Старая сказка - Форсайт Кейт (серия книг .TXT) 📗
А ведь мы были женаты, знаете ли.
Не просто держались за руки и давали обет хранить друг другу верность, хотя и это тоже имело место. Нет, нас обвенчал священник в церкви, и пламя свечей озаряло наши лица, когда мы клялись поддерживать и любить друг друга и в горе, и в радости, пока смерть не разлучит нас. На венчании в качестве свидетеля присутствовала моя сестра, утиравшая платочком слезы радости. Нанетта хлюпала носом рядом с нею, маленькая дочка Мари — моя племянница, которую я до того ни разу не видела — держала в ручонках букет цветов и рассматривала меня блестящими от любопытства темными глазенками.
Тогда мы действительно полагали, что перехитрили всех.
— Можно добиться чего угодно, — сказала я ему, — нужно только очень сильно захотеть и набраться смелости.
Шарль был моей единственной любовью, той самой, которую я ждала и о которой мечтала всю жизнь. Ах, если бы только я не спешила жить! Если бы я проявила терпение. Если бы я вела себя, как благочестивая, порядочная, респектабельная девица, какой меня хотели видеть окружающие, может быть, тогда бы нас оставили в покое. Если бы от меня исходил аромат роз, а не запашок скандалов, колдовства и секса, то сейчас, быть может, я уже была бы пожилой замужней матроной, вокруг которой бегала бы целая орда маленьких Шарлей и Шарлотт-Роз, а не одинокой женщиной средних лет, заточенной в ветхом монастыре посреди Богом забытой глухомани.
Вот только влюбился бы в меня Шарль, если бы я была набожной и респектабельной? И были бы у нас те безумные месяцы танцев в Марли, [175] охота в лесах Фонтенбло и тайные встречи в садах Версаля, где мы занимались любовью? Были бы у нас те несколько дней, когда сам король величал меня «мадам де Бриу», и мне казалось, что наконец-то я нашла тот маленький уголок мира, который могу назвать своим собственным?
Но я ни о чем не жалею. Если бы я не видела смерть и не намерена была ухватить жизнь обеими руками, если бы не пыталась стать творцом собственной судьбы, если бы не научилась брать и отдавать, если бы не стремилась любить со всей страстью своей души, то разве полюбил бы меня Шарль?
Не думаю.
Версаль, Франция — октябрь 1685 года
— Что будем делать сегодня, Шарль? — поинтересовалась я, присоединяясь к своему возлюбленному во дворе Пале-Рояль. — Денек-то какой чудесный!
— Я вижу, ты намерена прокатиться верхом, — коротко улыбнувшись, ответил он, кивая на мой темно-зеленый костюм для верховой езды.
— Предлагаю устроить пикник, — сказала я. — Лес осенью особенно красив, а совсем скоро сидеть на земле будет уже холодно… или лежать, если на то пошло. — Шарль не отреагировал на мою лукавую улыбку, и я нахмурилась. — Что-то случилось?
— Давай и в самом деле поедем в лес. Там нам никто не помешает.
— Очень хорошо, — согласилась я, обескураженная его видом. Шарль показался мне сдержанным и отстраненным. — Обожаю галоп!
Вскоре мы уже мчались по мягкой зеленой траве под толстыми искривленными ветвями древних дубов и буков. Из-под копыт лошадей взлетали оранжевые и багряные листья, а те, что еще оставались на деревьях, образовали разноцветный навес над головой. По стволу дерева наверх взлетела белка, похожая на стремительный сгусток огня.
— Какая прелесть! — воскликнула я. — Как же мне нравится бывать в лесу! Мне бы хотелось скакать и скакать с тобой без конца.
Шарль улыбнулся, но это была совсем не его обычная, беззаботная улыбка. Он вдруг показался мне бледным и напряженным. Я натянула поводья, останавливая лошадь.
— Шарль, что случилось? Ведь я же чувствую: что-то произошло.
Он спешился, закинул поводья на сухую ветку поваленного дерева и протянул мне руки, помогая слезть на землю Я разогнула колено, сняла его с луки седла и соскользнула к нему на грудь. На мгновение он прижал меня к себе, а потом шагнул назад, жестом приглашая присесть рядом с ним на бревно.
Я отказалась.
— В чем дело? Кто-то умер?
— Ma cherie, я должен сообщить тебе кое-что. Король… король подписал закон об отмене Нантского эдикта.
