Хозяйка Серых земель. Люди и нелюди - Демина Карина (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗

Себастьян потряс головой, избавляясь от этакой блажи. Почему-то показалось, что хозяин этого места без понимания отнесется к подобной жажде знаний. И размах клыков измерить точно не даст.

Снаружи громыхнуло…

— Полное дежавю, — пробормотала Евдокия и ручку этак на холку супруга примостила. Благо тот сам от Дуси ни на шаг не отступал.

Владислав обернулся. И дружелюбная улыбка его напрочь убила желание что-либо мерить.

— Полагаю, вы имели несчастье познакомиться с… моими дальними родичами. Я рад, что вы остались живы…

— А я уж как рад. — Себастьян сложил крылья, которые совершенно не желали убираться.

А Владислав улыбнулся еще шире:

— Думаю, за ужином мы обсудим и это… печальное происшествие.

Главное, чтобы за этим ужином роль собственно ужина доверили кому-то другому.

— А пока отдохните. На втором этаже выберите себе комнату по вкусу. В замке теперь множество свободных…

Владислав остановился перед лестницей, которую охраняла парочка горбатых химер. При виде хозяина они ожили, засуетились, заскулили совершенно по-собачьи.

— Призрак. — Владислав почесал химеру за острым ушком, и она отчаянно завиляла хвостом. Куцым. Поросячьим. — И Тьма. Они вас проводят.

— Может… мы как-нибудь сами?

Может, хвосты у химер и были куцыми, зато вот пасти радовали наличием мелких и острых зубов.

— Если будет на то ваше пожелание. — Владислав вновь поклонился. — Ужин подают в девять. Полагаю, вы услышите…

И туманом рассыпался.

Вот же… попробуй упокой такого. С другой стороны, упокоение подозрительно активных упырей в служебные обязанности Себастьяна не входит.

Да и какие обязанности?

В отпуске он!

Отдыхает, так сказать, активно.

По лестнице первым поднимался Лихо, Он же и комнату выбрал, обнюхал каждую дверь в коридоре и все одно к первой вернулся. Толкнул носом, она и открылась.

А комната вполне себе… правда, оконца узкие, в свинцовой оплетке, в которую стеклышки вставлены, некогда явно разноцветные, но замок, видать, яркости красок не жаловал. Вот и стекла поблекли, выцвели словно. Рисунок различить все ж можно.

Горы.

И замок на краю обрыва.

Круг солнца, от которого два крыла расходятся. А снизу, стало быть, в толще гор, змеи клубками.

Сделано же хитро, каждое оконце — часть малая рисунка этого, а отойдешь, и целая картина видна.

— А здесь тепло, — с удивлением произнесла Евдокия.

Тепло.

Камин вот пылает, будто ждал хозяин гостей, готовился. Ковры расстелил что на полу, что на стенах. Мебель… этакую Себастьян в антикварной лавке видывал. Аккурат такой вот столик кругленький, с шахматной доскою поверху.

К нему еще фигурки положены.

И два низеньких креслица.

Креслица имелись, а вот фигурки, надо полагать, убрали. И то верно, целее будут.

Лихослав прошелся по комнате, а после вернулся к камину, вытянулся, пасть раззявил.

— Ты вообще человеком становиться собираешься?

Рявкнул только.

Евдокия вздохнула. Выглядела она утомленной. Оно и понятно, из самого Себастьяна, по ощущениям, жилы вытянули, а она все ж женщина.

Себастьян по комнате прошелся и обнаружил дверцу, а за нею — еще одну комнату, махонькую, зато, что в нынешних обстоятельствах актуально, с ванной. И вода имелась горячая, лилась из пасти раззолоченного льва, наполняя комнату душистым паром.

Какой заботливый упырь, однако… или он грязных людей кусать брезгует? Себастьян задумался на секунду и пришел к выводу, что вот он точно, находясь в здравом рассудке, чью-то заросшую грязью шею кусать не стал бы.

— Дусенька. — В ванной комнате отыскались и полотенца, слегка залежавшиеся, но и само их наличие было удивительно, а также роскошный халат из шелка. — Ты бы полежала в водичке… отдохнула бы… а мы пока с братцем побеседуем… по-родственному, так сказать.

— Но…

Лихо кивнул.

Значит, согласный побеседовать. У Себастьяна прямо-таки кулаки свербели в предвкушении оной беседы. И стоило двери закрыться, он повернулся к братцу.

