Любовь Химеры 2 (СИ) - Истомина Елена (читать полную версию книги TXT) 📗

Я выплюнула в тарелку лук.

— Жаль, конечно. Ну, ладно. Согласен, — кивнул Люцифер.

— Очки-то сними, — усмехнулся он.

Я, словно и не слыша его, продолжила.

— Мой муж проживет куда больше, чем 30 лет, и ты не будешь все это время пытаться убить его или как-то навредить ему.

— Хорошо, тогда он тоже должен будет подписать договор о том, что через 30 лет передаст тебя мне на 530 лет и не будет препятствовать исполнению договора.

— 530 лет?

Я аж вилку с мясом на стол уронила.

— Я хотел 800, Мара заартачилась, но не переживай, если понравимся друг другу, останемся любовниками.

— Во сколько девочка замуж выйдет?

— В 23–25.

— Отлично, после свадьбы я сваливаю, — я неприлично рвала мясо руками так, что брызги во все стороны летели.

— Не, ты что, я за это время лишь во вкус войду. Я за долгосрочные отношения.

— Это ты меня еще не знаешь, Тарх вон и тот через восемь лет от меня драпанул во все лопатки.

— Ой, я тебя умоляю, что может смыслить в женщинах русалий выродок? Только и мечется от одной юбки к другой, как сосунок недоразвитый. А потом жалуется, что его бросают. Я ж тебя одну каждую ночь так любить буду, что с самого утра только и сможешь, что о следующей ночи мечтать. И ее ожиданием жить будешь.

Я, не обращая внимания на слова жениха, открыла рот и принялась ковыряться ногтями в зубах, вынимая застрявшие волокна мяса.

Люций таки не выдержал, скривился.

— Прекрати!

— Прости.

Я отпила из бокала брусничного сока и довольно звучно рыгнула.

— Извиняюсь. Еще один пункт — безопасность моих детей.

— Конечно, конечно. Лично обязуюсь не только не вредить, но и охранять их покой во веки веков. Все это будет прописано в договоре. Единственно, что еще будет с моей стороны, я хочу небольшой залог, чтоб быть уверенным, что ваши ничего не выкинут за этот год, пока ардонийцы долетят.

Меня бросило в жар.

— Хочу провести сутки с тобой вдвоем. Я не буду ни соблазнять, ни даже прикасаться к тебе, если не захочешь сама того, хочу просто побыть с тобой вдвоем, хочу, чтоб ты перестала меня бояться. Поедем к морю, если хочешь, возьмем детей, ты — Лизу, я — Ярика. Они подружатся, я уверен. Я не хочу, чтобы ты боялась меня и шла ко мне, как на казнь. Это неправильно. Я хочу, чтобы ты с нетерпением и предвкушением ждала того времени, когда мы будем вместе. Кстати актриса Вы, Доротея Владиславовна, скверная.

Люций усмехнулся, подошел ко мне. Снял очки и заколку с головы. Я забыла, как дышать, глядя в серые глаза-океаны.

— Хороши у Перуна дочки, ой, хороши, — прошептал он, проводя своим пальцем по моим губам.

Я наконец опомнилась и отшатнулась.

Нет, нельзя мне с ним на сутки, никак нельзя, прав Перун, и не замечу, как побегу, раздеваясь на ходу.

— И, кстати, чем скрытнее одежда, тем больше мне хочется увидеть, что там под ней скрыто, — усмехнулся он.

— Я не могу на сутки, — хрипло сказала я, — у меня ребенок на грудном вскармливании.

— Ну, тогда на ночь потанцевать — и не более, не округляем свои небесные глазки, ой, ужаса-то сколько, и это у дочери верховного жреца Марса.

До меня только сейчас дошло, что он говорит, и я вздрогнула.

— Откуда ты знаешь, кто такой Витаор?

— Я все знаю, детка, все и про всех, — улыбнулся Люций.

— Не выдавай его, пожалуйста, — я схватила мужчину за руку, — прошу.

— Одна ночь — и не только не трону. Планету ему верну. За род его отомщу. Всего лишь одна ночь и одно слово, детка.

Глава 21

Я выбежала из кабинета Люция, не помня себя, едва не сбив с ног охранника, ждущего меня, чтобы отвезти домой. Я не замечала никого, бежала и бежала. По лицу градом текли слезы, из горла вырывались рыдания. Что же делать? Что же делать?! Посоветоваться я не могу ни с кем, понятно, они скажут: нет. Но тогда погибнет Витаор. Последний из своего рода. Тогда останется без любимого мужа его милая жена Сандра. Без отца его чудесные дети, которые любят его, очень любят. А он — их, я видела, как сияли его глаза при взгляде на них: его глаза сияли счастьем.

