Доверься мне (СИ) - Каллихен Кристен (читать книги онлайн txt, fb2) 📗
— На самом деле я старался защитить тебя. Подумал, что ему следует знать о твоей работе в эскорте.
На этих словах Джон бледнеет, все его тело вибрирует как камертон, по которому ударили. Наши глаза встречаются, и я вижу его потребность защитить меня и абсолютное возмущение.
— Ты встречаешься с ним уже достаточно, — продолжает отец. — Лишь вопрос времени, пока пойдут слухи. Лучше ему быть готовым.
— Ты — убогий мудак. — Джон надвигается на отца. — Мерзкое дерьмо…
— Джон, — зову я достаточно громко, чтобы пробиться сквозь его ярость, — прошу тебя, не надо. Он как раз и добивается того, чтобы ты его ударил.
— Так позволь сделать ему одолжение, — рычит Джон. — Я сумею пережить последствия.
— Но я не сумею. — Делаю глубокий вдох. И еще один. — Можешь… м-м-м… дать нам минутку? — Я указываю на отца.
Джон меняет позу, сжимая и разжимая пальцы и явно изо всех сил подавляя инстинкты. Ему не свойственно отступать. Желает признавать это или нет, но он защитник.
— Стелла, — теперь это звучит как мольба, — позволь мне…
— Пожалуйста, — шепчу из последних сил.
Он коротко кивает.
— Буду в соседней комнате. — Он тяжело смотрит на моего отца. — Если ты подготовился, то наверняка знаешь, из какой я семьи. Я с пеленок умею играть грязно, и способен прикончить тебя по щелчку пальцев. Обидишь ее, я так и поступлю.
Я шокированно смотрю на то, как Джон разворачивается и направляется в домашний кинотеатр.
— Он мне нравится, — нарушает тишину отец. Когда я мечу в него взгляд, он приподнимает бровь. — Знаешь, а он прав. Его родня — отпетые негодяи, богатые и могущественные достаточно, чтобы в любой ситуации выйти сухими из воды.
— Так, может, тебе следует внять его предупреждению и отвалить?
Папа подходит к мраморной каминной полке и рассматривает пасторальную картину маслом над ней.
— Он не обидит меня. Слишком боится этим ранить тебя.
— В отличие от тебя. — Я швыряю бутылку, в которую перед этим вцепилась мертвой хваткой. — Ты пропадал столько времени. Годами я ждала от тебя хоть словечка, но ничего. — Он даже не вздрагивает, вообще ноль реакции. Просто стоит, касаясь пальцами стоящей на каминной полке ониксовой статуэтки и, несомненно, подумывает украсть ее. Неуверенным шагом направляюсь к нему. — Годами я жила одна, без родных, и вот дождалась твоего появления. Но не из-за меня, а из-за него. — Указываю пальцем в сторону, куда ушел Джон. — Из-за денег.
— Я сделал тебе одолжение, — ровным тоном отзывается отец. — Ты не нуждаешься во мне. Правда в том, что после моего ухода ты богатела.
— Ни грамма раскаяния, — продолжаю я, — даже сейчас.
Он качает головой.
— Никогда не раскаивался. Никогда не испытывал ничего подобного, откровенно говоря.
И пусть у нас одинаковый цвет и разрез глаз, но в его взгляде безразличие. Неожиданно приходит осознание, что я всегда расценивала их как зеркала, в которых можно видеть лишь отражение, никакой глубины.
Отец чешет пальцем бороду.
— Хотя нет, не совсем так. Я всегда гордился тем, как быстро ты научилась заботиться о себе.
— Мне пришлось, — фыркаю я. — Ты же не обеспокоился этим.
— Как я и сказал, тебе без меня было лучше.
— Но теперь ты явился. Пришел за деньгами.
У меня внутри все дрожит, и я обнимаю себя руками. Это слишком некомфортная, но знакомая ситуация. Я всегда держу себя.
— Лишь за жалкими крохами. Я в затруднительном положении. — Внимание отца переключается на серебряную шкатулку, стоящую на антикварном кофейном столике. — Вряд ли парень заметит ее отсутствие.
— Ради этих «крох» ты готов пожертвовать тем, что больше всего напоминает мое счастье?
В горле начинает булькать, и я с трудом сглатываю, чтобы подавить тошноту.
