Дикарь - Суржевская Марина (читаем книги бесплатно TXT) 📗
Я хмыкнула. Развеселившись и представив себе эту картину. Жрот, да такая новость могла бы украсить первые полосы столичных газет! Супруга известного мага печет по утрам блинчики! Нонсенс.
— А хотела?
Я пожала плечами.
— В Лангранж-Холле нельзя хотеть. Там можно лишь следовать правилам.
— Похоже, ты ненавидишь этот дом, — тихо сказал Хенсли.
— Нет, — покосилась я на него через плечо. — Там было много хорошего. По-настоящему светлого…
— Но ты не пекла блинчики.
— И не шила платья, — развеселилась я, облизывая ложку.
Хенсли смотрел не мигая, и я смутилась своей детской привычки. Снова отвернулась, капнула водой на раскалившуюся сковороду. Кажется, нагрелась достаточно. Тесто вылилось на чугун, растеклось аккуратным пузырчатым кругом. Я удовлетворенно щелкнула языком.
— Почему твой муж оставил тебя без денег? Раз он такой богач?
Я нахмурилась, не поворачиваясь. Потому что расстались мы на редкость отвратительно. И говорить я об этом не хотела, даже ради сохранения хрупкого мира со странным соседом. Промолчала, ловко перевернула золотистый блин.
— Лучше разложи сметану и варенье. В том шкафу есть несколько целых тарелок.
— Нет, — хмыкнул наглый жрот. То есть истр Хенсли. — Сама раскладывай. А я в гостях.
— Ну да, незваный такой гость!
— Так почему?
Он снова оказался слишком близко. Я мотнула головой, намекая, чтобы не стоял над душой.
— Мы плохо расстались. Гордон решил, что я снова его позорю своим уходом.
— И поэтому оставил тебя без средств к существованию?
В голосе Шерха прозвучала злость. Я быстро повернулась, и оказалось, что он действительно слишком близко. Я почти прижалась к нему. Вскинула голову.
— Я на его деньги и не претендовала.
— А твои родные? Почему они это допустили?
— У меня никого нет.
Он помолчал, буравя меня темными глазами. И отошел. Я сделала вдох.
— Меня вырастила бабушка, — пояснила я, отворачиваясь к плите. — Но ее не стало… за полгода до моей встречи с Гордоном. Я очень тосковала по ней… — Ловко подцепила блин, переложила на тарелку. — А потом все так закрутилось… Новая жизнь, Лангранж-Холл, муж… Словно в сказку попала. Это я так думала, что в сказку. Квартиру я продала. Она и была-то крошечная… Купила мужу подарок на свадьбу.
Оборачиваться не стала, не хотела видеть в глазах Хенсли насмешку. Я и сама знала, что поступила глупо. Но тогда я любила… Тогда я готова была отдать своему мужчине душу, не то что жалкие сбережения. Бабушка всегда говорила, что у меня все нараспашку, вся душа. Заходи, кто хочешь, вытирай ноги…
— Что ты ему подарила? — резкий голос Шерха прервал мои размышления.
— А? Ростер. Знаешь, что это?
— Да, — как-то странно произнес дикарь. — Оружие. Магическое. Древнее.
— Точно. В Кронвельгарде есть такое место, на Улице Пяти Магов. Небольшой магазинчик, даже без вывески. Я как-то забрела туда, случайно. А там эти — ростеры. Страшные такие и в то же время…
— Красивые.
— Красивые, — согласилась я. Посмотрела на Шерха через плечо. — Очень красивые. Особенно один — с рукоятью из черного камня и алой розой на лезвии. И хозяин там занятный, сказал, что раз я смогла войти и даже увидеть этот ростер, то он продаст мне его. Я, конечно, и не думала покупать, зачем мне такое оружие?
— Но об этом узнал твой будущий муж, — сипло произнес Шерх. — И возжелал получить этот ростер.
Я покосилась на него удивленно.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что ростеры живые. Как и наши дома. Как некоторые предметы. Как все, обладающее духом. Живой ростер — это драгоценность, потому что дух почти никогда не приживается в стали. И еще ростеры сами выбирают хозяина, показываясь ему. Но за это всегда надо заплатить. — Хенсли задумчиво поскреб подбородок. — Значит, ты подарила клинок мужу?
— Да. Он просто бредил им. А я хотела его порадовать. Но тот старик из лавки сказал, что купить оружие я могу только на свои деньги. Монеты из Лангранж-Холла не подходили.
