Еще одна из рода Болейн (Другая Болейн) - Грегори Филиппа (книги серии онлайн .TXT) 📗

Я отнесла мужу письмо с тяжелой печатью Болейнов. Он во дворе, доит корову, прижавшись к ее теплому боку. Молоко так и прыскает струйками в подойник.

— Хорошие новости? — поглядел на мое раскрасневшееся лицо.

— Мне разрешили вернуться. Анна снова в положении, я ей там нужна.

— А дети?

— Смогу побыть с ними летом, если она отпустит.

— Благодарение Богу, — вот и все, что он сказал, повернулся обратно к корове, на мгновенье закрыл глаза.

Я и не знала, как он за нас переживает — за меня и за моих детей.

— А как насчет твоего муженька? — минуту спустя спросил он.

Я покачала головой:

— Нет, тебя не простили. Но мне кажется, можешь просто поехать со мной.

— Жалко надолго оставлять ферму.

— Становишься деревенщиной, муженек?

— Смеешься надо мной? — Он поднялся с низкой табуретки, похлопал корову по крупу. Я открыла ворота хлева, животное лениво вышло в поле, весенняя травка уже вовсю пробивалась — густая и зеленая. — Я поеду с тобой, что бы они там ни говорили, а когда придет лето, вернемся сюда.

— После Гевера, — уточнила я.

Он улыбнулся, теплая ладонь накрыла мою, лежащую на изгороди.

— Конечно, после Гевера. А когда ей рожать?

— Осенью. Но пока никто не знает.

— Молись, чтобы ей доносить на этот раз. — Он помедлил, затем окунул половник в теплое молоко. — Попробуй.

Я послушно взяла половник, отпила глоток пенистого парного молока.

— Хорошо?

— Да.

— Отнести в маслобойню?

— Да. Давай я отнесу.

— Не хочу, чтобы ты уставала.

— Да не устану я. — Мне приятна такая забота.

— Я сам отнесу, — нежно ответил он.

В маслобойне наша дочурка Анна — пусть тетушка будет довольна, малышку назвали в ее честь, спала на скамье, туго завернутая в пеленки.

За мной послали королевскую барку — доставить в Хэмптон-Корт. Уильям, младенец, кормилица и я, важные, в придворных одеждах, поднялись на борт в Ли. Лошади прибудут позднее. Торжественность мгновения слегка подпортил мой муж, который до последней минуты громко давал наставления мужу Меган, остающемуся на хозяйстве.

— Уверена, он не забудет про стрижку овец, — терпеливо проговорила я, когда Уильям прекратил наконец свешиваться через перила и орать во всю глотку, как последний матрос. — Уж он наверняка заметит, когда шерсть слишком отрастет.

— Прости, — хмыкнул муж. — Опозорил тебя навек?

— Ну, поскольку ты теперь родственник самому королю, придется тебе поучиться хорошим манерам, а то ведешь себя как пьяный фермер в базарный день.

— Нижайше прошу прощения, леди Стаффорд. — Ни малейшего раскаяния в голосе. — Клянусь, доберемся до Хэмптон-Корта — буду вести себя идеально. Где прикажете мне спать, например? Думаете, чердак с сеном над конюшнями подойдет моей скромной особе?

— Сдается мне, лучше снять небольшой дом в городке. Тогда я смогу приходить каждый день и проводить там время.

— Лучше бы ты приходила туда каждую ночь, — сказал муж, особенно выделив последнее слово. — А не то придется отправиться во дворец и вытащить тебя оттуда. Ты моя жена, законная жена. Так и веди себя подобающим образом.

Я отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Бесполезно объяснять моему прямодушному муженьку, что в моем первом — придворном — браке я нечасто спала в мужниной постели и никто тому не удивлялся.

— Какая разница, дорогая, — он как будто угадал мои мысли, — что ты делала в первом браке. Теперь ты замужем за мной, а мне нужно, чтобы моя жена была в моей постели.

Я громко рассмеялась, прижалась к нему.

— По мне, только там бы и оставалась, — пришлось признаться. — Где еще мне так хорошо?

