Старая сказка - Форсайт Кейт (серия книг .TXT) 📗
— Неужели вам не было страшно? — поинтересовался принц.
— О да. Я была в ужасе, — ответила я. — Помимо криков, в Бастилии все время слышен какой-то жуткий, сверхъестественный стон, словно души тех, кто страдал в ее казематах, до сих пор не обрели успокоения. — «Совсем недурно, — подумала я. — Надо записать эту строчку». — Ну и потом там все время слышен шорох и повизгивание крыс.
— Крысы!
— Огромные черные твари, глаза у которых светятся в темноте, подобно вратам, ведущим в ад.
— Ой, какой ужас! — вскричала принцесса Мария-Анна.
— Меня буквально затошнило от страха, но потом я подумала: «Если я не хочу, чтобы они обгладывали мои кости, следует придумать, как прогнать их прочь».
— И что же вы сделали?
— Я приручила их. Я кормила их крошками хлеба, пока они не начали танцевать передо мной на задних лапках.
— Шарлотта-Роза, этого не может быть!
— Почему же? Я даже начала подумывать о том, чтобы выдрессировать одну из них так, чтобы она отнесла записку вам. Но потом я представила, как вы просыпаетесь и обнаруживаете, что на подушке у вас сидит огромная черная крыса…
— Я бы разбудила весь дворец своим визгом!
— И, скорее всего, попытались бы прибить бедную зверушку кочергой, — продолжала я. — А я бы сидела в ледяной каменной клетке и думала: «Вот сейчас придет принцесса и спасет меня», а вместо этого мой посланец лежал бы на полу вашей спальни с разбрызганными мозгами.
— Шарлотта-Роза, перестаньте! Это отвратительно!
— Я более ни к чему не испытываю отвращения. После того, что мне подавали на завтрак, меня уже ничто не может шокировать.
— Неужели еда была настолько плохой? — осведомился принц Людовик Арман.
— Еще хуже. Попробуйте представить себе жидкую кашу, которая буквально кишит червями.
— Ох, Шарлотта-Роза, неужели все было так на самом деле?
— Конечно.
Они дружно застонали и сделали вид, будто их тошнит.
— К счастью, у меня есть друзья, — торжественно провозгласила я. — Да, эти мои крыски притащили мне несколько гнилых яблок и рыбьих хвостиков.
— Вы шутите?
— Ну разумеется, — со смехом отозвалась я. — Неужели вы и впрямь полагаете, что мои друзья оставили бы меня валяться в грязи с червями? Что вы! Каждый день к Бастилии подъезжали по дюжине раззолоченных экипажей, и лакеи, сбиваясь с ног, спешили принести шелковые покрывала, подушки и корзинки с первосортной гусиной печенью и лобстерами. Как вы думаете, почему крысы танцевали передо мной балет? Потому что никогда не видели ничего подобного.
Принцесса Мария-Анна захихикала и метнула на меня полный обожания взгляд.
— Я считаю вас очень храброй женщиной.
— Благодарю вас, мадам. Действительно, моя семья не зря носит фамилию «де ля Форс». — Я сделала выпад, словно рыцарь, мечом поражающий врага, и собравшиеся вновь засмеялись.
Но это была правда. Я перестала бояться. Мне казалось, что я пережила такой ужас, что мир Версаля сейчас представлялся мне ярким, мелким и безопасным, как детский пруд. Войди сейчас в зал маркиз де Несль, я бы не испытала ни малейшего волнения и приветствовала бы его равнодушным кивком. Я даже ощутила некоторое сожаление оттого, что оба мы так бездарно распорядились шансом обрести любовь. Не купи я тот мешочек с заклинаниями, а он — возбуждающие духи, кто знает, быть может, все повернулось бы по-другому.
«Его семья все равно не позволила бы тебе выйти за него замуж, — напомнила я себе. — Учитывая, что богатого приданого у тебя нет».
Подняв голову, я заметила, что дофин стоит совсем рядом. Взгляд его темных глаз встретился с моим. Уголки губ юноши дрогнули в улыбке. Я улыбнулась в ответ, сознавая, что при дворе у меня действительно есть друзья. Супруга дофина улыбнулась тоже, хотя и с некоторой робостью. Многие дамы при дворе сочли бы ее простушкой. Я же решила, что у нее милое личико, полное света.
Я услышала за спиной дружный вздох и обернулась, успев увидеть, как пошатнулась Анжелика. Ей даже пришлось выставить руку и опереться о стену, чтобы не упасть. Я с ужасом заметила красное пятно у нее на платье.
— Кажется, я больше не могу танцевать, — пробормотала она.
