Шаг навстречу (СИ) - Веденеев Александр Владимирович (лучшие книги txt) 📗
– Не устраивай тут театр одного актера, – устало сказал Вовка, понимая, кто мать успокоится, только получив желаемое – с перепоя Галина всегда была агрессивной и нахрапистой. А Вовка слишком дорожил спокойствием мелких, чтобы послать непутевую родительницу всерьез, далеко и надолго. Он еще помнил, как однажды Миша стал случайным свидетелем их с Галиной скандала на лестничной площадке. Вовка давным-давно привык к юродству матери, а вот серьезный впечатлительный Миша лицедейство Галины принял за чистую монету… Вовка сунул дрожащей от нетерпения матери последнюю сотню, затащил плачущего Мишу в квартиру и запер входную дверь на два замка. Всю следующую неделю ему пришлось спать рядом с мелким, которому стали сниться кошмары. С тех пор и Вовка, и Денис старались ограждать двойняшек от общения с беспутной мамашей.
К несчастью, в детском саду был объявлен карантин, и Мише с Машей пришлось остаться дома. Так что они вполне могли услышать истеричные Галинины вопли и выбежать на шум. Поэтому Вовка, в душе проклиная себя за мягкотелость, выскреб всю мелочь из кармана и, осадив поток благодарностей гневным взглядом, захлопнул дверь перед носом матери. Он знал, что она тотчас помчится в близлежащий подвал, к неряшливой толстой дворничихе Анфисе, за паленой (зато дешевой) водкой. Стараясь не думать о том, что рано или поздно мать попадет в больницу с хронической интоксикацией или циррозом печени, Вовка вернулся на кухню, где были разложены газеты с объявлениями – парень все еще не мог найти подходящую работу.
Несколько объявлений Вовка обвел в кружок и взялся за телефон, чтобы записаться на собеседование, но, как это с ним часто случалось, крепко задумался и замер, уставившись в одну точку.
С тех пор, как они с Негневицыным… как он позволил профессору… В общем, прошла неделя. Вовка – что лукавить? – переживал. Очень. Но старался не думать о том, как все было. О том, как сладко было целоваться с Негневицыным, ласкаясь языками. О том, как изнутри его распирал немаленький негневицынский член, и как было больно, и томно, и горячо. О том, что хотелось снова испытать то восхитительное чувство головокружения от близости с человеком, который тебе очень-очень нравится…
От разочарования хотелось выть. Но Вовка крепился. В конце концов, он не девица, насильно лишенная невинности, так что нечего слезы ронять. Пора подумать о более разумных и прагматичных вещах. Например, о работе. Чем опечаленный Вовка и занялся, но нет-нет да возвращался к пережитому.
Предмет суровых Вовкиных дум тоже не слишком радовался жизни. Виктор Петрович не был большим любителем пофилософствовать. Особенно после ста граммов коньяка, принятого на грудь в тиши собственной квартиры, казавшейся теперь – после Солнышковской двушки – огромной, пустой и холодной. Однако в голову постоянно лезли ненужные воспоминания об обнаженном Вовке… о разметавшемся по узкому дивану Вовке… о Вовке с затуманившимся взором… о разрумянившемся от смущения Вовке… о забывшем сдерживать стоны Вове… о Вовке, на чьих руках и предплечьях словно пульверизатором были разбрызганы золотисто-рыжие капельки веснушек… И до того Негневицын довспоминался, что пришлось в срочном порядке в ванную идти и известным способом снимать напряжение, ибо не только причинное место, но и все тело, казалось, пульсировало в едином возбужденном ритме.
Виктор Петрович решил выбросить все мысли о коварном студенте из головы, но не тут-то было: лукавая Судьба вновь столкнула его с Солнышковым. Правда, не совсем с тем, с которым хотелось бы, но Негневицын был искренне рад видеть среднего Вовкиного брата.
Денис выглядел значительно лучше, чем в последнюю их встречу. Мальчишка, увлеченный разглядыванием огромной стеклянной витрины музыкального магазина, Негневицына не заметил. Виктор Петрович колебался несколько мгновений, но все же сделал шаг в Денискину сторону и окликнул его по имени.
– Оу, привет, – заулыбался Денис, выражая искреннюю радость от неожиданной встречи. – Какими судьбами?