Королевская барка быстро, словно лошадь, скачущая галопом, скользит вверх по течению, гребцы ритмично, в такт барабанному бою, ударяют веслами о воду. Мы проплываем знакомые места, высокую белую башню, раскрытые как большая черная пасть ворота на реке у лондонского Тауэра. Густая тень моста — преддверье нескончаемых величественных дворцов и садов по берегам, шум, гам и сутолока главного речного пути большого города. Лодчонки, паромы, рыбачьи суденышки то и дело пересекают реку, тяжеловесный конный паром в Ламбете медлит, уступая нам дорогу. Уильям показывает мне серых речных цапель с неуклюжими гнездами на деревьях у самого берега. Над водой темной молнией проносится баклан, стремительно ныряет за добычей.

Многие провожают глазами несущуюся по воде королевскую барку, но улыбок что-то не видно. Я вспоминаю, как каталась по реке с королевой Екатериной, как мужчины сдергивали шапки, женщины приседали, дети посылали воздушные поцелуи. Им всем тогда казалось — король мудр и силен, королева — прекрасна и добра, все будет хорошо. Но Анна и болейновское честолюбие разбили единство страны, обнажили зияющую пустоту. Теперь подданные знают — король такой же, как и все, не лучше мэра маленького, ничтожного городка, которому только и нужно, что украшать свое гнездышко, а королева, его жена, — женщина, полная страстей, желаний, честолюбия, жадности.

Может, Анна и Генрих считали — народ их простит. Нет, они ошиблись, народ никогда не прощает. Пусть Екатерина томится в заключении в холодных болотах Хантингдоншира, но о ней не забыли. Время идет, а крещения нового наследника престола не предвидится — значит, ее ссылке нет никакого оправдания.

Я положила голову на такое надежное плечо мужа, задремала. Проснулась от плача нашей малютки, посмотрела — кормилица прижимает девочку к груди, сейчас будет кормить. Мои собственные, туго перетянутые груди заныли. Уильям обнял меня еще сильнее, поцеловал в макушку.

— О ней хорошо заботятся. — Какой же у него ласковый голос. — Никто ее у тебя не отнимает.

Я кивнула. Я могу приказать, чтобы ее принесли ко мне — днем и ночью. Она мое дитя — совсем не так, как те, другие. Не стоит объяснять мужу, как заныло мое сердце о тех двух, потерянных, когда я впервые взглянула в ее голубенькие глазки. Она не заменит их, один ее вид напоминает, что у меня трое детей. Этот тепленький сверточек в моих объятьях, а те двое где-то там, в холодном мире. И я даже не знаю, где мой сыночек преклоняет голову на ночь.

До пристани у Хэмптон-Корта мы добрались уже в сумерках, прошли огромные чугунные ворота. Барабанщик сильнее забил в барабан, мы увидели, на пристани все готово, можно пристать. Пропели фанфары — в честь королевского штандарта, и мы сошли с барки. Теперь мы — я и Уильям — снова при дворе.

Собственно говоря, Уильям, младенец и кормилица отправились по боковой дорожке в городок, предоставив мне идти во дворец одной. Перед расставанием муж легонько сжал мне руку.

— Не бойся, — сказал с улыбкой. — Помни, это она в тебе нуждается. Смотри не продавайся задешево.

Я кивнула, запахнула плащ, и вот я уже шагаю ко дворцу.

Меня проводили, будто я тут в первый раз, в опочивальню королевы. Стража открыла дверь, неловкое молчание, взрыв женских голосов, все приветствуют меня. Каждая норовит обнять, дотронуться до плеча, шеи, рукава плаща, капюшона, сказать, что я хорошо выгляжу, материнство мне к лицу, деревенский воздух мне к лицу, а они так счастливы снова меня видеть. Каждая — мой лучший друг, близкая родня, спрашивают, где я хочу спать, любая готова разделить со мной спальню. Они так счастливы видеть меня снова, что остается только гадать — как они так долго без меня прожили, ни одна ни словечка не написала, ни одна за меня перед сестрой не вступилась.

Я и впрямь замужем за Уильямом Стаффордом? У него и впрямь поместье и ферма? Только одно поместье? Только одно? Большое хотя бы? Нет? Вот странно-то! А как дитя? Девочка или мальчик? Как ее зовут? А где теперь муж и младенец? При дворе? Нет? Как интересно!

Я как могла отмахивалась от вопросов, пытаясь отыскать Георга. Его нет, король недавно отправился на прогулку с горсткой фаворитов — тех, кто умеет держаться в седле и после тяжелой попойки. Они еще не вернулись. Дамы уже переоделись к обеду и ждут мужчин. Анна у себя, одна.