Танец марионетки (СИ) - Кравченко Елена Евгеньевна (прочитать книгу TXT) 📗
— Мне не хватает развлечений, а вы воплощенное Развлечение и Разнообразие.
Она больше не могла с ним разговаривать. То, как они ссорились, ей показалось… неправильным… Графиня де Пейрак не должна была разговаривать в таком тоне. Это могло оскорбить его. Опять оскорбить! Да что же она делает. За один день она уже второй раз возмутительно ведет себя со своим мужем. Это… это не благородно с её стороны. Сколько раз её наказывали за подобный тон и резкие замечания во время обучения в монастыре! Но она, как никогда, чувствовала себя марионеткой, куклой, которой забавляются и смотрят, что она может показать.
— Я вам никогда не прощу этой гнусной комедии, — проговорила она, поджав губы с достоинством, на которое только была способна.
— Я обожаю разыгрывать комедии. Видите ли, моя дорогая, судьба не всегда была ко мне благосклонной, надо мной часто насмехались, и вот теперь я, в свою очередь, испытываю бесконечное удовольствие, насмехаясь над другими.
Эти слова снова вывели её из себя. Она была от всего происходящего уже в таком состоянии, что пропустила первую часть его речи, и услышала только о его желании насмехаться над другими. Анжелика развернулась и пошла прочь.
— Анжелика! Анжелика! — тихо позвал Жоффрей.
Она обернулась. Граф был уже без маски.
— А вы не боялись, мессир, что могли меня скомпрометировать? — с такой же язвительностью, какая слышалась раннее в голосе графа, произнесла Анжелика. — Ведь кто-нибудь мог увидеть, как какой-то трубадур в маске соблазняет графиню де Пейрак. А меня даже некому было бы защитить, вызвав обольстителя на дуэль.
И она пошла к дому с вызывающе гордой осанкой. Уже поднимаясь по ступенькам, она слышала громкий веселый смех графа. А шагая по лестнице, Анжелика поняла, что тоже смеется.
Она раздевалась, нервно срывая застежки и раня пальцы булавками.
— И все-таки… Ситуация была… комичной: муж, украдкой соблазняющий собственную жену. И я в его глазах должна выглядеть легкомысленной кокеткой. Потому что отвечала на его поцелуй еще до разоблачения! Удивительно, что смогла от него отстраниться. В прошлый раз я чуть не потеряла сознание, а уж голову потеряла определенно.
— И что он теперь думает обо мне? Что я собиралась ему изменить? А впрочем — это не моё дело. Пусть думает, что хочет.
Уже лежа в постели, Анжелика ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть. Малейшее прикосновение простыней обжигало и без того пылающее тело. Лицо в маске, израненное лицо, безупречный профиль мелькали и кружились перед нею. Какую тайну скрывает этот мистификатор? Ее охватывало негодование, но ему на смену тут же приходило воспоминание о наслаждении, испытанном в его объятиях, и наполняло Анжелику сладостной истомой.
«Вы созданы для любви, мадам…»
Постепенно Анжелика уснула. Ей снились глаза графа де Пейрака, горящие огнем страсти, и она видела, как в них танцуют языки пламени.
В это же время Жоффрей де Пейрак возвращался в Тулузу. Он ехал не спеша. Ему не хотелось торопиться. Его конь двигался медленным шагом и он не подгонял его.
— Моя маленькая обольстительная жена полна сюрпризов, — улыбаясь, думал он. — Каждый день я нахожу в ней новые черты, которые все больше покоряют меня. Она смела и дерзка. А как она пленительно приоткрыла свои сладкие губки для поцелуя! И как красивы её крепкие маленькие грудки, которые так волнительно трепетали под моими пальцами. Я не помню, чтобы я это заметил в ту первую ночь.
— Ты вообще плохо помнишь ту ночь. — со злостью подумал граф. — Ты был слишком занят получением наслаждения. Тебя пленила красота её тела и ты хотел им обладать по праву хозяина. Больше ты ничего не замечал, даже её саму.
— Но… — Жоффрей резко остановил коня, прервавшись на мысли. — Но для кого она приоткрывала свои губы? В тот момент она не подозревала обмана. Значит, — Жоффрей почувствовал, как его охватывает ревность, — значит она так же будет приоткрывать свои сладкие губки для … другого?
Он закрыл глаза и попытался успокоиться, что, на удивление, давалось ему с трудом.
