За мгновения до... (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
{Billie Eilish – lovely}
Обнаруживаю себя сидящим на кухне. Мел варит кофе, задавая вопросы, на которые нужно давать ответы:
- С сахаром?
- Без.
- С молоком?
- Без.
- Может чай?
- Мне всё равно, Мел! – взрываюсь раздражением. - Мне плевать! Просто сделай что-нибудь, без вопросов, окей? Буду в спальне.
Поднимаюсь наверх, нахожу её комнату, надеясь, что здесь, в привычной обстановке, мне станет легче. Что письменный стол, книжный шкаф, полки на стенах, так хорошо мне знакомые, вернут то чувство безмятежности и понятности каждого прошедшего и грядущего дня, в котором жил раньше. Я смотрю на постель, где столько раз был обласкан и ласкал сам, ищу утешения, лекарств, выдаваемых строго по рецепту и только в таких запущенных случаях, как мой.
Но мне не помогает ничто. Боль всё там же, всё также упорно саднит, пульсируя в висках отсутствием выхода.
Подхожу к окну и, впервые в жизни, наблюдаю вид, открывающийся из него: ухоженный сад фронт-ярда, моя машина, припаркованная на гостевом подъезде, серая мокрая лента дороги, большой соседский дом напротив, выкрашенный гороховой краской, долину залива, его тёмные воды, рассыпанные микроскопические строения Северного Ванкувера и Западного берега, а за ними – горы, покрытые тёмно-зелёными елями, настолько гигантскими, что даже отсюда, из Кокуитлама, хорошо различимыми.
Открытие: я никогда, за всё время ни разу не приближался к этому окну и не любовался VIP видом. В этой комнате, в этом доме меня всегда интересовали и занимали совсем иные, куда более интересные вещи. И на них я уповаю теперь, зажимая руками развороченную в груди рану.
Мел подходит незаметно, обнимает сзади, ласково поглаживая ладонями, растопырив пальцы, сжимая ими мои мышцы, массируя, как кошка, демонстрируя свой интерес.
- Твой кофе готов, Дам, - сообщает.
Её голос так мягок, что в него хочется обернуться и забыться вечным сном. Но меня что-то удерживает. Нечто, не поддающееся логике и осмыслению. Я – окаменелость, на веки застывший отпечаток того, что ещё вчера казалось прекрасным.
Мел всегда понимала меня, всегда находила правильные слова для моих пертурбаций. Она не раз вправляла на место мои мозги, задавая мирное русло опасному горному потоку.
{Halsey – Sorry}
- Все ошибаются, Дамиен. Хуже всего, конечно, когда это происходит с теми людьми, кому доверял. Но ты переживёшь, ты – Дамиен Блэйд.
- Я Адам Дамиен Блэйд.
- Что?
- Моё первое имя – Адам.
Мне не нужно видеть её лицо, чтобы знать, что на нём. Но оно – наименьшая из всех моих забот в данный момент.
Жду, что она уберёт руки, но, несмотря на боль, сочащуюся из её ладоней, они на месте.
Мне больно, и я хочу, чтобы больно было всем вокруг. Хочу причинять боль. Очень много невыносимой боли:
- Я не люблю тебя, Мел. Никогда не любил. И ненавижу то, как ты произносишь моё имя.
Она замирает, но спустя мгновение прижимается плотнее, пряча лицо между моих лопаток. Я чувствую жар её дыхания - оно бывает таким, только когда она плачет. И сейчас её рыдания бесшумны, она плачет так, как плачут люди, агонизирующие в самой большой своей душевной боли.
Лучше ли мне? Нет, не лучше.
Мы всё так же стоим у окна, мои руки в карманах, её – обнимают мою грудь, сжимая. А по асфальту стелется ленивый дождь. Чёртов извечный Ванкуверский дождь.
Я слышу глубокий дрожащий вдох и вопрос:
- Как мне тебя называть?
Никак.
- Как она тебя называла?
Называла? Мел права, всё в прошлом, но как же, чёрт возьми, больно…
Боль! Боль, боль, боль…
Я знаю, она хочет как лучше, пытается исправить то, что так меня разворотило, но даже не представляет, что ранит ещё сильнее.
Ева… Что ты сделала со мной, Ева?
С нами?
Господи, как же мне это пережить… Как?
