Его птичка (СИ) - Попова Любовь (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
— Вы это специально, — возмущенно вскрикнула я, пока Роман Алексеевич пожирал моё тело взглядом.
— Да, как бы я посмел, — приподнял он уголок губ и отвернулся, чтобы сорвать бумажное полотенце. — На, вытрись, повязку мочить не стоит.
Я, тяжело и часто выдыхая воздух, чувствовала, как во мне заиграла, подобно резким звукам контрабаса, злость.
Я отставила стакан на стеклянный столик и уже протянула руку за полотенцем, как он резко одёрнул его и улыбнулся шире.
— Хочешь, давай я вытру, чтобы убедиться, что ничего не промокло.
Двусмысленность его фразы поражала своей бестактностью и я, заглушив в себе восхищение от его улыбки, сделала шаг вперед и вырвала полотенце из рук.
— Я ведь могу на вас и нажаловаться.
— Давай, — указал он на запертую дверь, — Заведующую ты видела.
Я смолчала, хмуря лоб, и отвернулась. Больно надо общаться с женщиной, которая при всех заявила на него свои права. Прижимая, тут же намокшее полотенце к груди, я направилась к выходу.
— Спасибо, — снова проговорила я, чувствуя на спине горячий взгляд, и отворила двери. — Обойдусь. У меня дядя ФСБшник, — с намёком бросила я через плечо и захлопнула двери.
Обычно это служило хорошей проверкой на решительность и настойчивость. Посмотрим, пройдет ли её он.
За спиной послышался гортанный короткий смешок и скрип открывающейся двери. Я усмехнулась и тут же замерла, окунувшись в какофонию звуков больничных будней, от которых я столько времени отвыкала.
Мы с братьями слишком много времени проводили у палаты отца и ждали, когда же, наконец, он вернется домой. Не дождались.
Повсюду бродили врачи и медсестры в белых одеждах и пациенты — некоторые сидели на диванчиках, кто-то ждал врача. Медсестра из процедурной шла прямо на меня, держа в руках синюю запечатанную коробку. Она кивнула мне и получила ответную улыбку, которая резко, словно кто-то оборвал струну, сошла на нет.
Я открыла рот, чтобы закричать, но из горла вырвался лишь хрип, когда я увидела это.
Взгляд бешеной собаки и раскрытая пасть, прямо за спиной медсестры.
Мужчина бежал от санитаров по длинному коридору с занесенной вверх рукой, в которой мелькнула сталь.
Он кричал что-то, а я так и не смогла произвести ни звука. Все произошло слишком быстро.
Скальпель, вонзился в шею медсестры, которая была от меня всего в нескольких шагах.
Время замерло. Сцену смерти я наблюдала будто в рапиде — медленно и протяжно. Слёзы крупными каплями стекали в ворот уже промокшей футболки, пока в голове стоял невообразимый шум, а к горлу подкатывала тошнота.
Женский крик разорвал на мгновение образовавшуюся тишину и словно запустил время, которое теперь неслось во весь опор, как сумасшедший иноходец.
Внезапно я ощутила, как мои тонкие плечи тисками сжимают крепкие пальцы и оттаскивают назад в процедурную. Страх сжал внутренности, адреналин запустил в кровь яд, и я беззвучно рыдала, наблюдая, как падает на пол молоденькая медсестра.
Сумасшедший в пижаме в квадратик безумно хохотал, пока со скальпеля капала чужая, невинная кровь.
О Боги, это же Роман Алексеевич!
Хирург кинул в сторону коробку жидкого мыла, чтобы отвлечь мужчину. Тот повернулся на смачный шлепок пластика о стену и не успел ничего предпринять против выскочившего на него врача.
Роман Алексеевич с размаха выбил скальпель из его рук. Тот звучно упал, подпрыгивая по кафелю, как резиновый мячик и приземлился у ног застывших пациентов. Весь коридор стал походить на музей восковых фигур, настолько все свидетели казались неподвижными. Застыла и я, зажимая себе кулак зубами, чтобы не закричать от ужаса и страха.
Хирург, уже не обращая внимания на борьбу санитаров с обезумевшим напавшим, склонился над еще дышащей медсестрой.
Жива.
