собственными, так и вашими стараниями. Но если речь идет о Дариных правах, то я предпочел бы поговорить о ее праве на самоопределение. Которым владеют лишь те, кому доступна роскошь… хотя бы сомнения.

Мне было бы приятно думать, что и Тошу не миновал ураган типичной Марининой реакции на любые, зачастую воображаемые попытки ущемления человеческого — исключительно человеческого — достоинства. Но то ли его действия были признаны полностью соответствующими высокому званию хранителя, то ли он сам, как это у них принято, счел человеческое мнение недостойным какого бы то ни было внимания. По крайней мере, в голосе его, когда он позвонил мне через несколько дней, не послышалось ни раскаяния, ни смущения, ни стремления искать компромисс. Не то, чтобы я их ждал от него, конечно.

— Ты в курсе, что Дара попросила меня разыскать ее отца? — сухо поинтересовался он.

— Да, — коротко ответил я.

— И что мне теперь делать? — раздраженно прошипел он.

— Понятия не имею, — равнодушно бросил я.

— Ты, насколько я понял, тоже обещал ей в этом помочь? — перешел он на привычный подозрительный тон.

— Да, — ограничился я простым подтверждением.

— Зачем? — Он словно выстрелил в меня.

— Чтобы объяснить ей закономерность отсутствия результатов поиска, — ровно произнес я.

Несколько мгновений он молчал, явно раздумывая, под каким из моих слов скрывается подвох.

— У тебя вообще как — все в порядке? — как-то нервно отозвался, наконец, он, определенно решив, что если мои гнусные намерения трудно разглядеть, то они глубоко продуманы, тщательно замаскированы и превосходят обычные по масштабу.

— Разумеется, — постарался я удержаться от сарказма. Безуспешно.

— Я могу сказать ей, что исходных данных не хватает, — неохотно предложил мне он.

— Как хочешь, — холодно отказался я решать за него и эту проблему.

Разумеется, Тоша не избавил меня от необходимости обсуждать с Дарой каждого возможного кандидата на роль ее отца, которых он ей по паре-тройке в месяц подбирал — один другого несуразнее. Они были настолько невероятно, гротескно нелепы, что мне было совсем несложно раз за разом доказывать Даре всю несостоятельность ее предположений. Но вот чего Тоша не учел, так это того, что весь этот мартышкин труд сделает наше с Дарой общение намного более интенсивным — если не количественно, так качественно.

Как только у нее появлялось новое досье, она тут же звонила мне, без раздумий пропуская ближайшее дополнительное занятие. Проследить судьбу каждого фигуранта было довольно просто, и всякий раз в ней обнаруживался факт, событие, обстоятельство, позволяющее нам решительно и бесповоротно вычеркнуть его из списка подозреваемых. Сначала Дара разочарованно вздыхала, затем гримаса раздражения, с которой она отбрасывала в сторону материалы по очередному кретину, сменилась выражением явного облегчения от того, что вот этот-то, хвала всем святым, не имеет к ней никакого отношения, а к весне она решила сузить сферу поисков, подойдя к делу с другой стороны.

— А как ты думаешь, чем он мог заниматься? — однажды спросила она меня, сосредоточенно то втягивая, то выпячивая губы.

— В каком смысле? — на всякий случай переспросил я, почувствовав, что разговор, наконец, поворачивается в давно ожидаемую мной сторону.

— В смысле — чем-то нелегальным, — перевела она на меня напряженный взгляд.

— Ну, люди могут чем угодно заниматься, — начал я из безопасного далека. — Но должен тебе заметить — это из моего личного опыта — что зачастую поведение человека лишь выглядит подозрительным.

— Как это? — нахмурилась она.

— Человек может быть скрытным по своей природе, — не спеша начал перечислять я. — Или, столкнувшись с предательством, сделаться недоверчивым к окружающим. Или просто не придавать большого значения их мнению о нем, — добавил я более близкий ей пример и перешел к аргументу, с которого давно уже решил начать восстановление своей, пусть и безликой, репутации: — Или у него может быть такая работа, которая не способствует чрезмерной открытости и дружелюбию. Окружающие его люди — которым вообще свойственна подозрительность — с готовностью усмотрят в его сдержанности, замкнутости и уклончивости желание скрыть нечто противозаконное, в то время как на самом деле инкриминировать ему можно лишь отличие от них.

Как по выражению лица, так и по вдруг забурлившим мыслям Дары я понял, что мне удалось все-таки заронить в ее сознание зерно того самого сомнения, которое мы, в отличие от светлых с их эвклидовым мировоззрением, всегда относили к роскоши духовной жизни.

— А ты моего отца точно не знал? — вернулась она к этой теме спустя некоторое время.

— С чего ты взяла? — изобразил я удивление, чтобы уйти от прямого ответа.

— Ну, не знаю, — пожала она плечами. — Работали вы, а может, и до сих пор работаете в одной сфере, в одном городе…

— Дара, — усмехнулся я со старательной снисходительностью, — юристов на свете — пруд пруди. Не говоря уже о том, что сюда я переехал значительно позже.

Не стану скрывать, что, создавая свою нынешнюю легенду, я взял за пример Анатолия, проявившего нетипичную для светлых свободу мысли в организации своего видимого пребывания на земле. Правда, только на первых его этапах — затем он по уже неистребимой, видимо, привычке начал встраиваться во всевозможные, пусть и земные, но крепко устоявшиеся структуры. Мне же образ частного консультанта по юридическим вопросам давал свободу передвижений, видимый законный источник доходов и, что немаловажно, опаску проявлять чрезмерное любопытство со стороны соседей.

— Ну да, а он прямо в воздухе растворился! — саркастически искривила губы Дара, и тут же снова поджала их. — Нет, я чего-то не понимаю. Такое впечатление, что какого-то звена не хватает, без которого вся цепь распадается. Сколько я ни спрашивала, никто мне так и не объяснил, что в нем было подозрительного. Но зато все в один голос твердят, что человеком он был ярким и приметным — так двойную жизнь не ведут. С другой стороны, исчез он действительно внезапно и с концами, как будто бежать от чего-то сломя голову пришлось. А теперь еще и ты его защищаешь.

— Дара, я его не защищаю! — только я оставалось, что сказать мне. — Я только хочу сказать тебе, что как бы ни складывались отношения между мужчиной и женщиной, дети — это нечто совершенно иное. Даже если твоему отцу разонравилась твоя мать, которая, насколько мне известно, сама от него ушла, мне трудно поверить, что ему ни разу не захотелось увидеть тебя.

— Как видно, не захотелось! — фыркнула Дара.

— Ты не можешь этого знать! — не сдержался я. — О какой достоверности теории можно говорить, если она строится на изначально недостаточных предпосылках? Если ты не знаешь своего отца, это совершенно не означает, что ты ему не интересна! Возможно, он просто не хочет бередить старые раны — твоей матери, к примеру; возможно, он ждет того момента, когда встреча с тобой не затронет больше никого другого…

— М-да? — протянула Дара, окинув меня холодным взглядом с головы до ног. — Ладно, мне домой пора.

После этого разговора Дара исчезла. Она больше не приезжала и даже не звонила. Неделю, две, почти три. Я едва сдерживался, чтобы не наведаться к ней в школу и не заглянуть ей в мысли, но ее последний взгляд на меня был полон такой личной неприязни, что я просто боялся убедиться в том, что она мне вовсе не показалась. Но подошли майские праздники, и я получил законное основание глянуть на нее хоть издалека. У Светы, как обычно, собиралась обычная толпа, в которой можно было понаблюдать за Дарой, не привлекая к себе ее внимания.