Влюблён до смерти (СИ) - Жнец Анна (читаемые книги читать txt) 📗

«За то, что я посмела ослушаться. За что же ещё? Испортила ему вечер. Предвкушал, наверное, как будет развлекаться со мной».

Меня передёрнуло.

Молох поджал губы.

— Вы можете обещать, что такого не повторится?

— Да. Обещаю.

— Будете вести себя соответствующим образом? Так, как от вас ожидают?

— Да.

— И начните прямо сейчас.

Я вскинула голову и тяжело сглотнула. 

«Прямо сейчас? Он хочет, чтобы я?..»

Взгляд упал на коробку с лентой: та лежала на прикроватной тумбе, закрытая. Молох скрестил руки на груди, властный и строгий. Ждал. Я должна была использовать эту мерзость…  при нём? На его глазах? Поднять крышку, достать шарики на верёвке, развести ноги и… А он будет смотреть? 

Горло сдавило спазмом. Я поняла, что не могу пошевелиться. Не могу сказать ни слова. Даже заплакать не могу, хотя веки опухли от собравшихся слёз. 

Усилием воли я заставила себя подняться с постели. Взяла коробку и, открыв, протянула Молоху.

— Вставьте в меня это сами.

Я низко склонила голову и не видела выражение его лица, но услышала короткий судорожный вдох.

— Это не спасёт вас от наказания, — его голос стал глухим, хриплым.

— Знаю.

«Из этой ловушки нет выхода».

Глава 22

Молох тяжело вздохнул. 

Эстер бродила по Крепости, пьяная и невменяемая, и на его, Молоха, беду столкнулась на лестнице с главой Совета. Танатос был впечатлён: за энное количество лет никому не приходило в голову повышать голос на влиятельнейшего жнеца Верхнего мира. Эстер не только орала во всю силу лёгких, но и не стеснялась в выражениях.  Кульминация наступила, когда она замолчала и Танатосу пришлось спешно вспоминать очищающие заклинания. Неудивительно, что он впал в бешенство.

Молох сердился, но к его гневу примешивалась маленькая толика злорадства: так желтоглазому интригану и надо.

Зависимость Эстер от абсента беспокоила. Ситуацию следовало взять под личный контроль. Танатос прав: теперь и впредь Эстер — его ответственность, вина за ошибки подчинённой лежит на руководителе. Тем более их отношения вышли за рамки служебных — о  своей женщине мужчина обязан заботиться. 

Свою любовницу Молох нашёл, спящей в тесном закутке под лестницей. Покачав головой, закинул драгоценную ношу на плечо и понёс в сторону жилого крыла длинным, зато безлюдным путём. 

«Ты моё наказание», — думал он всю дорогу. 

Раздевать бесчувственную женщину Молох посчитал недопустимым, поэтому сгрузил Эстер на кровать и снял с неё лодочки. К утру надо было придумать, как раз и навсегда отвадить любимую от бутылки. Задушевные разговоры бесполезны — он уже понял. Настало время вернуть маску строгого начальника, как бы ни претила эта роль в отношении с близкими.  

Молох снял пиджак, ослабил галстук и расстегнул две верхние пуговицы рубашки. Рядом с Эстер, в её спальне, хотелось избавиться от привычной брони — желание, возникшее впервые в его бытность богом смерти. Наклонившись, Молох осторожно погладил спящую по щеке. И скрылся в ванной комнате — освежиться после тяжёлого дня. А вернувшись, обнаружил, что его пиджак используют вместо подушки.

Эстер выглядела раскаявшейся, когда её отчитывали,  не возражала против наказания и обещала исправиться, а потом протянула Молоху какую-то коробку — и воздух в лёгких закончился. 

Это… это… Бездна проклятая!

Слова перестали складываться в предложения. Да и связными мыслями он похвастаться больше не мог. 

Чёрт.

Она хочет… Хочет, чтобы он…

Смерть и косы!

Молох представил, как снимает с бархатной подушечки бусы из стальных шариков, как те нагреваются в его пальцах, как Эстер принимает их, тяжёлые и гладкие, один за другим.

Он не любил игрушки, всякие дополнительные приспособления. В своих вкусах Молох был на редкость консервативен. Даже скучен. Когда Эстер приходила, чтобы заняться любовью в его кабинете, наряду с возбуждением Молох испытывал внутренний протест: стол для работы, для забав — спальня. Но все предохранители срывало к чертям, стоило любимой расстегнуть блузку. Ради Эстер он был готов поступиться принципами. Хочет разнообразия  — пусть.   

