Хозяйка Серых земель. Люди и нелюди - Демина Карина (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗

Странно.

Яська села на жесткой кровати… нет, ее не мучили дурные предчувствия, и опасности она более не чуяла. Ей просто захотелось до ветру. А в горшок ходить она непривычная, хоть бы горшок и оставили.

Яська толкнула дверь, а та не открылась.

Заперли.

Она поняла это отчетливо, а следом поняла, что никто не позволит ей возвернуться в город. И надобно было стегать клятых лошадей, куда б ни завезли, а все лучше этого места.

Тогда-то и страшно стало.

А от страха того потемнело в глазах… и, наверное, если бы не страх этот, Яська б не выбралась. Откуда только силы взялись? Видать, сама Иржена за плечами стояла, ежели удалось расковырять замок дверной шпилькою. И она же повела.

По темным коридорам.

Мимо пустых комнат. Яська заглянула в одну: все-то паутиною заросло, пылью, грязью. А в господском зале горели свечи, только и тут никогошечки не было. И, свечу украв, Яська двинулась дальше.

Дверь в ту комнату была открыта.

Распахнута настежь.

Приглашала будто бы войти. И Яська не устояла перед этим приглашением. Страшно было? Было. Так, что руки заледенели, а ноги сделались непослушными. Но ничего. Вошла.

Свечи горят.

Дюжины свечей, что на полу каменном, что на столиках, которых тут множество было и самых разных, будто бы со всей усадьбы стянули их. Высокие и низкие. Круглые. Квадратные. Один даже с дыркою, из которой поднималась многорогая канделябра.

Пламя было белым.

Яське никогда-то прежде не думалось, что пламя может быть белым, чистым, ярким до того, что ослепило оно. Иначе как понять, что Яська, порога не переступавшая, оказалась вдруг в самом центре комнаты. Тут не было свечей, они остались за чертою, черной, выбитой в камне пола. И свет их будто бы размазывался, стекал по воздуху, точно этот воздух сам стал стеною.

Яська потрогала.

Пусто.

И жутко.

Тишина… холодок по ногам вьется, ластится, норовит забраться под тяжелую Яськину юбку. И чувствует она сквозь носки вязаные, плотные, что пол леденющий, до того леденющий, что холод этот опаляет.

Только думалось не о холоде, но о девушке, которая сидела на полу, поджавши ноги.

Платье белое, в розанах. Плечи голые. Руки на груди скрестила, волосы волною легли, уже не золотые — белые, инеем припорошенные.

— Настя… — Яська как-то сразу поняла, что сестрица мертва.

Но понять — одно, а вот поверить… ведь сегодня еще Настька наряжалась, готовилась, что ко свадьбе своей, что к поездке этой… и говорила про наряды, про подарки жениховы… и жизнь себе придумала счастливую, до самой старости счастливую… а теперь вот сидит тут… красивая, до того красивая, что глядеть больно… и взгляд не отвесть.

ГЛАВА 12

О людях и нелюдях

— Я не помню, как ушла оттуда… и почему меня отпустили… точнее, теперь знаю. Было ее время, а потому никто не смел выйти из своей комнаты… и думали, что я тоже не выйду… а я вот… — Яська погладила себя по плечам, и Евдокия не удержалась, обняла ее.

Что еще она могла сделать?

— Тогда-то я не понимала, как мне повезло… она занята была, а эти… я из дома выбиралась не тем ходом, которым меня привели, а через кухню. Помню уже, что очнулась перед дверью… и запах гнилой картошки, такой, знаешь, осклизлой, которую только прикопать… а тут вот… и шаги… и я в первую дверь шмыгнула, а там лестница… я и по ней… бегом кинулась… а дверь скрипит. Слышу, что идет кто-то, неспешно так… — Яську передернуло. — Я бегом… коридор, подземелье какое-то… каморки… в одной я и спряталась.

Яська боялась дышать.

Она прижималась к поросшей плесенью стене. Плесень эта слабо светилась жутким зеленоватым светом, и Яська старалась не думать о том, что будет, если ее найдут. Она свернулась калачиком в самом темном углу, накрыла голову руками и повторяла про себя:

— Меня здесь нет… меня здесь нет…

По коридору скользили всполохи пламени, обыкновенного, рыжего… и тень, показавшаяся Яське ужасною. Отчего? Она не знала. Тень замерла на мгновение рядом с ее убежищем, и сердце Яськино оборвалось: вот сейчас найдут и конец ей придет. Но тень дрогнула и дальше двинулась.