— Вот как? — ответил король. — Вам все еще нездоровится. Пожалуй, вам лучше покинуть двор, пока вы не выздоровеете окончательно. Мадам де Ментенон, не согласитесь ли вы потанцевать со мной?
— С удовольствием, Ваше Величество, — ответила Франсуаза и шагнула вперед, принимая его руку.
Она выглядела элегантно и уверенно в простом черном платье, униформе фрейлины, прислуживающей принцессе. Франсуаза наконец-таки оставила место гувернантки королевских бастардов, поскольку они уже выросли и более не нуждались в ней. Она незамедлительно была назначена правительницей гардеробной новой дофины, став, таким образом, второй по значимости женщиной при дворе. Для особы, родившейся в тюрьме, выданной замуж за обнищавшего поэта и подвизавшейся гувернанткой при незаконнорожденных детях, взлет был фантастическим. Настолько фантастическим, что все были уверены в том, что Франсуаза стала новой любовницей короля или имеет над ним власть, природу которой никто не мог понять.
Я поспешила к Анжелике.
— Вам следует лечь в постель. — Я набросила ей на плечи свою шаль, чтобы скрыть уродливое алое пятно, расползавшееся сзади по ее платью. — На сегодня довольно танцев.
— Она прочла мне проповедь. — Анжелика не сводила глаз с улыбающейся Франсуазы, танцующей в объятиях короля. — Она сказала мне, что я подвергаю опасности свою душу, оставаясь рядом с королем. А я ответила ей: «А вы полагаете, что отказаться от страсти так же легко, как сбросить ночную сорочку?» Но, похоже, для него это ничуть не труднее, вы не находите? На самом деле, он никогда не заботился обо мне.
— Позвольте мне уложить вас в постель, — с несчастным видом взмолилась я.
Послушно, как маленькая девочка, она последовала за мной по коридору и позволила уложить себя в постель. Я принесла горячий кирпич, завернутый во фланель, и несколько старых тряпок, чтобы остановить кровотечение. Врача я вызывать не стала.
В апреле король пожаловал Анжелике титул герцогини де Фонтанж и назначил ей богатый пенсион. Наконец-то она получила право сидеть в присутствии королевы. Но удовольствия от этого жеста она не получила. Она принимала поздравления придворных, лежа в постели и поправляя здоровье в монастыре своей сестры. Она сопротивлялась болезни достаточно долго, чтобы еще раз появиться при дворе в мае, но это был ее последний визит. Она медленно угасала. Летом следующего года Анжелика умерла. Ей было всего девятнадцать.
При дворе многие полагали, что ее отравила Атенаис. Маркиза держала голову высоко поднятой и еще пыталась влиять на государственные дела, но король более не навещал ее, равно как и не позволял ей остаться с ним наедине. Двором фактически правила Франсуаза.
Я лично не верю в том, что Атенаис отравила бедную Анжелику. Во всяком случае, очень надеюсь на это. Единственное, что я могу утверждать с полной уверенностью — Атенаис стала бояться темноты. По ночам она зажигала свечи, а если ветер задувал их, то пронзительно кричала до тех пор, пока кто-нибудь не приходил с лучиной и не зажигал их снова.
Отмена эдикта
Аббатство Жерси-ан-Брие, Франция — апрель 1697 года
Слова. Я всегда любила их. Я собирала их, словно ребенок — разноцветные камушки. Мне нравилось катать слова на языке, подобно кусочкам медовых сот, наслаждаясь их сладостью, треском и хрустом. Небесно-голубые, лазоревые, синие. Дымчатые, хмурые, тайные. Сладострастные, чувственные, эротичные. Поцелуй, рисуй, танцуй.
Звучание некоторых слов таило в себе опасность. Язычник. Тигр.
Другие излучали сияние. Хрусталь. Глиссе.
Третьи меняли свое значение по мере того, как я взрослела. Восхитительный. Болезненно-жгучий.
Имя «Шарль» всегда представлялось мне самым обычным и простецким, как деревенская утка. Как же я ошибалась! Оно стало для меня чарующим и свистящим, как шампанское; шедевр и тишина, шорох, шипение и вспышка. Когда он наклонял свою темноволосую голову, чтобы поцеловать меня в шею, я шептала его имя: «Шарль». Когда он гладил меня по бедру, я тихонько вздыхала: «Шарль, Шарль». Когда он касался кончиком языка самых потаенных и сокровенных местечек, я всхлипывала от наслаждения: «Шарль, Шарль, Шарль». А теперь оно несет в себе трепет грусти, стон потери и боль одиночества. «Шарль, любовь моя, где ты?» — спрашивала я.