Кровь хлещет у нее из шеи, которую рукой зажимает Роман и кричит, чтобы везли каталку. Его белоснежный халат мигом пропитывается кровью, но рука сдерживает поток, зажав нужное место на шее. Взгляд сосредоточен и непоколебим. Случись сейчас бомбардировка со стороны Китая или США, он ни на секунду не отвлечется.
Медсестра дышала хрипло и рвано, из глаз стремительно уходила жизнь, а их горла вырывалось лишь болезненное мычание.
Безумного повязали, а медсестру увезли в операционную, с так и не отпустившим её шею хирургом.
Он спасет её, он должен её спасти.
Прижавшись к стене, я содрогалась от рыданий. Ноги подкосились, и я сползла по стене, чувствуя, как меня накрывает отчаяние.
Я прикрыла глаза, но в голове, ослепляя, так и горели бешеные, налитые кровью глаза и выгнувшееся, словно от электрического тока, тело медсестры. Картинка сменилась, и вот я уже узнаю Романа Алексеевича. Он спасал медсестру, неважно, что недавно ей нахамил. Для врача жизнь пациента превыше собственных амбиций и дурного воспитания.
Счет шел на секунды, кровь была повсюду.
Взглянув на свои носки, я увидела красные капли, словно напоминание в какой опасной близости находилась от участи жертвы. Всего лишь в шаге от вероятной смерти.
Нет, я бы не умерла.
Он бы спас меня, так же как сейчас спасает свою коллегу.
В голове сотни мыслей, но над всеми, довлело его напряженное, и что греха таить, красивое лицо.
Господи! На моих глазах чуть не умерла девушка, а я думаю о нем.
Надо выйти, потом в душ. Наверняка, коридор скоро опустеет, а в каждой палате будет идти бурное обсуждение произошедшего. Как вообще сюда попал этот псих? Как больница допустила такую грубейшую ошибку правил безопасности? Как в его руках оказался хирургический инструмент?
Вопросы, вопросы, и не факт, что я получу ответы.
Спустя минуту или час, или вечность, я наконец открыла заплаканные глаза и осмотрелась. В процедурной ничего не изменилось. Все те же стеклянные стеллажи, столик с медикаментами и все тот же запах дезинфектора, смешанный с лимонным душком парфюма Романа Алексеевича.
В горле так и стоял ком. Сделав пару глубоких судорожных вдохов, я ощутила, что дышать стало легче. Из приоткрытого окна так и задувал лёгкий ветерок, орошая молекулами свежего воздуха разгорячённое слезами лицо.
Я прикрыла глаза и попыталась представить себя на острове спокойствия и тишины посреди бушующего океана страстей. За дверью все так же слышался гул голосов, и мне не хотелось в него окунаться. Лучше еще посидеть здесь, наверняка, скоро придет другая медсестра, с другой коробкой перчаток.
Незаменимых нет, и эта истина пришла ко мне, когда отца на следующий же день после смерти заменили на рабочем месте, пока положение нашей семьи неуклонно ухудшалось.
Медленно поднявшись, скользя пальцами по гладкой стене, я ощутила, как затекли ноги, долго находившиеся в согнутом положении.
Прошла еще минута или час, а я так и стояла, не двигаясь, словно застывшая фигура в бесконечности бытия.
Прижавшись затылком к прохладной стене, я медленно приходила в себя, но дыхание было все еще рваным от обильного потока слез, которые и сейчас лежали соленой влагой на губах.
Дверь скрипнула, и я вяло перевела взгляд на вошедшего.
Роман Алексеевич.
Хладнокровный с виду, но в глазах все еще полыхал адреналин. Как давно все произошло? Как давно я здесь стою? Как давно я была просто Аней Синицыной, жаждущей танцевать и стать знаменитой?
Теперь только одно желание плескалось в дрожащем теле, еще не оформленное, но такое дразнящее, как жужжание комара. Быть в его, таких надежных руках.
Роман Алексеевич, все еще в операционной форме, стоял и разглядывал мое наверняка опухшее от слез лицо, покрасневшие глаза, дрожащие губы и зажатые в кулаки руки.
Красива ли я сейчас для него? Почему-то это меня тревожило меньше всего.
— Она жива? — то ли вопрос, то ли хрип, вырвавшийся из пересохшего горла, но он понял, потому что почти таким же голосом ответил, отрывисто: