Ангел-наблюдатель (СИ) - Буря Ирина (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗

Но теперь, когда Дара сама — со мной единственным! — заговорила об этом первом по серьезности последствий и втором по надоедливости биче всей своей жизни, я понял, что пришло время вооружать ее против обоих.

— А почему ты так решила? — осторожно, чтобы не спугнуть ее откровенность, спросил я.

— Я часто чувствую, — ответила она с извиняющейся гримаской, — что на меня кто-то… смотрит. Но только не смотрит, потому что рядом никого нет. Но все же… смотрит, прямо за каждым жестом моим следит. И не только…

И не только за моим, прочитал я в ее мыслях, но вслух говорить о наблюдателях сестры и Игоря она все же не стала.

— А что еще ты чувствуешь? — решил я подтолкнуть ее к мысли о самозащите. — Ну, знаешь, взгляды бывают одобрительные, или наоборот — тяжелые, раздраженные, неприятные, одним словом.

— Нет, такого ничего, — уверенно замотала головой она. — Просто смотрит. Правда… — Она снова опустила глаза, прикусив нижнюю губу, и затем продолжила, чуть порозовев и хмурясь от неловкости: — Я раньше…, в детстве думала, что это у нас какой-то домовенок завелся, чтобы за порядком присматривать, и мне очень хотелось с ним подружиться — чтобы он мне показался. Ничего из этого, конечно, не вышло, — усмехнулась она, — но в последнее время, по-моему, он с каким-то интересом меня разглядывает.

Я крепко сжал зубы, чтобы не скрипнуть ими. В то, что моя дочь может вызвать интерес у кого угодно, мне было совсем несложно поверить, но можно было бы ответить на ее неустанные предложения мирного сосуществования и даже добрососедства хотя бы банальной признательностью. Затем я вспомнил, что речь идет об элите светлых, у которых даже более-менее приличным экземплярам это чувство неведомо.

— Теперь я понимаю, — вдруг вскинула на меня глаза Дара, — за мной такой же, как ты, следит, да? Потому что во мне что-то нехорошее есть?

— Смею, проведя рядом много лет, уверить тебя, — резко ответил я, чтобы в самом корне пресечь даже попытки ее мыслить в этом направлении, — что ничего, хотя бы отдаленно напоминающее человеческие пороки, в тебе нет и никогда не было. Это — во-первых. Во-вторых, можешь не сомневаться, что со мной этот твой домовой не имеет ничего общего — был бы он одним из моих коллег, я давно был бы в курсе его деятельности.

— А чего он тогда ко мне привязался? — нахмурилась Дара. — Нет, он мне уже давно не мешает, но все равно — неуютно временами, словно камеру в комнате кто-то поставил и подглядывает.

Я едва сдержал горделивую улыбку — умение моей дочери найти самое подходящее определение происходящему могло сравниться лишь с ее проницательностью.

— Давай посмотрим на это с другой стороны, — предложил ей я. — Не случалось ли тебе заметить за собой каких-то необычных способностей?

Она коротко стрельнула в меня глазами.

— Что значит — необычных? — с преувеличенным удивлением поинтересовалась она.

— Ну, например, умения влиять на настроение людей, — небрежно, словно речь шла о сущей безделице, повел я рукой. — Или склонять их к принятию того или иного решения. Или угадывать их слова еще до того, как они их произнесут. Или вообще разговаривать с ними не голосом, а… взглядами, скажем так.

Она резко подняла глаза и какое-то время смотрела на меня, прищурившись, словно гадая, не разыгрываю ли я ее.

— Примерно вот так, — медленно произнес я и рывком снял блок со своего сознания.

Глаза у Дары сделались размером в пол-лица, и она чуть в ладоши не захлопала.

— Я знала, я знала, я знала! — почти пропела она. — Я помню, как несколько раз видела, что ты ду…

Я резко вернул блок на место.

— Как ты это сделал? — выдохнула Дара.

— Вот тебе и ответ на твой вопрос! — рассмеялся я — от удовольствия, поскольку передо мной вдруг открылась возможность увести ее мысли не только от глупого сомнения в себе, но и в более многообещающем направлении. — Для моей работы требуются определенные, довольно редко встречающиеся способности. У тебя они определенно есть — вне всякого сомнения, от меня передались. Не исключено, что наблюдают не за тобой, а за их развитием, чтобы однажды предложить тебе способ достойного их применения.