Если Эстер рассчитывала его задобрить, то у неё не получилось: Молох умел отделять работу от личной жизни. Возможно, он был даже чересчур строг, но каждый должен отвечать за свои поступки.

И вот в течение уже двух часов Эстер бегала по краю утёса, соблюдая дистанцию метр от пропасти, и, если выражаться метафорически, язык лежал у неё на плече. Наказание физической нагрузкой. Просто, эффективно и без лишнего унижения. 

— Я больше не могу, — споткнувшись в очередной раз, Эстер рухнула на колени. Она была вся в пыли. Падала так часто, что спортивный костюм, добытый Молохом в магазине нижнего мира, превратился в лохмотья. 

По лицу ручьём стекал пот. Эстер задыхалась, хрипела, и эти звуки — страшные звуки, что вырывались из её груди, могли заглушить грохот лавины, сходящей с гор.

Но Молох был непреклонен.

— Поднимайтесь.

— Нет.

— Давайте.

— Я не могу!

— Эстер. Живее.

С третьей попытки ей всё же удалось подняться на ноги. Она пробежала два метра и снова бухнулась в пыль.

— Вставайте.

— Я сейчас умру.

— Теоретически вы уже мертвы, так что не отлынивайте.

Эстер стояла, раскачиваясь, на четвереньках.

Молох возвышался на ней, уперев руки в бока.

— Повторите: «Я поступила плохо. Я никогда не буду так делать».

— Я… я… поступила… пло… плохо. Не буду… так… делать.

— Ещё раз и громче.

— Я… поступила… О Смерть, меня сейчас стошнит.

Похоже, он переборщил.

Когда приступ закончился, Молох поднял её, мокрую, дрожащую от усталости, и прижал к груди. Ноги Эстер не держали, и она повисла на нем, ослабевшая.

— В следующий раз, прежде чем что-то делать, думайте о последствиях. Танатос спит и видит, как от вас избавиться. Понимаете, о чём я?

Любимая замерла в его объятиях и глухо прошептала:

— Я поняла намёк.

— Это не намёк. Я говорю прямо: следующая ошибка может стать последней. Не хотелось бы провоцировать Совет.

— Так не провоцируйте!

Иногда Молох совсем её не понимал.

— Всё зависит только от вас. От вашего поведения.

Раздался истерический смешок:

— Я буду послушной. Разве у меня есть выбор?

— Думаю, нет.

Не сейчас, когда благополучие Эстер и его, Молоха, хрупкий мир полностью зависят от воли Танатоса — уступит ли он искушению вернуть неугодную жницу демоническому супругу. Что перевесит: здравый смысл или предрассудки? Пока главу Совета сдерживают сомнения и страх перед гневом Великой, но любое колебание воздуха способно нарушить равновесие весов.

Эстер повела плечами, и Молох разжал объятия. Он смотрел на неё, растрёпанную, не слишком красивую, всю в грязи, и не понимал, когда успел привязаться настолько, что дважды нарушил закон и поступился половиной принципов. Он жаждал её тела — обычного, тоже неидеального, — но ещё больше хотел о ней заботиться. Прав был Росс, говоривший о комплексе защитника: чем проблемнее становилась Эстер, тем сильнее Молох в неё влюблялся. Ему действительно нужен был человек, которого он мог опекать, — скрытая, неосознанная потребность. 

— Просто ведите себя так, как от вас ждут.

Эстер смотрела на свои ноги.

— Да, — выдохнула она, не поднимая взгляд. — Как скажете.

Глава 23

Осторожно, стараясь не привлекать внимания, Альма поднялась на второй этаж и припала к замочной скважине. Всё, что удалось разглядеть, — тёмное пятно: демон стоял к двери слишком близко и загораживал обзор. Но Альма не расстроилась: директор был глуховат на левое ухо и имел замечательную привычку говорить так, будто и собеседник ничего не слышит. 

— Опекунство, значит? — пробасил он. Даже не пришлось прикладывать ухо к двери, чтобы различать каждое слово. — Да-да, это возможно. Мы такое практикуем.

Она почти видела, как затряслись все три директорских подбородка: свою речь господин Маркес всегда сопровождал активными кивками.