Убить демиурга! - Фирсанова Юлия Алексеевна (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗
– Вот, и румянец появился, – довольно прокомментировал результат диверсии Дарет и с удовольствием одним махом допил остатки. После чего добросовестно закупорил фляжку и вручил кучеру с наказом:
– Прячь на место!
Парень, довольный представлением – все одно что в балаган сходил, – с улыбкой от уха до уха помчался к карете. А Ника, отдышавшись, попросила:
– Поставь меня, Пепел, уже все в порядке.
– Не верю, – меланхолично возразил альсор и выдвинул встречное предложение: – Я отнесу тебя в карету, едем во дворец.
– Не надо! Пожалуйста! – взмолилась жертва местного транспорта, отчетливо понимая, что новой порции мучений не выдержит, и слабо затрепыхалась в объятиях альсора. – Можно я пешком пойду с Даретом, потихоньку, а ты езжай!
Пепел тихо и ласково обронил:
– Нет, – и зашагал по дороге, не спуская девушку на землю.
Еще не хватало, чтобы Видящая покалечилась в нескольких сотнях метров от дворца! Выпустил он ее из виду на несколько часов, и вот результат: нашлась бледная, больная, да еще с каким-то нахалом в придачу. Убить бы его, чтобы глаза не мозолил и внимание Ники на себя не отвлекал, да нельзя – полезен, и девушку к нему привязаться угораздило. Огорчится! А расстраивать свое маленькое сокровище Эльсор не хотел. Теплое, щекочущее ощущение рождалось в груди, когда Ника улыбалась, звенел колокольчиком ее смех, внимательный взгляд, исполненный приязни, устремлялся на Пепла, или задумчиво склонялась набок головка. Становилось так хорошо, как ему прежде почти никогда не бывало. И терять свой личный шанс на радость альсор не желал. Эгоизм? Ну и пусть. Эльсор всегда ухитрялся сочетать практицизм и интуицию наивыгоднейшим для себя образом.
– Я могу идти сама! – попробовала снова возразить Ника. Она очень старалась, чтобы голос звучал спокойно и уверенно.
Но, похоже, сии старания никого из заинтересованных лиц не убедили. Дарет недоверчиво хмыкнул, Эльсор буркнул:
– Угу, – и опустить даже не подумал.
Живая ноша поерзала еще, надеясь на освобождение, да затихла. А что делать? Во-первых, не было уверенности в том, что она, коль предоставят свободу передвижения, сможет идти сразу не в темпе гоночной черепашки. Во-вторых, «земля в иллюминаторе» после винца из фляжки, испитого на пустой желудок, покачивалась как-то слишком сильно, напоминая море. В-третьих, Ника чувствовала, что Эльсору почему-то принципиально важно ее вот так тащить. И девушка пустила события на самотек, тем более что снотворный эффект обезболивающего наложился на вино и начал сказываться вдвойне. Глаза закрывались неодолимо, хоть спички вставляй, рот разъезжался в вульгарном предательском зевке, а пушистая помеха – юркая собачка на руках – не позволила прикрыть зевок ладонью.
– Поспи, – с усмешкой посоветовал все подмечающий Пепел, и Ника покорно закрыла глаза.
Будь что будет и как будет. Трепыхаться, бороться за что-то или против кого-то, отстаивать независимость – не худший образ жизни. Вероника Соколова считала себя энергичной девушкой, но сейчас почему-то совсем не осталось желания жить в том же стиле. Хоть раз хотелось, чтобы кто-то большой и сильный позаботился обо всем, как в детстве мама. А она потом, попозже, снова будет брыкаться и взбивать масло из молока.
У Пепла на руках было просто уютно, как в гамаке на даче, подвешенном между стволами старых берез за домом. Нет, птички над ухом не пели, зато комарье не зудело, а еще руки альсора были теплыми, почти горячими, и очень-очень надежными. Ника в полудреме плыла в его объятиях как по волнам. Приятный аромат, чем-то напомнивший детские духи сестренки, заставил ее разулыбаться и потянуть воздух носом.
Услышав легкий треск ломающейся ветки, девушка приоткрыла один глаз. Прямо над ней, перекинувшись через высокий каменный забор с фигурными пиками поверху кладки, покачивались ветки дерева. И, самое удивительное, они были усыпаны мелкими сиреневыми цветами, формой больше всего похожими на яблоневые. Именно они источали тот самый приятный аромат, и веточку с дерева, мимоходом надломив пальцем, держал у уха Ники Пепел.