Хенсли кивнул, словно услышанное его не удивило. Я же вернулась к блинам. Помню, как преподнесла ростер Гордону в свадебную ночь. Мой муж чуть не забыл о новобрачной, засмотревшись на волшебное оружие.
— Самое смешное, что Гордон не видел тот магазинчик, — хмыкнула я. — Мы много раз проходили мимо него. Я видела. А Гордон — нет. Магия.
На некоторое время в кухне повисла тишина, нарушаемая лишь шлепками и шипением теста на сковороде.
— Не отвлекайся, — сказал дикарь, стоило мне отвернуться к окну. — У тебя блин горит. Смотри на плиту лучше, я хочу вкусный завтрак.
— Ну ты и наглец, — опешила я, даже не зная, что сказать. Шерх криво усмехнулся, не спуская с меня глаз.
— А тебе сколько лет? — вдруг ляпнула я.
— Двадцать восемь. — Он встал рывком. — Ладно, где твои тарелки?
Я указала ложкой на шкаф, размышляя. Двадцать восемь… Даже моложе, чем я думала. Ненамного старше меня и младше Гордона. Что с ним случилось? Почему он живет здесь, в полуразрушенном доме, один?
Но спрашивать я не стала, что-то подсказывало, что Шерх не ответит. Он нахмурился, лицо вновь стало замкнутым и сердитым, движения резкими. Плюхнул сметану на блюдце, белая масса перевалилась через край, и дикарь выругался сквозь зубы. Я молча протерла стол, а потом поставила блюдо с блинами. Посудина была глиняная, со сколом на красном боку, но меня это не смущало. Шерха, думаю, тоже, потому что его глаза посветлели, словно он увидел что-то невероятное. Казалось, еще чуть-чуть, и начнет облизываться, словно кот. И еще у него дрожали руки, когда он сворачивал блин и опускал его сначала в сметану, а потом и в варенье.
Я отвернулась. Отошла к плите, кинула в чашки травки, что вырастила Линк, добавила сушеные ягоды, залила кипятком. И подумала, что за спиной как-то подозрительно тихо.
Обернулась.
Хенсли не ел, так и сидел с золотистым рулетиком в руке и смотрел на меня.
— Что? — растерялась я.
— Тебя жду.
Я сглотнула от подступившего кома и осторожно села напротив. Тоже взяла горячий блин, свернула. Хенсли откусил свой, прикрыл глаза. Тщательно и как-то очень медленно прожевал, но в этой неторопливости ощущалось болезненное желание проглотить все махом. Я отвела взгляд. Что-то было в этом мужчине, что не давало мне покоя. Особенно сейчас, когда он был так близко, стоит лишь руку протянуть…
Какое-то время мы молча жевали, сворачивали, намазывали и снова жевали. Пытаясь не смотреть друг на друга. Иногда сталкивались пальцами у вазочек с вареньем. Я отдергивала руку испуганно, Шерх замирал и сжимал зубы. И, кажется, с каждым кусочком теста, что попадал в рот, увеличивалось повисшее на кухне напряжение. Которое мне совсем не нравилось. Я слишком остро ощущала его присутствие на этой кухне, что стала тесной.
Я не выдержала, глотнула травяной чай и отошла к очагу. Темный взгляд Шерха нервировал, внутри от него дрожало что-то невидимое. Быстрее бы он ушел…
И снова я не услышала шагов. Лишь ахнула, когда дикарь развернул меня к себе, прижал, прикоснулся к губам. Втянул воздух со свистом, выдохнул как-то обреченно. И снова тронул губами, лаская пальцами мое лицо. Шершавые у него были пальцы. Сухие. Загрубевшие. И почему-то прохладные. А вот губы — горячие, хотя и тоже сухие.
Медленно провел языком по губам, и снова было в этой медлительности такое напряжение, такое нетерпение, что я вздрогнула. Ладонь Шерха скользнула на затылок, обхватила у основания сразу обе косы. А поцелуй стал настойчивее, глубже. Порочнее. Он целовал так, словно ждал, когда же я оттолкну его, когда вырвусь. И торопился взять как можно больше, испробовать меня на вкус. Только я не вырывалась. Так и стояла, ощущая сразу все — и шершавость пальцев, и влажность языка, и его толчки у меня во рту. То нежные и сладкие, то почти яростные. Но все одинаково волшебные… Я не понимала, что со мной и почему от прикосновений этого дикаря я плавлюсь и дрожу. Или это он дрожал? Но не останавливался, трогал мои волосы, сжимал пряди, жадно ласкал губы. Втягивал в рот язык, гладил кончиком своего. И пах мятой… Той самой, из настоя…