— Никому и никогда не удавалось так выводить меня из себя, как этой колдунье из Пуату. Маленькая ведьмочка опоила меня любовным зельем, и я теряю разум в её присутствии. Она играет со мной, как с куклой, дергая за веревочки. Только сегодня она устроила мне скандал с Карменситой и спокойно уехала. А я, как привязанный, бросив гостей, помчался вымаливать у нее прощение, хотя ни в чем не был виноват. Нечего было подслушивать под дверями. — сквозь зубы проговорил граф.
Де Пейрак постепенно успокоился, тронул коня и поехал дальше.
— Я один раз уже совершил ошибку, самую непростительную, неправильно поняв её. — спустя какое-то время подумал он. — Надо все хорошо обдумать и не делать поспешных выводов.
Граф постарался воспроизвести всю сцену в уме: Анжелика подошла к нему, услышав, как он поет; песня её взволновала. Это было видно. Она была так обольстительна — с большими глазами, в которых плескались волны зарождающейся бури. И прижимала руки к груди, которая взволновано вздымалась.
— Какая же у неё чуткая душа, — с нежностью подумал Жоффрей де Пейрак. — Что было дальше? Она подошла, присела на скамью, спросила кто меня прислал и попросила спеть еще. Пока я пел, её глаза покрывались туманом. И она была готова к поцелую. Глупец! Ты не мог выбрать другую песню! Мало ли женщин ты соблазнил подобным образом, а она даже не женщина! Ну, я бы сказал, что чуть-чуть женщина, — поправил он себя, — я разбудил её тело, но не душу и сердце. И какое мне дело до других, они сами были готовы к тому, чтобы их соблазнили. Так что же было дальше? Я пил её губы, сгорая от страсти, хмелея от их тепла, — отрешенно проговорил Жоффрей де Пейрак вслух. — И это было не в песне, это было на самом деле. И она готова была сгореть вместе со мной! Я это чувствовал. Ей хотелось, чтобы я её целовал. А я ласкал пальцами её маленькую пленительную грудь, которая отвечала дрожью на каждое прикосновение к ней.
Граф замолчал, переживая этот момент заново.
— Это было восхитительно… Она была восхитительно чувственна. И мне это доставляло наслаждение. Я мог бы так просидеть с ней всю ночь: просто лаская её и целуя. И чувствуя её тело у своей груди. Не требуя ничего большего. Почему мне не пришло это в голову в первую ночь! Да потому что я её ещё не знал. И она бы не позволила. Да, она бы не позволила, потому что до смерти меня боялась.
Жоффрей скрипнул зубами. Хотел послать коня рысью или даже галопом, но вовремя сдержался. Ему ещё надо было додумать, доразгадывать для себя ситуацию.
— Итак. На чём я остановился? Я был готов просидеть с ней всю ночь, обнимая и целуя. Но почему-то вдруг она испугалась и отодвинулась. И мне даже стало больно от этого. Мне показалось, что меня лишили чего-то такого, что я больше никогда и нигде не смогу найти. Нет, это не было неприязнью, которую она ко мне обычно испытывает. Она с трудом отстранилась от меня, словно не желая этого делать, и все же сделала. А потом… потом посмотрела на мои руки и… — Де Пейрак тоже посмотрел на свои руки, где искрилось кольцо. — Вот тогда она и поняла, кто я.
— Она не изменяла мне, — с облегчением и непоследовательно подумал Жоффрей. — Её тело хотело ласки и любви, и в этом виноват я сам. Но она смогла заставить его замолчать, чтобы не быть соблазненной и не предать своего мужа. — Он весело рассмеялся, поняв комизм ситуации. Анжелика поняла это раньше его. В чем с сарказмом и обвинила: кому бы он стал предъявлять претензии, если бы ему удалось соблазнить свою собственную жену. Даже ей он не смог бы предъявить ничего, потому что измены как таковой не было бы. Внезапно он подумал, что они ссорились и обменивались обвинениями, как обманутые друг другом любовники или… добропорядочные супруги, прожившие в браке много лет, разлученные и встретившиеся после долгого расставания.
— Ай да маленький озорной зеленоглазый эльф, ты опять обвел меня вокруг своего тоненького пальчика, заставив ревновать жену к самому себе. И это не я, а вы, моя маленькая обольстительница, моя обворожительная жена — воплощенное Развлечение и Разнообразие. Я никогда так не смеялся и не веселился, как вместе с вами. И не страдал… И никогда так часто не приходил в ярость и не терял самообладания. Ну что же, моя восхитительная госпожа, моя очаровательная фея. Раз трубадур не смог вас соблазнить, я сам это сделаю с большим удовольствием. Уж на это я имею полное право.
