Алёнкины горизонты (СИ) - Велесов Олег (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
Старик взял меня под руку, подвёл к двери, положил ладонь на затылок, нажал, пригибая… Солнце… Солнышко…
— Вот, батюшка, глянь…
Жёсткие пальцы тронули лоб, оттянули нижнее веко, очертили крест перед глазами. Голос утробный коснулся слуха:
— Благодарим тя, поём, славим и величаем крепкую, и великолепную силу державы власти твоея-я-я…
Губы шевелятся… будто спешат куда-то. Спешат? Меня заколотило: спешат?
— Нет в ей беса.
— Как же нет, батюшка? Ты лучше глянь.
— Да гляжу, — и уже мне. — Слышь меня, девка? Отвечай!
Я прошептала:
— Слышу…
— Бает, — удивлённо протянул старик. — Надо ж, трое дней молчала…
— Ступай. Да боле с пустыми заботами не приходи.
Старик засуетился.
— Спаси тя Бог, батюшка, спаси тя Бог. Ты уж не побрезгуй, прими гостинец. Тут хлебушек ржаной да сальца малость, да лучок с огороду.
Поп отстранился.
— За сие брать не можно.
Церковь… Высокие своды, свечи, лица по стенам. От дверей узкая полоска света… Я никогда не была в церкви. Илонка звала, но я не ходила. Трудно. Каждый раз, когда подхожу к церковным воротам, в душе возникает протест. Не знаю откуда он берётся, наверное, воспитали так, потому и крестик никогда не носила. Крестик…
Я сунула руку за пазуху — вот он, на верёвочке. И смотреть не надо, на ощупь можно… нацепил-таки… Сволочь! Как же… как… Возьми одёжку, сестрицы она, вы с ей схожи — чёрт с тобой схож! Чтоб ты!..
Я задохнулась. Вот ведь, нелюдь, довёл до греха… всякие слова непотребные… поступком своим. Найти! Найти этого изверга и в глаза ему…
— Где Дмитраш?
Они посмотрели на меня так, будто я ещё не выздоровела. Поп вздохнул, а дед сказал ласково:
— Подём, милая, подём на волю.
Жара. Снова жара. Каждое лето одно и то же. Всегда. Почему нельзя немножечко дождей, самую малость? Капельку! Ведь это не сложно. А ещё этот…
Я встряхнулась.
— Дед, где Дмитраша найти?
— Дмитраша? Это коего? Со Спиридоновой улицы? Али с Нижнего посаду?
Память вернулась быстро, почти одновременно с обидой и неприятием жаркого солнца.
— Кто ж его знает, не спрашивала. Высокий, плечистый, в кольчуге, борода светлая. И конь рыжей масти. Ты должен его знать, видный товарищ.
— Товарищ?
Я поморщилась.
— Ну, муж, мужчина. Как тебе объяснить? Не старый, лет тридцать. Глаза серые.
Старик покачал головой.
— Такого не ведаю. Тот, шо со Спиридоновки, ровесник мне, а с Нижнего посаду на прошлой седмице в Макарьев отправился, не вернулся ешо. Да и коня у ево нет. Рыбак он.
— Нет, только не рыбак. Этот солдат, воин. Справный воин.
Очень справный. Подкатил, охмурил и в землю закопал. Второго такого справного не сыщешь. И, главное, не подумаешь. Вот с другом его сердитым всё понятно, на лице печать неизгладимая — привет из девяностых, от него всего можно ждать. А Дмитраш… Дмитраш…
Я вздохнула: д-а-а-а, привела нелёгкая в места дальние тёмные. Вместо экзамена, который я наверняка провалила, угодила в великую и славную древность. Впрочем — великая и славная она для папы, для меня — хуже быть не может. И дело даже не в экзамене. И не в этом старом валенке. Ишь, уставился, радуется чему-то. Чему? Что тут есть такого, чему радоваться можно?
Я вдруг разозлилась. Я и так не очень добрая была, а тут и вовсе распалило. Захотелось отыграться на ком-то за все минувшие неудачи, излить из себя эту злость, выплеснуть. На кого? Понятно, на пенька этого старого. Не в церковь же обратно бежать.
— Ты чего, дедуля, на меня уставился?
Старик не понял.
— Уставился?
— Чего смотришь на меня, говорю?
— Так ить, — старик пожал плечами, — как же на тя не смотреть? Ты ж вон вся какая…
— Какая?
— Да будто не наша. И говор… Ты, часом, не пирсиянка будешь?
— Если только от слова "пирсинг".
— Чё?
— Нет, дед, не пирсиянка.