— Да ладно тебе, Стелла. Я учил тебя лучше читать людей. Ты ничем не рискуешь. Этот парень смотрит на тебя так, словно от твоей улыбки зависит восход солнца. Нет ни малейшего шанса потерять его. Я убедился в этом еще до того, как обратиться к нему.
Боже милостивый, отец на полном серьезе считает, что правильно относился ко мне. Я смотрю на человека, ответственного за мое рождение. Я слишком долго ждала папу и успела забыть, что значит находиться рядом с ним. Он — это иллюзия, и всегда ею был. Чего-чего, а любви и защиты от него я никогда не увижу. Мне больно, и я в ярости, но любви к этому человеку во мне не осталось. Между нами больше ничего нет. Только боль от осознания, что больше у меня нет семьи. Я одна-одинешенька в целом мире.
— Я хочу, чтобы ты ушел, — выговариваю онемевшими губами.
Он пристально смотрит на меня, прикидывая возможный исход событий и варианты ответа.
— Как пожелаешь.
— Держись подальше от Джона и его окружения, иначе я обращусь в полицию. Понял?
Обветренное лицо моего отца напрягается, но он кивает.
— Понял.
Мы стоим в полнейшей тишине, и ни один из нас не двигается. Я испытываю облегчение от того, что вижу его в последний раз. А еще мне больно за себя. Но все это зиждется на моем внутреннем ощущении брошенности. Когда пытаюсь думать о том, что скучаю по отцу или о желании, чтобы он вернулся, не чувствую ничего.
Слегка склонив голову в знак согласия, он возвращает шкатулку на место…
Боже, и когда только отец успел взять ее? Выпрямившись, он вновь склоняет голову.
— Ясно. Тогда я сваливаю. Помни, чему я тебя учил. Ты родилась в одиночестве, и умрешь тоже в одиночестве.
Другими словами, единственным важным человеком являешься ты сам. Я сбилась со счету, сколько раз слышала от него эту фразу. Горечь омывает мой язык и спускается к горлу.
— Прощай.
Хочу уже, чтобы отец поскорее исчез. Он должен уйти прежде, чем я расклеюсь.
Никаких прощальных объятий, просьб о прощении. Он просто разворачивается и покидает меня. С такой же легкостью, как и в прошлый раз.
ДЖОН
Я облажался, и сильно. Забыл рассказать Стелле об ее отце. Почему я все время все забываю? Особенно о важном. О том, что способно кого-то ранить, если я забуду. Почему я так поступаю с людьми?
Провожу рукой по волосам, меряя шагами комнату и проклиная себя. Однако сейчас речь не обо мне, а о Стелле. Она там с этим дерьмищем, называемым ее отцом. А я считал, у меня бесчувственные родители. От этого мужика буквально веет арктическим холодом. Настоящий социопат, если вас интересует мое мнение.
Очевидно, что у него напрочь отсутствует сопереживание. Зато он по щелчку пальцев умеет включать обаяние. Правда, это лишь иллюзия, без содержания. На протяжении своей карьеры я встречал подобных ему людей. От них пробирает до костей. Хуже всего, что обычно им сходит с рук разрушение всего на своем пути, сохраняя лишь людей, которых они могут с успехом использовать.
То, что Стелла не могла положиться на него в детстве, понятно без слов. Чудо, что она такой выросла. Мне как никому известно, что такое одиночество в лишенном любви доме. Но меня хотя бы поддерживали друзья. Я мог не всегда признавать это, но все равно понимал. Да, у Стеллы были Хэнк и Коринн, но она совершенно точно не привязывалась к ним слишком сильно.
Боже, ей же там больно. Сходя с ума от беспомощности, я кошусь на дверь. Хочется вломиться туда и выгнать к чертям ее отца. Голос Стеллы то повышается, то понижается, звучит неразборчиво, но с сердитыми нотками. Ее отца не слышно. А теперь в комнате наступила тишина.
Почему так тихо?
Я уже собираюсь забить и войти, когда дверь открывается. Стелла останавливается в тени коридора, лицо бледное, глаза влажные.
— Он ушел.
— Ты в порядке?
Она должна быть. И будет.
— Все хорошо.
По голосу этого не скажешь, в нем пустота. Красивое лицо выглядит потухшим.
— Детка…
Я подхожу медленно. Стелла настолько напряжена, что я боюсь сломать ее, если буду двигаться слишком быстро. С каждым шагом ее раздражение растет.