Руки не выдерживают заточения в карманах и уже зажимают лицо, пытаясь сдержать эмоции, запихнуть их обратно, хотя мне плевать, мне плевать, мне плевать…
Мел отдирает их от моего лица и, заглядывая в глаза, силится вдохнуть в пустоту жизнь:
- Я не желаю тебе, Дамиен, когда-нибудь узнать, как тяжело и унизительно стоять вот так, как сейчас я стою, ментально на коленях перед человеком, который не пожалел жестокости и выплеснул в лицо то, что было и так известно. Но я всё ещё здесь, и знаешь почему? Потому что это именно то, что делает с нами любовь – подчиняет, делает рабами, безвольными больными существами. И я всегда буду рядом с тобой, чтобы ни случилось, что бы ни произошло, как сильно бы ты не упал, Дамиен. Моё плечо всегда есть, всегда на месте, чтобы ТЫ мог опереться, Дамиен!
Любой мужчина мечтает услышать такие слова от женщины. Они как бальзам, обезболивающий душу.
Только моя проблема в том, что женщина – не та.
Глава 44. Beautiful hell
Её губы, целующие мои, безвкусны, тело бесцветно, ладони, ласкающие мою грудь, плечи, руки, не дарят тепла, она больше не пахнет сексом, женщиной, в которой я хотел бы раствориться. Я не хочу её, но отвечаю на ласки механически, сам спрашивая себя «Зачем?».
Я плаваю в желе, в густом геле безразличия. В нём хорошо, потому что не так больно. Знаю, что делает она, и знаю, что должен делать сам, но руки – ватные, губы – неумелые, будто забыли, как ласкать женщину. Мел расстёгивает мою ширинку, но у меня нет эрекции. Так хорошо знающие меня нежные руки делают то, что должны делать, но жизни нет. И я поднимаю её волосы, наматывая их на руку, и совершаю то, что всегда гнало кровь к тому месту, где она сейчас так нужна – вдыхаю запах на её затылке.
И получаю эпический росчерк в полнейшем поражении. Я инвалид, человек с ограниченными возможностями, с глубоким и необратимым поражением мозга, потому что запах женщины, когда-то бывшей моей, вызывает нечто среднее между приступом удушья и рвотным позывом.
- У тебя стресс, - Мел целует мои скулы. – Всё пройдёт, всё наладится, Дамиен! Мой Да-ми-ен…
Это конец, взрыв сознания, восстание чувств и эмоций: я с силой отталкиваю её и, застёгивая на ходу джинсы, рвусь вон:
- Прости, Мел!
{Florence + The Machine - Big God}
Рёв моего Мустанга возвращает меня к жизни: я несусь по ночному хайвею вначале в никуда, затем осознаю себя на пути в Мишн. Нахожу отель и заваливаюсь спать, не снимая обуви.
Мне снится сон: мои ступни в реке, её мутные воды окрашены розовым, словно я стою в клубничном молоке, но чем глубже захожу, тем сильнее течение, тем насыщеннее цвет. Я плыву, легко раздвигая воду руками, плыву до тех пор, пока она не становится алой. Алой и спокойной, а в ней я нахожу то, что искал и хотел найти. Я обнимаю её всем телом, оборачиваюсь второй оболочкой, целую в шею, чувствуя, как млеет её тело, как удовольствие растекается по её венам, как чаще отбивает свои удары её сердце. Она поднимет руку, чтобы запустить свои пальцы в мои волосы, и на её запястье я вижу красный цветок. Мгновенно вспоминаю, что она со мной сделала, хочу оттолкнуть, но чем сильнее и отчаяннее это желание, тем плотнее мои объятия, тем сильнее сжимают её сладкое тело мои собственные руки.
Ева откидывает их сама и разворачивается, смотрит своим шоколадом, щекоча каждую мою клетку обиженным, почти ненавидящим взглядом. И она говорит мне кое-что:
- Это не я, Дамиен!
С этой фразой я просыпаюсь, вскидываюсь, повторяя её как полоумный: «Это не она, это не она, это не она!».
Мне плохо. Я медленно, но уверенно слетаю с катушек, не в силах справиться с предательством.
Хотя, предательство ли причина этой чёртовой упорной садистской боли в груди? Этой агонии?
Нет!
Это осознание, что больше к ней не подойду, не прикоснусь, не стану смотреть в её сторону. Мой нос больше никогда не втянет её запах, пальцы не повторят контур губ, бровей, не пройдутся по её шее и ниже к груди, на ладонях не рассыплются мягкие пряди её волос.
У меня забрали единственное, что когда-либо имело значение. Вырвали из груди, оставив зиять пульсирующую пустоту, сводящую с ума болью. Я не хочу боль, хочу её сладкие губы. Хочу приложиться языком к ложбинке между её грудей, и застрять там навечно. Хочу раздвинуть её ноги и сделать то, чего так и не сделал. Хочу быть безумным, неугомонным, отчаянным, хочу гореть и сгорать, но только избавиться от этой выматывающей пустоты.
