За мгновения до... (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
- Это большая ответственность - быть первым! – улыбается как пришибленный.
Я бы сказала, что у меня отвисла челюсть от этого заявления, но главный шок был ещё впереди:
- А для меня это будет важно вдвойне: потому что я хочу быть первым и последним!
Глава 42. Роковая запись или самый край обрыва
В то утро она пошутила. Шутка, которую не назовёшь неудачной. Шутка, которая открыла мои глаза на фундаментальную проблему.
Ева взбирается на меня верхом, в её глазах азарт, голод, тысячи откровенных намерений. Губы разминают одна другую, язык облизывает верхнюю в таком растянуто-ожидающем действе, что мой пах отзывается болью. Вряд ли она намеренно соблазняет меня, скорее, это неосознанный жест отчаянной девчонки, вдохновлённой витриной в лавке итальянского мороженщика.
- Ты смотришь на меня так, будто сейчас съешь! – признаюсь.
- Кажется, я чувствую себя так, словно вот-вот тебя съем! – соглашается.
- Приятного аппетита!
- Спасибо. Взаимно!
Спустя время добавляет:
- Надеюсь, происходящее не часть продуманной особо изощрённой игры, и ты не метишь добыть простынь после нашего первого секса, чтобы выиграть пари века?
Шутка больно резанула, и я ответил первое, что пришло в голову:
- Ты слишком много читаешь трэшевой литературы, Ева. Не будь такой подозрительной.
- Да? – странно проникает в меня взглядом, будто под кожу лезет.
- Да, - отвечаю, а сам чувствую, как леденеют руки, лежащие на её талии.
Холод от них расползается по телу и доходит до мозга: она не доверяет. Принимает правила игры, пока сам процесс ей интересен. Что будет, когда он иссякнет?
Меня распирает внезапно острое желание скинуть её с себя, но я не решаюсь. Боюсь! С ужасом взвешиваю последствия: Ева не Мелания, ей нельзя говорить, что вздумается - каждый взгляд, вздох, фраза под строжайшим контролем. Абсолютно всё подвергается критическому анализу и проверке на безопасность.
«Ева…» - зову мысленно. «Моя Ева, ты моя только потому, что я уже весь и без остатка твой. Так не разрушай же меня!».
В школу мы едем молча, в тишине возникшей утром дистанции. И от этой тишины мне физически больно.
Выйдя из машины, я беру её за руку и замечаю усмешку. Меня бросает в жар, мозг лихорадочно пытается найти ошибку, но никак не может. Из-за чего она такая? Что я сделал не так? Война в детстве? Или вся эта история с Днём Рождения Мел? Так, её уже не исправить. А жить хочется! Жить так сильно хочется! Особенно теперь, когда понял, что это такое – жить.
В коридоре перед дверью в её класс по французскому не выдерживаю: обнимаю, прижимаю к себе покрепче, нахожу губы и целую. А она опять за своё:
- Конспирация? Алиби?
Мне больно и на языке вертится: «Да, Ева. Всё на благо проекта «Ева и её репутация!». Но вместо этого мой рот произносит:
- Просто хотелось поцеловать. Я ведь не увижу тебя час. Целый час…
И не сказал ещё, что едва нашёл силы оторвать свою ладонь от её ладони. Что да, она была совершенно права - я веду себя как сахарный влюблённый придурок, и, что странно, меня ещё не тошнит от самого себя – ценности и приоритеты кардинально поменялись. Развернулись на 180 градусов.
Я слышу голос Мел, и вскоре она появляется в коридоре, Крис рядом.
Мы с Евой разрываем свои объятия, причём одновременно, но она одевает меня взглядом в горький скафандр вины. И я чувствую, глубоко внутри понимаю, что да – виноват. Нельзя было убирать руки. Нельзя.
Урок программирования и дизайна – унылая мутохрень. Уже каждый уважающий себя дурак знает, как пользоваться Фотошопом. Идиотские задания выводят меня из себя, но ещё больше эти тупые дуры, которые записываются в те же классы, что и я, чтобы иметь возможность попросить о помощи.
Я сегодня зол и никому ничего не объясняю. Я сегодня целиком и полностью в себе. Даже Рон не пытается со мной заговорить – знает, что огребёт.
