Его птичка (СИ) - Попова Любовь (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
Хорошо, в чехле, не разбился.
— Вид, конечно, замечательный, Синицына, но, по-моему, мы с вами оперировали живот, — произнес строгий очень знакомый голос. Соседки засмеялись, очень напыщенно и как-то фальшиво.
Ну, еще бы. Еще, поди, и ресницами захлопали.
Я с досады чуть вслух не застонала, еле сдержавшись. Повернув голову и, выглянув из-за пелены волнистых волос, я посмотрела на серьёзное лицо Романа Алексеевича, в темных глазах которого, как угольки, тлели смешинки.
Я, ворча себе под нос, что-то о неуёмных женщинах и наглых мужчинах, рывком натянула брюки. Я ощущала жар в пояснице, там, где Роман Алексеевич взглядом касался обнаженной кожи.
Благодарно улыбнувшись Надежде, которая протягивала выключившийся из-за падения телефон, я взяла его и убрала под подушку. Сев на кровать, я из-под нахмуренных бровей прожигала взглядом дыру, в дорогом на вид, галстуке врача.
Впрочем, он своей вины явно не чувствовал и выглядел даже слишком довольным всей ситуацией.
— Ну, как вы тут дамы? Я смотрю, не скучаете.
— Нет, Роман Алексеевич, — в один голос, как на параде перед генералом, ответили Катя с Надеждой.
Я только закатила глаза. Неужели и мне предстояло в скором времени встать по струнке перед этим местным языческим божком? Влюбляться в него не было никакого смысла. Боги лишь могут одаривать своим светом и вниманием, но никогда не полюбят смертных.
— Синицына, вы сильно не располагайтесь, — посмотрел он строго на то, как я сижу, скрестив ноги.
— Мне разве уже можно ходить?
— Ходить-то вам нужно, а вот выполнять акробатические трюки, что вы сейчас продемонстрировали, еще рановато. По коридору третья дверь направо. Я жду.
С этим он и вышел, опалив взглядом, прикрытую тонкой сорочкой, грудь, отчего я ощутила удушение, словно на шее повязали атласную ленту — гладкую, нежную, но сжимающую до хрипа.
С губ слетел еле слышный стон, но тут же был заглушён восклицанием:
— Какой мужчина!
Глава 6. Осмотр Тет-а-тет
Я только раздражённо посмотрела на женщин и, достав шлепки, обулась в них и встала. Страх сковал всё моё существо, концентрируясь внизу живота.
Резво переодевшись, уже не отвлекаясь даже на неторопливый разговор соседок, я вышла за дверь палаты. В коридоре было также светло, в разные стороны сновали врачи, пациенты и медсестры с капельницами и пилюлями. Повсюду раздавались просьбы больных и требование персонала.
Как и всегда чувствуя на себе взгляды окружающих, я на негнущихся ногах прошла по коридору и нашла нужную дверь.
В нескольких метрах, возле стойки администратора я увидела рослую женщину. И в обычное время я бы и внимание не обратила, но рука брюнетки лежала на предплечье Романа Алексеевича и это вызвало внутренний дискомфорт. Мысль о том, что женщина могла быть супругой моего хирурга, казалась невыносимо обидной.
Будучи балериной, я не отличалась умением красиво говорить, читать наизусть целые поэмы или выдавать остроумные шутки, зато я обладала гораздо более полезным талантом помимо красоты движения. Я понимала язык тела.
Танец — это способ передачи информации без слов. И в этой мизансцене, что я наблюдала, было ясно видно, что дама с модной стрижкой, возраста примерно моей матери, отчаянно желала Сладенького. Всё тело женщины тянулось к мужчине, глаза, то и дело ощупывали привлекательное лицо и участок обнаженной шеи, а пальцы так и норовили вцепиться в ткань халата.
Внимание же врача было поглощено плинтусом с правой стороны от темной головы собеседницы.
Внутри живота возник неприятный отголосок тошноты, словно я увидела что-то запретное и неправильное.
Я слегка вздрогнула, когда светлая голова Романа Алексеевича повернулась, и он уставился прямо на меня.
Его тело напряглось, мышцы ясно обрисовались под белым халатом, а глаза чуть прищурились, напоминая ястреба, узревшего на дальнем расстоянии свою добычу.
Вот, это мужчина, который желает женщину. Очевидно, то, что Роман Алексеевич впервые видел меня в полный рост, сыграло свою роль.