Недалеко.

— Доброй ночи тебе, дорогой кузен… — Этот женский голос был мягок, что бархат. Но от звука его Яська едва не сомлела.

— И вам доброй, дорогая кузина. — Мужской же, отвечавший, показался хриплым, надсаженным. — Премного рад видеть вас в моей обители… жаль, что не могу назвать себя гостеприимным хозяином, но сие происходит единственно в силу обстоятельств непреодолимой силы…

— Силы… — насмешливо повторила женщина. — Гляжу, силы у тебя еще остались. К чему упрямишься, Владислав? Ты же знаешь, что все одно будет по-моему.

— Нет.

— Гонор не дает тебе склонить голову перед женщиной?

— Перед колдовкой.

— А сам-то ты кто?

— Человек.

— Владислав, не смеши… человек… — Она все же рассмеялась, и звук этого смеха был невыносим. Яська зажала уши руками, съежилась, мечтая лишь об одном — чтобы замолчала та, ужасная, колдовка. Ушла.

— Все приключившееся со мной есть обстоятельства, — спокойно отвечал мужчина. — Но человеком я остаюсь по собственной воле и выбору.

— Дурак.

А теперь она злилась, и злость ее было сносить не менее тяжко, чем смех.

— Быть может, дорогая кузина, но снова то — лишь мой выбор, за который я в ответе…

— Владислав, — женщина не привыкла уступать и, верно, сюда являлась не в первый раз, — сколько ты еще протянешь? Месяц? Другой? Год, быть может, но и твои силы не бесконечны… и что дальше? Что ждет тебя?

— Смерть.

— Ты не боишься?

— Нет.

— Исчезнуть, стать прахом, будто бы тебя и не было…

— Я был, дорогая кузина. И я есть. И в том состоит различие меж нами. Мне бесконечно жаль, что жизнь вынудила вас свернуть на темные пути, но вы еще способны остановиться…

— Не способна, Владислав. — А печаль ее была короткою, что первый снег. Мелькнула в голосе и истаяла. — Увы, не способна… да и нет у меня желания… я заслужила…

— Не могу с вами не согласиться, дорогая кузина, вы заслужили все то, что произойдет с вами. — Теперь голос Владислава был слаб, у Яськи едва-едва получалось расслышать, что говорит он.

И звук пощечины заглушил слова.

— Я — не моя матушка. Меня наше родство не остановит, Владислав, ежели ты на него надеялся. Ты или станешь моим, или умрешь здесь. Но… мне бы не хотелось становиться причиной твоей смерти, а потому, умоляю, подумай еще раз… хорошенько подумай. Я тебе даже свечу оставлю, чтоб думалось легче.

Сказала и ушла, на сей раз быстро, будто убегая, а может, и вправду убегая, кто их, колдовок, разберет… Яська из своего убежища высунулась не сразу. Страшно было. И любопытно. И поначалу любопытство со страхом боролось, а после победило. Не только в любопытстве дело, а еще в том, что ежели этот Владислав — пленник, как и сама Яська, то надобно помочь ему. Глядишь, он после и Яське поможет.

Шла на свет, благо недалеко пришлось.

Дверь была открыта, и стоило тронуть ее, как Яська поняла причину: железо проржавело насквозь. Тронь такое, и рассыплется. Солома сгнила. Пахло нечистотами и еще, пожалуй, мертвечиной, но запах этот не отвратил.

Яська решительно шагнула за порог.

Камера. Ей не случалось прежде видать камер, но эта ужаснула. Каменный мешок, в котором едва-едва как развернуться. Воздух тяжелый, спертый.

Цепи на стене, и не ржавые, что дверь, а новенькие, блестят-сияют. Человек на цепях повис. Показалось даже, что не дышит, но нет, Яська пригляделась — ходят впалые бока, и шкура едва-едва не рвется на острых ребрах. Волосы темные повисли, закрывая лицо пленника. И даже когда хватило у него сил голову поднять, то Яська увидела, что лицо это бело, мертвенно…