Урок уже почти подходит к концу, когда в класс уверенно входят пятеро полицейских:
- Спокойно ребята, все остаются на своих местах. Мы здесь для того, чтобы каждый из вас был под защитой и в безопасности.
Второй, в очках и с брюхом, ведёт пальцем по листу, прикреплённому к жёсткой папке:
- Дамиен Блэйд и Рон О`Рейли прошу подняться и выйти из класса.
Мы обмениваемся взглядами ещё до того, как встать, и я предупреждаю Рона в любом случае держать рот на замке. Он согласно кивает.
В коридоре нам заламывают руки, прижав лбами к стене, обыскивают, выворачивая карманы и складывая их содержимое в полиэтиленовые пакеты. Как водится, объясняют наши права.
В школе звенит звонок, народ мгновенно заполняет коридоры: вытянутые лица, злорадствующие, перепуганные, нахмуренные, но среди них нет того единственного, которое я жажду увидеть.
Уже садясь в одну из многочисленных полицейских машин, замечаю Криса, Меланию, Эйдана и Лукаса в таком же точно положении, как и мы с Роном. Каждого изолируют в отдельной тачке – поэтому их столько, а точнее – шесть.
Собственно, уже по пути в участок мне ясна общая картина происходящего. Но в таких случаях лучшая стратегия – всё отрицать, даже если следователь убедительно сулит бенефиты чистосердечного признания.
Но в процессе допроса выясняется, что у них есть запись с нашими голосами. И на ней мы обсуждаем угнанные машины.
Сутки в одиночной камере, после неё перекрёстный допрос: Где? Когда? Какие машины? Сколько их было?
И самый главный:
- С какой целью?
- Хотели развлечься.
- Вы понимаете, Блэйд, что нарушали закон? Систематически?
- Да, понимаю. Но вы ведь нашли все машины?
- Нет, не все.
- Мы вернули все, до единой. Оставляли в том же квартале, где брали, в радиусе не больше километра.
- Мы не знаем, какие из пропавших автомобилей были украдены вами. И вы никак не можете доказать, что все найденные – ваши.
- А мы и не должны это доказывать. Это ваша работа, разве не так? Докажите, что пропавшие и не возвращённые связаны с нами.
- Откуда у Вас на счету 47 000 долларов, Блэйд?
- Я закажу для вас выписку из банка. Когда вам удобно её получить?
- Вы не в том положении, чтобы дерзить, Блэйд. Даже если вы крали машины и возвращали их, закон был нарушен. Нанесён непоправимый моральный вред владельцам.
- Дальше я буду говорить только со своим адвокатом! – ставлю точку бесполезной дискуссии.
Мел в узком коридоре, с заведёнными за спину руками.
Ещё сутки в одиночной камере.
Отец, десятый раз протирающий трясущимися руками стёкла очков:
- О чём ты думал, Дамиен? О чём? Какой колледж тебя примет? Куда ты теперь поступишь? На ферму в Мишн? Или в Абботсфорд? Келовну?
Ещё сутки и ещё один разговор: я, Мел, мой отец, её отец.
Итог: пятнадцать тысяч штрафа, социальные работы и испытательный срок. Без криминальной записи в системе, потому что мэр – отцовский одноклассник, и потому что отец Мел – адвокат.
Медленный путь к кульминационной точке, режущий и слепящий глаза свет свободы, дерево во дворе полицейского участка, и Мел, прячущаяся от жары под его кроной и выдыхающая дым сигареты. Она отрывается от ствола, на котором до этого полулежала, обнимает мою талию так, будто у меня провалы в памяти, или последние месяцы мне приснились, и произносит то, что меня уничтожит:
- Что так долго? Почему они тебя не выпустили раньше? Ты понял? Понял, да? Это была запись с её телефона. С ЕЁ, Дамиен! Твоей ЕВЫ!
Глава 43. Limbo
Мне даже не нужен её яд. Мне не нужны её интонации и средства выразительности. Я понял, я всё понял.
Меня только что убили. Одним метким выстрелом в самый центр моего сердца.
- Поедешь ко мне? Останешься на ночь? – до боли знакомый голос Мел пробивается к моему бедному сознанию.
И мы едем. Я не слышу слов, не воспринимаю фраз, не отдаю дань всяким попыткам утешения. Кажется, мой мозг онемел.