И дама тоже оказалась неглупа и сразу заприметила резкую смену в собеседнике.
Она перевела взгляд на меня и с явственным высокомерием оценила и тонкий стан, и свежее молодое лицо и копну всклоченных черных волос.
И если мне самой они и показались патлами, то взгляд, брошенный в матовое непрозрачное стекло в двери процедурной подсказа, что выглядело это, как минимум привлекательно. Если не сказать — сексуально.
Я вдруг вспомнила сказку, с которой я впервые танцевала на сцене. Это была «Мёртвая царевна» Пушкина. И вид этой порочно красивой женщины ясно давал понять, что как бы ни было налито и красно принесённое ею яблоко, принимать его нельзя.
Я быстро отвернулась, стыдясь, что меня поймали за подсматриванием. Отчего в душе набегали волны неприятной тяжести предчувствия.
Безотчётное волнение пробиралось под кожу, как игла медсестры — болезненно и осязаемо.
Слишком осязаемо.
Я невидящим взором смотрела на дверь, за которой мне предстояло остаться с хирургом один на один.
Возможно, Роман Алексеевич пригласит кого-то, но неуклонно приближающиеся беззвучные шаги и усиливающийся запах свежего одеколона словно шептал мне, что перевязка будет тет-а-тет.
Я медленно повернула голову, чтобы столкнуться с насмешливыми синими глазами и вмиг ощутила дикое желание сбежать в свою палату к соседкам-хохотушкам. В любое другое место, где не будет этого настырного взгляда, который как магнит с разными плюсами — и притягивал, и отталкивал.
Пока он неуклонно подступал, я оценила неспешность его шага, в котором не было ленцы, а только затаённая сила. Роман Алексеевич напоминал спринтера, готового рвануть в любой момент. Наверняка, умение бегать для врачей крайне важно, ведь порой чья-то жизнь висит на волоске.
Он почти рядом и я, задыхаясь, окунулась в омут его темных глаз, загипнотизированная обещанием, полыхнувшим в них. Я одёргивала себя за столь несвоевременные мысли и желания, но разве внимание такого мужчины могло оставить безразличной меня? Хоть кого-то?
— Эта женщина ваша жена? — задала я вдруг вполне закономерный вопрос, чтобы хоть немного сбросить с плеч лямку власти и отвоевать себе личного пространства, потому что он подступил слишком близко, потому что он одно сплошное «слишком».
Роман Алексеевич резко побелел и посмотрел на меня, как на насекомое, словно я не достойна, знать ответ на простой вопрос.
Больно надо!
Я еще раз кинула взор туда, где только что стояла дама и перевела его на мужчину. Он отвел свой острый взгляд и без слов открыл передо мной двери. Рукой он направил моё движение, чтобы проходила быстрее.
Подчинилась. Быстрее начнем, быстрее кончим.
Нет, об этом точно думать нельзя.
А он смотрел так, словно знал каждую мысль, что проскакивала в моей глупой голове, каждое желание, что обуревало молодое тело.
Откуда?
Он отвернулся, дав мне возможность вздохнуть спокойно, и стал выполнять простые, привычные для него действия: вымыл руки, вытер, натянул латексные перчатки, начал готовить раствор для обработки шва. Ничего особенного. Обычные действия, обычного врача.
Вот только у меня прошла дрожь по телу от того скрытого эротизма, что сквозило в каждом его мерном движении рук. Он словно выполнял сложнейшие па из соблазнительного, но такого порочного балета «Кармен».
Я увидела, что голова его чуть повернулась, а взгляд зацепил, трясущиеся руки, которые я заламывала, не зная, куда их деть. Он хмыкнул, негромко, но словно не сомневался в причине моего волнения.
— Синицына, если вы так и будете продолжать на меня смотреть, то я быстро переквалифицируюсь из вашего врача в…
Кого? Кого?!
Он не успел закончить фразу, а я заметила медсестру только, когда худосочное тело оказалось перед покрасневшим от стыда лицом.
— Роман Алексеевич, я отходила.
— Вы можете… — Он раздраженно дернул головой и замолчал. Медсестра стояла ни жива, ни мертва. Очевидно же, что он тоже был раздражен тем, что его перебили. Вздохнул, сдержав в себе едкий ответ, и посмотрел на свои руки, затянутые в латекс.