Земля ушла у меня из-под ног.
— Что?
— Ты слышала меня. Теперь быть протестантом незаконно. Все гугеноты должны обратиться в католическую веру или же подвергнуться риску быть сожженными на костре. Все протестантские церкви будут снесены. Все протестантские школы будут закрыты. Библии и псалтыри будут сожжены.
— Это какая-то шутка.
— Мне очень жаль, ma cherie. Я примчался к тебе, как только узнал обо всем.
— Он не мог так поступить! — Ноги у меня подогнулись, и я выставила руку, ища опору, пытаясь не упасть.
Шарль схватил меня за руку и привлек к себе, чтобы я могла на него опереться.
— Дело сделано. Закон подписан сегодня утром.
— Но во Франции сотни и тысячи гугенотов! Они же ринутся за границу. Они иммигрируют в Нидерланды, или Германию, или еще куда-нибудь. Из страны уедет добрая половина мастеровых и купцов! Он что, не понимает, что делает?
— Отныне гугенотам запрещено покидать место своего постоянного жительства, равно как и выезжать за пределы Франции. Любого, кто будет пойман на этом, отправят на каторгу или посадят в тюрьму, а имущество его конфискуют. Того, кто рискнет помогать им бежать, тоже ждет каторга.
— Он не может этого сделать!
— Может. И уже сделал.
— Но Шарль… что же нам делать?
Он помолчал.
— Я не могу предлагать что-либо остальным членам твоей семьи, но для тебя у меня есть решение, которое, я надеюсь, тебе понравится.
Я почти не слушала его. В висках у меня шумела кровь. Меня охватил страх, когда я стала вспоминать услышанные в детстве рассказы: детей гугенотов насаживают на вертела и поджаривают на кострах; женщин-гугеноток насилуют и убивают солдаты; церкви гугенотов сжигают вместе со всеми запертыми внутри прихожанами; гугенотов пытают и отдают в рабство…
— Ты могла бы выйти за меня замуж, — сказал Шарль.
— Что?
— Ты могла бы выйти за меня замуж. Ты ведь согласна, Шарлотта-Роза? Я люблю тебя и хочу сделать так, чтобы ты была в безопасности.
— Но мы не можем пожениться, — ошеломленно пробормотала я. — Браки между протестантами и католиками запрещены законом. И наших детей объявят незаконнорожденными.
— Тебе придется отречься от своей веры, — сказал Шарль.
Несколько мгновений я даже не могла сообразить, что он имеет в виду. Мне казалось, будто моя голова набита шерстью, руки и ноги налились тяжестью и похолодели, словно зажив собственной жизнью помимо остального тела. Наконец до меня дошел смысл его слов, и я ощутила, как меня охватывает гнев.
— Нет! Неужели ты не понимаешь? Моя мать… моя семья… — Этими несколькими слова я пыталась сказать ему все.
Шарль быстро заговори:
— Они не посмеют тронуть тебя, если ты станешь моей женой. Я же смогу обеспечить тебе безопасность. Король будет доволен тобой. Он сделает так, чтобы тебе не слишком докучали. Он даже назначит тебе какую-нибудь компенсацию.
— Я не могу. Не могу, — вырвав у него свою руку, я побежала туда, где паслась моя лошадь. Каким-то образом я сумела подняться в седло, задрав юбку выше колен. Развернув кобылу, я с места пустила ее в галоп.
— Шарлотта-Роза! — крикнул мне вслед Шарль.
Но я не остановилась. Теперь разноцветье осенних красок казалось мне погребальным костром, на котором сжигают еретиков, геенной огненной.
Наконец спустя долгое время я натянула поводья и остановила свою взмыленную лошадку. Я потеряла шляпу, и волосы спутанными прядями упали мне на лицо, а кожу исцарапали ветки и сучья. Я тяжело дышала. Меня душили слезы.
Что же мне делать? Я не хотела умирать в пламени костра. Не хотела я и бежать, прятаться в пустой бочке из-под пива или на телеге с соломой, чтобы меня проткнул вилами какой-нибудь чрезмерно рьяный солдат или вытащил за волосы из моего укрытия. И куда я поеду? На что я буду жить?
175
Дворцово-парковый комплекс в окрестностях Парижа, построенный в 1679–1684 гг. по заказу Людовика XIV как приватная, камерная альтернатива Версалю. В Марли допускали лишь самых близких к королю придворных; быть приглашенным сюда считалось большой честью.