– К коллеге в университет на Гривцова заезжал – вместе в Германию летим на семинар, – пояснил Негневицын и, чтобы избежать дальнейших расспросов, торопливо добавил:
– Увлекаешься музыкой?
– Увлекался, – приуныв, отозвался Дениска. – Пока флейту не сломали.
– Флейту? – присвистнул Негневицын, заслужив очередной изумленный взгляд. – Зайдем посмотреть? Никогда флейт вблизи не видел!
– Пошли, – пожал плечами Дениска, который, в общем-то, не хотел «травить душу», но отказать Виктору Петровичу в столь малой просьбе не мог.
Экскурсия по музыкальному раю, а также лекция о разновидностях духовых инструментов заняла у них чуть более часа, но Негневицын, человек, далекий от музыки, получил незабываемое удовольствие. В результате увлекательного «похода» ошеломленный Дениска стал счастливым обладателем ирландской флейты (Негневицын уже знал, что мальчик обожает ирландский и шотландский фолк) и торжественно поклялся, что Вовка не узнает, кто сделал такой щедрый подарок.
После этого они съели по большому мороженому в хрустящем вафельном стаканчике, к которому оба имели слабость, и разошлись очень довольные друг другом.
Как приятно, оказывается, выполнять заветные желания людей, к которым ты неравнодушен, размышлял Виктор Петрович, пришвартовывая свой «Фольцваген» рядом с учебным корпусом. Вот бы и Вовке так угодить. Но парень слишком упрям и помешан на своей независимости. К тому же из первых уст Негневицын знал, что желаемое Вовка уже получил – благодаря заступничеству Виктора Петровича, старший Солнышков все еще числился студентом престижного экономического университета. Что ж, каждому, как говорится, свое – Негневицын получил отличный секс, Вовка – возможность спокойно и беспроблемно учиться… Так почему же настроение профессора ушло в ноль?..
На занятии Солнышков предсказуемо отсутствовал. На вопрос, заданный намеренно равнодушным тоном, Негневицын получил неожиданный ответ от вездесущей блондинистой Юли Федорцовой, жаждавшей занять место в сердце Макса Орловского, но который год терпящей неудачу:
– Солныш еще в среду документы забрал. Даже вариант с заочкой не рассматривал. В деканате его чуть не на коленях умоляли одуматься.
Негневицын несколько раз близоруко моргнул. Ему показалось, что он ослышался, но Федорцова продолжала возбужденно говорить о том, какой Солнышков дурак и как бездарно он прошляпил свой шанс…
– С вами все в порядке, Виктор Петрович? – настороженно спросила полная девушка, сидевшая рядом с Юлей. Вера Смирнова, кажется. Умная и перспективная студентка, а отличие от той же Федорцовой…
– Да, все отлично, Вера, – отозвался Негневицын каким-то чужим, хриплым голосом. Только сейчас он осознал, что вцепился в твердь кафедры, за которой стоял, так, что побелели костяшки пальцев.
– На сегодня все свободны, – объявил славящийся своей педантичностью профессор, и нимало удивленные такой щедростью студенты резвой рысью покинули аудиторию.
В деканате подтвердили скорбную весть о том, что Вовка написал заявление «по семейным обстоятельствам».
Сказать, что Негневицын разозлился – ничего не сказать. Он был сердит на упрямого Вовку с его странными возвышенными идеалами и патологической преданностью семье. А еще Виктор Петрович был раздражен собственной наивностью, ведь он был прекрасно осведомлен о том, Вовка непременно выкинет коленца и поступит по собственному усмотрению. Не досмотрел, не доглядел. Хорошо, что секретарь Лера всегда симпатизировала Негневицыну, поэтому охотно пошла навстречу и, рискнув должностными обязанностями, нашла Вовкино прошение, которое по счастливой случайности еще не легло на подпись декану. В супермаркете Негневицын купил не только сладости младшим Солнышковым, но и нежно любимое почти всеми девушками «Мартини» – он был обязан отблагодарить Леру за содействие.
С замиранием сердца Виктор Петрович поднимался на второй этаж солнышковского подъезда. Сейчас он не был уверен в том, что Вовка согласиться принять и выслушать его. А еще – поймет ли Вовка его, негневицынское, самоуправство, которое сам Виктор Петрович классифицировал как помощь человеку, который был ему небезразличен.