— Ну, холера ясная? — ласково, вкладывая в голос всю бездну родственной любви, которая просто-таки требовала выплеснуть ее эмоционально, поинтересовался Себастьян. — Чего скажешь?

Дорогой братец говорить не спешил.

Сел.

Пасть раззявил. Язык вывалил. Ни дать ни взять кобель из тех, что купеческие дворы сторожить поставлены. И выражение на морде точь-в-точь, ленивое, а вместе с тем настороженное.

— Ничего не скажешь.

Хвостом вильнул… попытался, только хвост тот плетью по полу метнулся.

— Паркет не царапай, — буркнул Себастьян и под мышкой поскребся. — У нас и так положение неоднозначное, а ты еще и усугубляешь порчей имущества.

Лихослав вздохнул.

— Ты бы хоть тень раскаяния изобразил, что ли? Я тут… с ног сбиваюсь… — Себастьян сел на пол, поняв, что ноги и вправду почти сбились, точнее гудят изрядно, аж в голову отдает. И мозоли натер… вот чего он в своей работе не любил, так это мозолей. С другой стороны, ненаследный князь осознавал, что, во-первых, мозоли вряд ли кто любит в принципе, а во-вторых, ежели он думает уже не о работе, а о ногах, стало быть, попустило.

Лихослав вытянулся рядом и мордой в ногу ткнулся было, правда, тут же скривился. Отвернулся. Тявкнул коротко.

— Сам знаю, что не ромашками пахнет… себя вон понюхай, псина несчастная… знаешь, был бы ты человеком, я бы не посмотрел, что ты уже в годах… взял бы ремня и так отходил…

Лихо заворчал и глянул с укоризной.

— Глазки жене своей строить будешь… ты вообще чем думал, когда ввязывался? Герой ты наш… рыцарь пресветлого образа… неужели подумать нельзя было, что все это пахнет хреново… — Себастьян ногу приподнял, склонился. — Вот примерно так и пахнет…

Себастьян был прав.

И странно, но именно сейчас Лихо отчетливо осознавал его правоту. И прошлое виделось ясным. И удивительно было, что он, тогдашний, ничего-то не понял.

Рыцарь?

Рыцарем Лихослав никогда-то быть не желал. Да и остались они разве что в романах гишторических, не выдержали, стало быть, тягот бытия.

Но о рыцарях в тот день он думал в последнюю очередь. А о чем тогда?

О поместье.

О сестрах и слезных их посланиях, на которые придется ответить отказом, поелику свободных денег нет… о счетах, что приходили, невзирая на все Лихославовы просьбы не тратиться… об отце, решившем, будто ныне может к прежней жизни вернуться. О Велеславе и супруге его… от нее дурно пахло, и Лихо знал, что этот запах — не телесный вовсе. Он пробивался сквозь цветочные воды и оставался надолго, будто метил все, к чему Богуславе случалось прикоснуться…

И среди этих мыслей, суматошных, тяжелых, не оставалось места ни для него самого, ни для Евдокии. Она тоже была занята, а Лихо даже не хотелось вникать еще и в те дела. Ему бы с нынешними разобраться. Накатывало порой такое вот дурное желание — сбежать…

Исполнилось.

Он пришел с утреца, Дариуш Понятовский, последний лист на древе некогда могучего рода. И выглядел этот лист донельзя жалко, в старом-то доме небось его бы и на порог не пустили.

Может, оно и к лучшему было бы.

— Здравствуй, Лишек. — Дариуш поклонился, вежливо, осторожно, всем видом своим выказывая, будто не претендует он на то, чтобы зваться другом.

Да и не были они друзьями. Приятелями, пожалуй, и только. Хватало общего… славный род, да только от той славы осталось лишь гордое имя и долги немалые. У Лихо — сестры и братья. У Дариуша — молодая жена, взятая по великой любви, а потому без приданого, да дочь малолетняя.

Вот и рвали шкуры.

Гордость княжескую позабыли… охотились… ждали, да не могли дождаться, когда же будет довольно… наверное, никогда.

Но Лихо был рад, что Дариуш сумел уйти.

— Проходи, — сказал, — в кабинет.

Отчего-то неуместным показалось держать его в гостиной.

— Я… ненадолго. — Дариуш озирался. И мелькало в его глазах что-то этакое… зависть? — Слышал, и ты наконец женился. Поздравляю.