— Пташечки мои любимые, — говорил он, обнимая их.

Я и подумать не могла, что он может быть таким. Со мной была только строгость, только обучение. Только муштра. Я не ребенок — воин. И, тем не менее, я любила его не меньше, чем Влада, Перуна или Демитрия. Это как пальцы на руке, какой ни отрежь, будет одинаково дико больно. И я сохраню все свои пальцы целыми, чего бы мне это ни стоило. Да, говорить не буду, а там выкручусь как-нибудь.

— Если слышишь меня, богородица Лада матушка, не оставь меня милостью своей. Помоги, защити милая. Убереги отцов моих, сердце мое меж ними разрывается. Душа моя от ужаса перед Люцием трепещет. Не устою ведь, милая, не устою. Слаба душа моя, ничтожна. Защити, милая, помоги, — рыдала я, обняв березу.

От ужаса бежала так быстро, что сама не заметила, как за городом оказалась, совсем рядом со своей деревней. Вот это скорость! Я и не знала, что так могу. Наверное, просто так плохо еще раньше не было никогда. Постояла, обнявшись с березой, как с мамой родной, выплакалась, полегчало, пришло успокоение и вера в то, что все будет хорошо. Подошла к речке, умылась прохладной водой, полежала на солнышке — разморило, уснула. Проснулась, Перун рядом лежит, в небо смотрит.

— Почему я так боюсь его, пап? Ведь вроде мужик и мужик. Не кусается, не кидается, даже нежным может быть, а меня трясет от него, как будто он меня сожрать заживо хочет.

— Я уже говорил, стелет он мягко, спать жестко. Ты чувствуешь его истинную сущность, ее и боишься, его тайных мыслей и желаний. Тех, что он никогда не озвучивает, но делает.

— И ты прав, я не могу ему сопротивляться. Я не устою, если однажды останусь с ним наедине… А он потребовал в залог, что не передумаем, ночь с ним вдвоем провести, потанцевать.

— Иди, не бойся, в эту ночь он тебя не тронет, ему нужно благовидное впечатление на нас всех произвести.

Но я понимала: тронет. Еще как тронет. Ведь в угол загнал, сволота.

— Который час? — спросила я, опомнившись.

— Три почти.

— Ох, разлеглась! Илюшу же кормить нужно!

— Не нужно, он и козье попьет прекрасно, тебе теперь нужны силы на малышей. Дива, подготовь девочку к зачатию.

Дива словно из-под земли выросла по другую сторону от меня.

— Привет, красотка, — улыбнулась она, — раздевайся. И в речку-матушку бегом. Давай-давай.

Я оглянулась, отца уже не было, быстро выполнила, что меня просят. Жена Перуна часа полтора плескала на меня водой, растирая медом и травами, приговаривая что-то на старославянском. Я же была погружена в транс и словно плыла по бескрайней вселенной. Тихий голос Дивы доносился словно издалека, а когда все закончилось, я почувствовала себя словно заново рожденной.

— Ну вот, готово, выносишь, как бабочка, порхая. Родишь, как по маслу выкатишь! — засмеялась женщина, надевая на меня длинную, до пят, рубаху. — Мужа твоего щас тоже в баньке парят, готовят, иди, одевайся, прихорашивайся.

— А она у меня и так самая красивая.

К нам шел Олег в простой белой рубашке и белых же брюках. Он так и лучился чистотой и здоровьем. Такой красивый, сильный. Ничего-то с ним не страшно.

— Ну, с Богом, детки.

Дива улыбнулась и исчезла.

Олег подошел ко мне, я привычно уже при его приближении перешла в ардонийскую ипостась. Муж подхватил меня на руки и понес куда-то, прошел несколько шагов вперед, и мы оказались вдруг в том самом лесу у избушки под огромным голубым кедром. Воздух здесь был необыкновенно чист и свеж, словно только что прошла гроза. Муж опустился вместе со мной на колени, жарко целуя, сдернул с меня рубаху, а я с него. Мы зацеловали друг друга до безумия, нежно и в тоже время страстно. Мы оба трепетали от каждого прикосновения друг к другу. Олег спускался губами все ниже, а когда его губы коснулись самого потаенного, я взорвалась криком и выгнулась дугой. Его язык просто сводил меня с ума. Меня переполняла его энергия. Он питал меня сейчас точно, как Тарх. Как бог.