— А жаль, — покачал головой старик. — Намедни был у нас один пирсиянец. По Нижним торговым рядам ходил, товар приглядывал. Крупный такой муж, суровый. Вы с им чем-то схожи. Токмо он чернявенький, а ты вся белёсая. Вот я и подумал: не родня ли?
И ушла злость. Не знаю, то ли вид этого старика наивного успокаивающе на меня подействовал, то ли просто злиться расхотелось, однако результат оказался положительный. Я вдохнула, выдохнула и огляделась.
И опешила, ибо опять всё поменялось. Вроде бы вот только строительство шло, мужики землю копали, брёвна пилили. Воздух дымом пах, деревом… А уже всё построилось. Дома в ряд, заборы, дороги просёлочные. И шум иной, не строительный — куры кудахчут, собаки гавкают, скрипит что-то. Я развела руками: опять телепортировалась?
Похоже. А куда? Снова в Нижний или в иное место? Слава Богу, на этот раз спросить есть у кого, я дёрнула старика за рукав:
— Слышь, дед, захолустье ваше как называется?
Он посмотрел на меня сквозь прищур, почмокал губами, собираясь с мыслям, ответил:
— Да как и вчерась, милая, Новгород Нижний. А те куды надобно?
— Да сюды и надобно… Только время другое, когда трамваи, троллейбусы, асфальт на дорогах. Цивилизация в-общем… А-а-а, не заморачивайся. Год какой?
Он опять стал губами чмокать.
— Да, почитай, семь тыш двадцать осьмой от Сотворения Мира. Вот ведь беда, года бегут — не замечаешь.
Я поморщилась: какое ещё сотворение мира, издевается что ли? Хотя нет, на счёт от Рождества Христова мы только при Петре перешли, а здесь Петром и не пахнет, явно что-то древнебоярское. Вот чёрт, как же теперь нормальную дату вычислить? Надо этому дедку наводящий вопрос задать.
— А ты, дед, шибко грамотный как я погляжу.
— Так ить старостой состою при церкви Николы Чудотворца-на-бичеве, оттого и грамоте малость разумею.
— Тогда, наверное, знаешь какой ныне год у поляков?
— У поляков? Это что ж за народ та… А, у ляхов что ль? Ну, соседи наши, как же. Думаю, и у них такой — семь тыш…
Я махнула рукой: нет, от этого старика я ничего не добьюсь. Он либо смеётся надо мной, либо идиот конченный. Хотя с другой стороны, на кой ляд сдалась мне эта дата? И так видно, что не моё сейчас время.
Да уж, не моё — точнее не скажешь. Всё как-то неправильно, непривычно, не по-человечески. Электричества нет, машин нет, магазины отсутствуют. Бары, рестораны, боулинг вообще не предусмотрены. Чем они тут вечерами занимаются? И дорог тоже нет… Хотя с дорогами я погорячилась, их и у нас не сыщешь. Но Бог с ним, накладки у всех случаются. А телевизор, радио, газеты? Что, трудно на заборе слово какое-нибудь написать, для информации. Дескать, иди туда, найдёшь это. Заборов-то хватает!
Однако не пишут…
Я сжала губы: тяжёлая ситуация. Что же дальше? Надо угол найти, кормёжку, жить как-то. Если я правильно понимаю, то без еды и без квартиры долго не протянешь… разве что ноги. Но бесплатно даже в гроб не положат, за всё платить надо, значит, нужны деньги. Или спонсор. Спонсор. Я посмотрела на старика.
— А ты сам-то кто такой будешь?
Наверное, этот вопрос следовало задать в самом начале нашего знакомства, но так уж получилось, что вспомнила я о нём только сейчас. Впрочем, на данный момент он не менее актуален.
— Я-то? — подивился старик. — Ну, дед Василь я, живу тут недалече. Меня все знають. Да вон хоть Шестунку Бобра спроси.
Ну да, бобров нам только и спрашивать, да и какая разница: дед Василь так дед Василь — хоть чёрт с рогами. Мне бы ещё узнать давно я здесь? Последние воспоминания были не самые приятные: морда Дмитраша и земля сверху — и вдруг этот дед с батюшкой. Я когда их увидела, подумала — отпевают, сейчас опять закапывать станут. Слава Богу, разобралась быстро, а то бы снова померла, от страха.
— А как встретились мы, дед Василь?
— Как встретились? Да нашёл я тя подле Коромысловой башни. Я от службы шёл, а ты тут у тропиночки сидишь. Вся грязная, волосы спутаны и молчишь.
— А после?
— После? А после до дому тя свёл. Умыли мы тя со старухой, накормили. Три дни ты у нас на лавке промолчала, а дале сама вишь, к отцу Кирьяну пошли. Всё честью…