Собачка, устроившая на груди девушки лежку и вовсю наслаждавшаяся покачиванием в живом гамаке, тоже тянула чуткий носик к ароматной веточке.
– Спасибо. – Вероника взяла подарок и положила рядом с Шотар. – Пахнет как мороженое.
– На вкус пробовать не советую, они кислые, – отметил Дарет одновременно со скрежетом кованых воротец и скрипучим, в тон, старческим голосом:
– Ты ее сажал, чтоб ломать?! Руки вам, лоанам полоумным, оторвать некому!
У стены, потрясая массивной тростью с резной рукоятью, стоял пожилой, но еще крепкий мужчина. Бледное лицо его было искажено гримасой ярости, слабо сопоставимой с нанесенным саду ущербом. Жилет с пообтрепавшейся золотой строчкой вышивки прикрывал белую рубашку с закатанными до локтей рукавами. Туфли негодующего мужчины были измазаны в земле, да и на коленях прослеживался отчетливый серый отпечаток.
– Чокнутый Негал, – равнодушно констатировал Пепел так же спокойно, как отметил бы наличие облаков. Угрозы в беснующемся старике он не видел. Даже шага не прибавил.
– Это тот, у кого дочка единственная семь лет как пропала? То ли убили девицу, то ли деру дала из дому от отцовских заскоков, то ли сам папаша и пристукнул, – тихо прокомментировал Дарет, демонстрируя подозрительную осведомленность.
Ника все еще плавала на грани яви и сна. Дедушка с тростью воспринимался ею как один из персонажей занятной истории, и вообще все происходящее с ней самой теперь стало частью фантастического романа. Только она пока не знала, какой именно это будет роман: юмористический, романтический или приключенческий. Нике даже казалось, что кто-то там, наверху, в невообразимой дали, тоже не знает или ждет ее собственного решения, чтобы выбрать жанр.
Старик, вопреки грубым крикам, не вызывал антипатии. Скорее напротив, его было чуточку жаль. Почему-то Ника сейчас знала все и про всех. И про этого моложавого старика тоже. Раньше, до того как пропала дочка, он держал девушку в ежовых рукавицах, контролируя каждый шаг и не проявляя ни грамма не то что любви, даже симпатии. Словно бедняжка была его собственностью. Терпение у несчастной сдало, когда ее представили потенциальному мужу – такому же жесткому старику, как отец. Девушка пришла в ужас и сбежала той же ночью из дому. Сбежала в никуда, и, если б не бродячие циркачи, подобравшие беглянку, печален был бы ее удел. А сейчас она, лишившаяся внешней роскоши и высокого титула, была по-настоящему счастлива в пестром фургоне фокусника. И два ярко-рыжих, как пламя заката, близнеца и такой же рыжий супруг составляли ее судьбу и радость. Да, она утратила изысканные туалеты, украшения, яства и балы, но обрела нечто куда более значимое: настоящую семью и мир, где ее не считали пустым местом.
А отец… отец, только потеряв дочь, осознал горечь истинной утраты и далеко, о, далеко не сразу – еще и собственный эгоизм и равнодушную черствость. Безумие причудливого свойства поселилось в душе несгибаемого лорда. Почему-то он оставил свет и взялся самолично ухаживать за фруктовым садом у дома, где любила гулять его доченька. Почему-то ему казалось, если хранить сад, то его девочка когда-нибудь вернется домой. Он охранял его как святыню, как частицу родной крови, потому так взбеленился, стоило услышать треск ломаемой ветки.
– Она не вернется, слишком боится вас и этого мрачного дома, – повернув голову в сторону потрясающего тростью лоана, промолвила Ника. – Но она счастлива! У Катиолы двое детей, близнецы, рыжие, как отец, а глаза синие, мамины…
Старый лорд прекратил потрясать тростью и застыл как статуя, будто прибитый макушкой к небу, а пятками к мостовой. Безумие стекло с него мутной, грязной водой, оставляя острое ощущение одиночества. А потом старик хрипло каркнул вслед альсору, уносившему девушку:
– Я отдал бы им все!
– У нее и так есть все и весь мир в придачу, – тихо, однако старик расслышал, проронила Вероника.