— Их можно развивать? — тут же загорелась Дара. — Научишь?

— Конечно! — с готовностью ответил на оба ее вопроса, искренне пожалев, что у этой сцены не было свидетелей — светлых, конечно. Поучились бы, как, вместо того чтобы принуждать человека к любому действию, мягко и незаметно вызвать в нем искреннее и страстное желание совершить его.

После этого при каждой встрече мы с Дарой неизменно уделяли минут тридцать-сорок (не дольше — она быстро уставала) совершенствованию и оттачиванию особенностей ее сознания. Блокировать свои мысли она научилась почти мгновенно, но удерживать этот блок дольше каких-то несчастных минут у нее никак не получалось. В перспективе возобновления общения с Игорем такое достижение меня никак не устраивало, и мне пришлось научить ее фиксировать блок в поднятом состоянии, после чего он мог поддерживаться бессознательно. Надежным такой способ защиты, конечно, не назовешь, поскольку при отсутствии контроля сознания, ментальный блок очень легко взломать, но последнее в ближайшем обозримом будущем Даре не грозило.

Способы выборочного расположения блока, а также его преодоления, обхождения и пробивания (у каждого из нас они свои) я не стал ей показывать — полное ее проникновение в мои мысли было явно преждевременным. Хотя она и пыталась — не владея навыками терпеливого и методичного ослабления точек фиксации щита, она прибегала к единственно знакомому ей земному способу силового решения любой проблемы и не раз со всего размаха тыкалась в мой блок. Но у нее, к счастью, и сил еще было недостаточно — мой блок, который я много лет уже удерживал так же естественно, как ходил, дышал или моргал, пружинил, отбрасывая ее с приложенной ею же силой. Каждая ее неудача сопровождалась насмешливо вскинутой бровью с моей стороны и обиженно поджатыми губами с ее — словами во время тренировок мы не пользовались.

Вскоре, чтобы отвлечь ее от бесплодной траты времени и сил, я стал учить ее более активным способам самозащиты, развивая ее природную способность ощущать находящихся поблизости ангелов в умение тонко и незаметно перегруппировывать их мысли, отвлекая их внимание от одних и акцентируя его на других. У светлых это умение возведено в ранг культа и верха совершенства, распространено даже на человеческое сознание и направлено на подавление природных стремлений последнего, у нас же оно является лишь вспомогательным, в силу его топорности, методом, но находящейся в окружении светлых Даре он мог прийтись весьма кстати.

Тренировалась Дара, в основном, на мне — поначалу меня просто в дрожь бросало, когда она научилась перекрывать мне доступ к своим мыслям — но, как я скоро понял, не только. После лета я вернулся к роли второго неизменного — после Кисы — сопровождающего Марины на всех ее социальных мероприятиях. Первую же просьбу взять меня с собой на… по-моему, это был день рождения Игоря, она встретила с такой невозмутимостью, что я ни секунды не сомневался, что Тоша уже ввел ее в курс изменения в моих отношениях с Дарой. Впрочем, это было совершенно типично как для ее неизменного стремления держать все нити в руках, так и для неистребимой потребности светлых облегчить бремя своей ноши — хотя бы в виде выброса эмоционального пара.

Для меня все эти празднования — абсолютно неважно, чего — стали поводом лишний раз увидеть расцветающую при виде меня Дару, обменяться с ней заговорщическим взглядом, взлохматить или пригладить, по ситуации, ее мысли, чуть приоткрыть целенаправленно в ее сторону свое сознание, чтобы она навела беспорядок в моих. Кроме того, я с удовольствием наблюдал за тем, как мастерски она пользуется полученными от меня знаниями.

Она перестала избегать Игоря, но, проводя в его обществе большую часть каждой встречи, почти видимо отгораживалась от него щитом блока. И хотя возобновившееся общение с ним доставляло ей явное, к моему разочарованию, удовольствие, он сидел рядом, мрачно потупившись и играя скулами. Татьяна при этом то и дело опасливо косилась на него, а Анатолий сверкал глазами, раздувал ноздри и бросал испепеляющие взгляды на виновато хмурящегося Тошу. Я не испытывал сочувствия ни к одному из них — по-моему, даже слепец не мог не заметить, что Дара делала все возможное для восстановления душевного равновесия хранительского наследника, преградой чему оставался, как всегда, его собственный дурной нрав.